Владимир Хрусталев - Загадка убийства Распутина. Записки князя Юсупова Страница 55

Не знаю, в качестве какого чина, но почти всегда находился в Ставке Кирилл Владимирович, а в ноябре 1916 г. появился и Павел Александрович. Великий князь Михаил Александрович все время находился на фронте.

В марте 1916 г. Свита увеличилась еще одним членом, генералом Н.И. Ивановым, назначенным состоять при особе Государя.

С прибытием в Ставку наследника при нем все время находились: воспитатель – тайный советник П.В. Петров, француз Жильяр, англичанин мистер Гиббс, матрос Деревенько и очень часто – доктор Деревенько (правильно: Деревенко – В.Х.)». ( Шавельский Г.И. Воспоминания последнего протопресвитера русской армии и флота. Т. 1. М., 1996. С. 328–330)

Получая самые последние сведения, иногда тайные и чрезвычайной важности, императрица посылала за Распутиным и советовалась с ним, а если принять во внимание, кем он был окружен, то станет не удивительным, что при таких условиях в Германии заблаговременно знали почти о каждом нашем наступлении, а также обо всех планах и переменах военного и политического характера.

Германия принимала должные меры, чтобы обеспечить свои победы, а нам готовила гибель.

Я решил, не придавая особого значения всем волнующим слухам, прежде всего фактически убедиться в предательской роли Распутина и получить неопровержимые данные об его измене.

Обстоятельства для этого складывались как нельзя лучше. Семья Г. жила в то время на Мойке, рядом с дворцом великого князя Александра Михайловича [236] , где я временно помещался ввиду ремонта в нашем доме.

Как я уже говорил выше, меня с младшей дочерью этой семьи связывали давнишние дружеские отношения. Она часто приглашала меня к себе, но я бывал у нее редко, не желая окунаться в атмосферу распутинского кружка и тем более связывать свое имя с друзьями «старца», постоянно собиравшимися в доме ее матери.

Теперь, ввиду моего намерения разобраться до конца в личности Распутина и в его действиях, ближе познакомившись с ним самим, я решил воспользоваться приглашениями М. Г.

Между прочим, мне было интересно побеседовать и с самой М. Г. о происходящих в России событиях. Зная ее слепое поклонение Распутину, я, конечно, никак не мог считаться с ее взглядами, но я знал, что ее мнение является точным отражением того, что думают в Царском Селе.

Однажды, сговорившись предварительно с М. Г. по телефону, я отправился к ней. От М. Г. я узнал, что Распутин постоянно спрашивает обо мне.

– Он очень хочет вас видеть, – сказала она, – и будет у меня на днях; я вам сообщу когда.

Из разговора с нею я убедился, что Распутин по-прежнему пользуется неограниченным доверием как императрицы, так и Государя и продолжает играть роль их ближайшего советника в политических и семейных делах. М. Г. опять воспевала ему хвалы и с умилением говорила о том, что «старец» смиренно переносит «клевету», «гонение» и что, претерпевая незаслуженные страдания, он искупает этим наши грехи.

Слушая ее восторженные слова, я решил коснуться похождений Распутина.

– Ну, а как же, по-вашему, такой праведный человек может совмещать свою святость с пьянством и кутежами?

М. Г. возмутилась моим вопросом. Она вся покраснела и с жаром стала мне возражать:

– Неужели вы не знаете, что все такие рассказы – сплошная ложь, черная клевета на него? Он окружен завистью и злобой. Это злые люди выдумывают разные обвинения, нарочно подтасовывают факты, чтобы его, неповинного, очернить в глазах Государя и Государыни… Как это все ужасно!

– Но ведь существуют доказательства в виде фотографий и проверенных свидетельских показаний, – ответил я, – которые не оставляют никаких сомнений в том, что Распутин далеко не такой святой человек, как вы о нем рассказываете. Какой смысл, например, хотя бы цыганам говорить о том, что он к ним приезжает, пьянствует и танцует с ними? Его многие там встречали. А в ресторане «Вилла Родэ», где он всего чаще бывает, есть даже отдельный кабинет, носящий его имя… Как же вы это все объясняете?

– Вот, вот, вы так же говорите, как все, вы верите этому! – с возмущением воскликнула М. Г. – Поймите, что если даже он это и делает, то с особой целью: он хочет нравственно себя закалять, путем воздержания от окружающих соблазнов.

– Ну, а министров Распутин назначает и смещает тоже для своего нравственного совершенствования? – спросил я.

Вице-директор департамента полиции, а затем заместитель министра внутренних дел С.П. Белецкий (1873–1918) писал: «Наблюдая за Распутиным с 1912 года, я лично пришел к следующим выводам: Распутин обладал недюжинным природным умом, практически смотрел на жизнь сибирского крестьянина, который помог ему наметить свой жизненный идеал. Сильно чувствуя в себе с юных лет человека с большим уклоном к болезненным порой наклонностям своей натуры, Распутин ясно отдавал себе отчет в том, что узкая сфера монастырской жизни в случае поступления его в монастырь вскорости выбросила бы его из своей среды, и поэтому решил пойти в сторону, наиболее его удовлетворяющую, – в тот мир видимых святош, странников, которых он изучил с ранних лет в совершенстве. Опустившись в этой среде в сознательную пору своей жизни, Распутин, игнорируя насмешки и осуждения односельчан, явился уже как “Гришка-провидец”, ярким и страстным представителем этого типа, в настоящем народном стиле, будучи разом невежественным и красноречивым, лицемером и фанатиком, святым и грешником, аскетом и бабником и в каждую минуту актером, возбуждая в себе любопытство и в то же время приобретая несомненное влияние и громадный успех, выработанный в себе ту пытливость и тонкую психологию, которые граничат почти с прозорливостью». ( Белецкий С.П. Григорий Распутин. Пг., 1923)

Из донесений полицейской охранки о наблюдении за Распутиным за 14 декабря 1915 г.: «Около двух часов ночи Распутин вышел из дома № 11 по Фурштадской улице от Свечиной, вместе с Ясинской, и на моторе отправился в ресторан “Вилла Родэ”, куда за поздним временем их не пустили. Тогда Распутин стал бить в двери и рвать звонки, а стоящему на посту городовому дал пять рублей, чтобы не мешал ему буянить. Отсюда Распутин вместе со своей спутницей поехали в цыганский хор Массальского, где пробыли до 10 часов утра, а потом сильно подвыпившие поехали на квартиру к Ясинской, где Распутин пробыл до 12 часов ночи, и отсюда вернулся домой. На ночь ездил в Царское Село». (Распутин в освещении охранки. – «Красный архив». 1924. Т. 5)

Купец Арон Симанович, одно время выдававший себя за секретаря Григория Распутина, писал в скандальных воспоминаниях: «Каким представляют себе Распутина современники? Как пьяного, грязного мужика, который проник в Царскую семью, назначал и увольнял министров, епископов и генералов и целое десятилетие был героем петербургской скандальной хроники? К тому же еще дикие оргии в “Вилла Родэ”, похотливые танцы среди аристократических поклонниц, высокопоставленных приспешников и пьяных цыган, а одновременно непонятная власть над царем и его семьей, гипнотическая сила и вера в свое особое назначение. Это все было. Только немногим было суждено познакомиться с другим Распутиным и увидеть за всем известной маской всесильного мужика и чудотворца его более глубокие душевные качества. За грубой маской мужика скрывался сильный дух, напряженно задумывающийся над государственными проблемами». ( Симанович А. Воспоминания. Рига, 1924)

Мне было тяжело видеть фанатическую веру несчастной девушки в чистоту и непогрешимость грязного проходимца. Она не воспринимала моих доводов о развращенности Распутина. Каждое мое слово разбивалось, как о скалу, о ее порабощенное сознание. Я понял, что она уже не может мыслить самостоятельно, не смеет ни на минуту критически отнестись к своему кумиру. Тогда я попытался с другой точки зрения осветить ей вред, который Распутин приносит Царской семье.

– Ну, хорошо. Допустим даже, что все разговоры о поведении Распутина – сплошной вымысел. Но ведь нельзя же не считаться с тем, как относится к нему общественное мнение не только России, но и всей Европы. И у нас, и за границей Распутина считают негодяем и шпионом… Его близость к престолу возмущает всю страну и беспокоит наших союзников. Разве это не достаточная причина, чтобы отстранить его от Государя и императрицы?

– Никто не смеет обсуждать того, что делают Государь и Государыня: это никого не касается, – с возмущением сказала М. Г., – они стоят выше всего, выше всякого общественного мнения.