Пантелеймон Кулиш - ОТПАДЕНИЕ МАЛОРОССИИ ОТ ПОЛЬШИ (ТОМ 1 ) Страница 52

1632 году, когда скончался Сигизмунд III.

Прежде всего сочиняет он козакам петицию, в которой, наперекор фактам,

говорится, будто бы козаки уже более тридцати дет каждый сейм молят и слезно просят

об успокоении их древней греческой церкви; потом собирает в свою пользу голоса

православных панов, заручается ходатайством протестантов Радивилов и католиков

Замойских, получает от новоизбранного короля привилегию на киевскую митрополию,

принимает посвящение в митрополита в Львове от ничтожного архиерея, Иеремии

Тисаровского, торжественно, в преднесении митрополичьего креста, возвращается в

Киев и применяет польское можновладство к соглашению несогласнмой паствы своей.

В киевском обществе повторяется процесс образования панской республики. Мы

уж и прежде, в качестве правосдаввиковъ»

.

188

то группировались вокруг Острожских и Радивилов, то замыкались в пределах

городских общин и цехов, и между тем давление иноверной политики на нашу

религиозную совесть было таково, что, достигши теперь, в лице Петра Могилы,

церковного самосуда и самоуправления, мы очутились в более странном положении,

чем в каком были под властью доуниятских наших архиереев, ознаменовавших себя в

истории святокупством и распущенностию жизни.

Потеря наших церковных имуществ, бессилие наших петиций на государственном

сейме, наша нищета, наше невежество и политическое разномыслие—заставляли и

самых смелых из нас, каковы были составители „Советования о Благочестии", впадать

в уныние и безнадежность. Вдруг среди нас появляется человек, обещающий нам

возвращение потерянного, приобретение религиозной равноправности, обилие

необходимых для просвещения средств и единение умов под авторитетом знатного

происхождения, широкого родства с патентами Речи Посполитой, уменья властвовать и

высокой по тогдашнему научной образованности. Наши церковные борцы, уповавшие

то на козацкую подмогу, то на высокую руку московского царя, видя, что козацкая

подмога оказывается разбоем и грабежем, роняющим достоинство православия, а

царская высокая рука не решается простереться над ними, по недостатку в

малорусском обществе соединения и крепкого стоянья, пошли толпой под щит

можновладника митрополита, и оставили убогого подвижника Копинского в

положении, напоминающем неопределенность, двусмыслие и риск непризнаваемых

правительством гетманов Запорожского Войска. Одни из наших попов и монахов

заняли под щитом узаконенного митрополита позиции реестровиков, усердствовавших

коронному гетману; другие окружали митрополита самовольного в виде каких-то

выписчиков, противившихся предержащей власти.

Могила и в звании печерского архимандрита умел теснить Ко' пинского своими

Кезаревичами. Облекшись теперь во всеоружие церковного верховенства, он пустил в

ход правило древнего Рима „разделяй и властвуй", вместе с правилом Рима нового —

„цель оправдывает средства". Основателя Братского монастыря, странноприимного

дома при пем для пристановища гонимому духовенству и вместе гре^ кославянского

училища для образования борцов за православие—теснил в виду священства и

монашества тот, кто воспользовался готовым фундаментом для возведения на нем

полуиезуитского коллегиума, тот, кто и самой митрополии с печерскою архимандрией

достиг по дороге, проторенной Копинскими, Борецкими, Никифорами

184

.

Турами, Плетенецкими. Предвосхитив у Копинекого старейшинство в православной

церкви. Могила исключил даже имя его из печатного списка киевских митрополитов, а

созданное им из ничего училище переименовал в коллегиум своего имени.

Оскорбленный до глубины души изменчивостью собратий, удручаемый нуждой и

старостью Копинский все-таки продолжал писаться киевским митрополитом и

проводил скитальческую жизнь, ища людей, способных чувствовать по православному,

как он. Но Могила и тут преследовал его своими Кезаревичами, вписывавшими в

гродские книги протестаций о его самозванном будто бы игуменстве в Михайловском

монастыре.

Даже московский царь перестал для Копинского быть предметом упования. Могила

протеснился между ним и Копинским так, как прежде между Копинским и Борецким.

Посылая царю в подарок цуги лошадей и предлагая свои услуги для просвещения

народа по принятому от него молдавским господарем способу, Могила затер при

московском дворе память о том архиерее, который первый из Малоруссов высказал

великую мысль о воссоединении Русского мира.

Еслибы польскорусская республика одолела и переработала свои разбойные

элементы (аристократический и демократический) так, как это сделало у себя

Московское Царство,—она бы вечно помнила услуги, оказанные ей приемышем её

Петром Могилою. Хотя киевские волнения, свидетели глухой борьбы с ним

приверженцев Копинского, и заставили его принять на себя образ древнего русского

благочестия во всем, чтб видит и смекает малообразованное общество, но он до такой

степени повернул церковную иерархию вспять от Москвы к Польше, что преемник,

Сильвестр Коссов, и после формального присоединения Малороссии к Московскому

Царству уклонялся от присяги на подданство московскому царю.

Заслуги Петра Могилы по народному просвещению, в смысле доставления учебных

средств, и по малорусскому православию, в качестве завоевателя похищенных

униятами церковных имуществ, преувеличиваются у нас, как и многое в излюбленных

личностях. Молдавский госнодарич хлопотал вовсе не о пробуждении русского

самосознания, не о том, что проповедывал Иоанн Виптенский. Могилинская

литература била водою на латинопольские колеса. Могилинское просвещение било

наиввьш, если не умышленным продолжением иезуитской работы над выделкой

„добрых католиковъ" из закоренелых в своей малограмотности схизматиков. Вся жизнь

Петра

ОТПАДЕНИЕ МАЛОРОССИИ ОТ ИИОЛЫПИ.

185

Могилы и вся его политическая деятельность была таким же притупляющим

русское сознание явлением, как и жизнь князя Василия со множеством других жизней,

выделанных иезуитами в православной среде по образу своему и по подобию.

Не Острожские и не Могилы привели великий Русский мир к единству действий

путем православия, а именно те люди, которые незримо для польских политиков

противодействовали острожанам и могилинцам. Нищий митрополит Исаия Ковинский

не напрасно скитался из монастыря в монастырь, из дома в дом, из города в город. Как

ни громки были слова и дела, которыми митрополит богач и магнат, со

многочисленною кликою своих панегиристов, заглушал его негодующий голос, но

вопли великого подвижникааскета дошли даже и до нас, пробившись сквозь лукавые

рукописи современников и забитые буквою головы потомков.

Вытесненный из украинской обители Иова Борецкого, Копинский дважды проникал

в столицу к правосудному, но бессильному „королю королей*, к беспомощному отцу

польскорусских „королятъ*, Владиславу IV. Владислав не сомневался в справедливости

жалоб Копинского и поставил можновладнику митрополиту на вид, что он, в течение

нескольких лет, „наступал гвалтом на жизнь и имущество севёрского архиепископа,

игумена Святого Михаила Золотоверхого Киевского; что он пограбил его имущество,

документы, серебро, церковные и его собственные аппараты; что и самого его

(Копинского) он бил, окровавливал, держал в темнице, присваивая себе его доходы*.

Не мог и, конечно, не желал Владислав восстановить Копинского в достоинстве

киевского митрополита, но повелел возвратить ему Михайловский монастырь со всеми

принадлежащими к нему имуществами и назначил по этому делу особую коммиссию

из воевод, духовных лиц, судей, коморников. Однакож монастырь возвращен ему не

был, и Копинского прогнали даже из Мгарской обители. Она была передана в

распоряжение Могиле племянником его, по двоюродной сестре, Иеремиею

Вишневецким, который тогда объявил себя католиком.

В глазах отвергшихся православия, или готовых отвергнуться его при

обстоятельствах благоприятных, Могила был прав, даже захватывая монастыри у

подвижника, истратившего жизнь на их устройство, а Копинский и в своих жалобах на

грабеж, побои, заключение в темницу был беспокойным кляузником, полупомешанным

аскетом, отсталым противником просвещения, заимствован-

24

186

.

ного из „лучшего его источника". Но таких неугомонных жалобщиков, таких