Нравы Мальмезонского дворца - Сергей Юрьевич Нечаев Страница 59

Дофина якобы поменяли на немого тщедушного мальчика, а сам он был увезен в Вандею, затем немного пробыл в Бретани, после чего вернулся в Вандею и там спрятался.

Смысл этой операции, если она действительно имела место, заключается в следующем. Король Людовик XVI правил во Франции с 1774 по 1792 год. В 1792 году он был обезглавлен. Людовик XVII, он же дофин Луи-Шарль де Бурбон, герцог Нормандский, соответственно, был его сын. Он стал наследником престола за десять дней до начала революции, но так никогда и не правил своей страной, ибо Конвент провозгласил Францию республикой и казнил его отца. Людовик XVIII, получивший при рождении титул графа Прованского, был средним братом Людовика XVI. У них еще был младший брат, граф д’Артуа, который в 1824 году, сразу после Людовика XVIII, стал королем Карлом Х.

Строго говоря, у Людовика XVI и Марии-Антуанетты было четыре ребенка. В 1778 году у них родилась дочь Мария-Тереза-Шарлотта, через три года, в 1781 году – сын Луи-Жозеф-Ксавье. После рождения наследника престола оба брата короля, также мечтавшие о троне, понятное дело, тут же стали его врагами. В 1785 году родился Луи-Шарль, получивший титул герцога Нормандского, а в 1786 году – Софи. Бедняжка умерла меньше чем через год. Буквально накануне революции от туберкулеза умер и старший сын, Луи-Жозеф-Ксавье. Наследником престола, то есть дофином, был объявлен Луи-Шарль, о котором и идет речь.

Если предположить, что дофин в 1814 году был жив, то выходит, что французский трон действительно должен был принадлежать сыну Людовика XVI, а не его брату, графу Прованскому!

Более того, если предположить, что Жозефина в свое время действительно участвовала в освобождении дофина, а затем в самый неподходящий момент рассказала об этом русскому императору, решавшему дальнейшую судьбу Франции, то она этим самым подписала себе приговор. Как говорится, она слишком много знала…

В. Серебренников пишет:

«Напрасно ожидали от Барраса в его „Мемуарах” разглашения всех этих тайных действий. В постоянном соприкосновении с делами он приобрел известную осторожность».

Современный историк Альбер Мартен утверждает:

«Если Жозефина действительно участвовала в побеге Людовика XVII, то в 1814 году она наверняка имела грозное оружие против Людовика XVIII. Ведь появление Людовика XVII полностью разрушало легитимность Людовика XVIII!»

Он же приводит слова Франсуазы Важнер из написанной ею биографии императрицы Жозефины: «Та, кто столько об этом знала, кто осмелилась весьма некстати говорить об этом, умерла, несмотря на свое положение».

Свои доказательства того, что Жозефина умерла не своей смертью, Альбер Мартен начинает с анализа заявления о смерти Жозефины, сделанного 31 мая 1814 года графом Клодом де Бёньо. В своих «Мемуарах» господин де Бёньо написал:

«Смерть мадам де Богарне вызвала сожаление… Народ, который не хочет позволить сколько-нибудь известным персонажам умирать естественной смертью, хочет, чтобы она оказалась отравленной. Правда же состоит в том, что в прошедшую среду, когда император России оказал ей честь своим визитом, она предприняла усилия, чтобы сопровождать его в саду и подхватила простуду и, не имея хорошего ухода, умерла через четыре дня после начала болезни».

Это удивительный документ, и особенность его состоит в том, как мог господин де Бёньо знать о желании народа через сорок восемь часов после смерти Жозефины? Ведь в те времена не было ни радио, ни телевидения. Почему он сам уже 31 мая заговорил именно об отравлении? Получается, что этот самый де Бёньо поспешил ответить на вопрос, который еще даже не был задан.

Далее Альбер Мартен пишет:

«Бурбоны имели отношение к смерти императрицы Жозефины. Без всякого сомнения, мы имеем дело со случаем отравления, достаточно распространенным в ту эпоху. Жертву лишали сил, давая ей яд. Когда же ее общее состояние становилось достаточно ослабленным, наносили решающий удар. В первый раз этот удар был нанесен Жозефине 25 мая. У императрицы появилось жжение в горле, что является одним из симптомов отравления мышьяком. Но, будучи крепкой от природы, Жозефина, пусть и ослабленная, выдержала это. Напротив, после 26 мая ее организм взял верх, и она даже предлагала герцогине д’Абрантес погулять вместе с английским послом 28-го числа. Тогда 28 мая ей был нанесен новый удар, на этот раз оказавшийся успешным. Преступление осуществлялось девятнадцать дней».

Тут самым важным косвенным свидетельством является то, какой метод лечения выбрал доктор Оро. Похоже, что он заподозрил неладное, прописав Жозефине рвотное лекарство, совершенно не соответствовавшее им же поставленному простудному диагнозу. Но было уже поздно, отрава уже распространилась по всему организму.

Quo vadis?

Многие историки уверены, что отравил Жозефину именно Талейран. Вернее, не он лично, а кто-то из его людей по его непосредственному приказу. Талейран любил говорить: «Только мертвые ничего не рассказывают и никогда не возвращаются. Что касается угрызений совести, то это – не более чем несварение желудка дураков».

Чтобы ответить на вопрос «Quo vadis?» (Кому это выгодно?), восстановим еще раз хронологию событий весны 1814 года. Тут важны три момента. Во-первых, где-то до середины марта 1814 года союзные державы твердо держались намерения вести переговоры с Наполеоном, чтобы заключить с ним договор на основе сохранения им власти. Во-вторых, Наполеон своим упрямством фактически сам вызвал свое крушение и поставил Францию перед необходимостью вести с торжествующим противником переговоры о своем существовании и спасении. И, наконец, в-третьих, вступая в Париж, союзные государи еще не имели никакого готового решения относительно правительства, которое им предстояло предложить Франции.

Будучи человеком дальновидным и очень умным, Талейран, естественно, не мог не думать об этом. Ему важно было правильно спрогнозировать ход событий и выбрать нужную сторону. Любая ошибка в подобных делах была смерти подобна.

Сохранение у власти Наполеона даже не обсуждалось; с ним, похоже, все было кончено. Признать регентство императрицы Марии-Луизы могла лишь ее родная Австрия, но она не очень высоко котировалась в стане союзников. Кто еще? Маршал Бернадотт? Эжен де Богарне?

Время шло, и Талейрану с каждым днем становилась все более очевидной необходимость подготовки правительства, которое быстро заменило бы развалившуюся власть. В своих «Мемуарах» он написал: «Следовало точно установить, чего желает Франция и чего должна желать Европа». Должна! При этом Талейран не сомневался, что во главе этого правительства должен стоять именно он. Пусть временно, но именно на то время, когда будет решаться судьба Франции, потому что только так он сможет гарантировать соблюдение своих собственных интересов.

Гробница Жозефины в церкви деревни Рюэй

Относительно наследников освобождавшегося престола Талейран сразу же сделал ставку на Бурбонов. Этого же должна была желать и Европа. Ну и Франция, ясное дело.

Ну конечно же Бурбоны! Только Бурбоны могли бы быстро удалить иностранные войска, оккупировавшие