Нравы Мальмезонского дворца - Сергей Юрьевич Нечаев Страница 60

Эжен де Богарне. Художник Жан Луи Давид

Если в вышеприведенном утверждении заменить слово «Франция» на слово «Талейран», то это, по сути, и будет означать истинную причину принятого Талейраном решения. Только Бурбоны могли вернуть ему то высокое положение, которое он был предназначен занимать в социальной системе, они одни могли отвратить от него жажду отмщения и т. д. и т. п. Короче, Бурбоны были единственным шансом изменившего Наполеону его бывшего министра иностранных дел.

Но одного желания Талейрана для реставрации во Франции власти Бурбонов было явно недостаточно. В необходимости именно этого еще нужно было убедить союзников. Но как это сделать?

Русский император Александр не был особым приверженцем такого поворота событий. Еще в 1807 году он назвал Людовика XVIII «самым посредственным и незначительным во всей Европе». Он больше склонялся к кандидатурам маршала Бернадотта и Эжена де Богарне, а также к идее регентского совета с особыми правами малолетнего Наполеона II. Австрийцы тоже были за регентский совет, но, естественно, больше поддерживали дочь своего императора Марию-Луизу. За Бурбонов, в частности за Людовика XVIII, реально была одна лишь Англия, которая ни о каких родственниках Наполеона и слышать не хотела.

Какой бы сложной ни казалась задача, решение было найдено, как всегда, моментально. Талейран вызвал к себе своего помощника Эммериха фон Дальберга, а тот привел с собой своего агента Эжена д’Арно, барона де Витролля.

Барон де Витролль был ярым роялистом. После революции он эмигрировал и служил в армии принца де Конде. Вернувшись в 1799 году во Францию, он поступил на службу к Наполеону и через десять лет дослужился до должности инспектора императорских овчарен. Богатое событиями роялистское прошлое де Витролля не ускользнуло от внимания фон Дальберга, и сейчас он счел, что момент выведения на сцену нового игрока наступил.

После короткого совещания и получения подробных инструкций 6 марта барон де Витролль покинул Париж, а 10-го уже был в расположении армии союзников в Труа. Там он постарался живописно изобразить нетерпение, с которым ожидала прихода освободителей французская столица. Более того, он представил все дело так, будто антинаполеоновское временное правительство уже создано, и его нужно лишь признать и поддержать.

Это был явный блеф, но это был не просто блеф, а типичное предательство. Устами де Витролля Талейран фактически призывал союзников быстрее идти на Париж и давал им знать, что никаких войск, способных оборонять столицу, нет. Риск подобного демарша был велик: если бы, не дай Бог, победил Наполеон, за подобные контакты с врагами он мог бы просто-напросто велеть расстрелять их зачинщиков. Но Талейран умел точно взвешивать все «за» и «против».

Следует сказать, что в вопросе о необходимости быстрого вступления в Париж среди союзников не было единого мнения. Австрийцы и англичане предпочитали не торопиться с этим, опасаясь возрастания политического веса России, войска которой сыграли бы решающую роль в окончательной победе над Наполеоном, а ведь именно так всеми трактовался бы захват французской столицы. Министр иностранных дел Австрии князь Клеменс Меттерних даже писал фельдмаршалу Шварценбергу, командовавшему австрийскими войсками, чтобы тот продвигался к Парижу «умно, что означает – медленно».

Талейран предусмотрел и это. По его совету, барон де Витролль направился прямо к русскому дипломату графу Карлу Васильевичу Нессельроде и вручил ему секретную записку, написанную специальными симпатическими чернилами. В этой записке говорилось о том, что предъявитель ее заслуживает полного доверия и что его необходимо выслушать. Записка была написана рукой фон Дальберга, но граф Нессельроде моментально понял, кто является ее настоящим автором. Он тут же организовал барону де Витроллю встречу с императором Александром, слово которого, несомненно, было решающим в стане союзников. Таким образом, записка Талейрана решила вопрос о движении союзных войск на Париж.

После визита в лагерь союзников де Витролль отправился в лагерь Бурбонов к графу д’Артуа, младшему брату Людовика XVI. В это время сам Талейран играл в Париже в вист, развлекая императрицу Марию-Луизу рассказами о последних сражениях и о готовности французов до последней капли крови защищать своего любимого императора и членов его семьи.

На самом деле, судьба империи уже была практически предрешена. Военная кампания 1814 года вступила в свою завершающую стадию. После неудачного сражения при Ля-Ротьере, где французы потеряли около шести тысяч человек и пятьдесят орудий, Наполеон отступил к Труа. Затем, правда, последовало несколько побед, в том числе при Монтрё, но силы Наполеона уже были на исходе. Об этом периоде всегда трезвомыслящий генерал Коленкур писал в своих «Мемуарах»: «Для нас все изменилось. У нас ничего не осталось, кроме храбрости. Мощь и сила были в лагере противника».

7 марта французы были биты союзниками при Краоне, а затем, еще более жестоко, и при Лаоне. Положение становилось просто критическим. Ко всему прочему, на юго-западе Франции британские войска Веллингтона после победы при Ортезе теснили маршала Сульта к Тулузе, Эжен де Богарне еле-еле удерживал свои позиции в Италии, а маршал Даву был окружен и заблокирован в Гамбурге. Но больше всего Наполеона разочаровал герой сражения при Кастельоне, командующий Ронской армией маршал Ожеро, который сдал союзникам Лион.

20 марта Наполеон двинулся на Арси-сюр-Об, где столкнулся с австрийской армией князя Шварценберга, и только нерешительность последнего спасла императора от поражения. Под Наполеоном была убита лошадь, а сам он лишь чудом остался цел и невредим. 23 марта Наполеон уже был в Сен-Дизье.

Получив информацию от Талейрана и изучив оперативную обстановку, командование союзников приняло решение собрать примерно сто восемьдесят тысяч солдат и двинуть их на Париж. При этом союзниками было решено не обращать внимания на действия Наполеона против их тыловых коммуникаций. Ничего не подозревавший Наполеон провел в Сен-Дизье четыре дня, ожидая подкреплений. 27-го он получил известия о том, что войска маршалов Мармона и Мортье оттеснены союзниками от Фер-Шампенуаза и отступают к Парижу. Две дивизии национальной гвардии были практически уничтожены. Теперь ждать подмоги от Мармона и Мортье уже не имело смысла, они сами нуждались в подкреплении. Но это оказалось не самым страшным: для того чтобы опередить союзников в гонке к Парижу, также не осталось ни одного шанса, а на брата Жозефа, командовавшего в столице, особых надежд никогда и не возлагалось.

В Париже царила паника. 28 марта был созван Регентский совет, на котором было принято решение о том, что жена Наполеона и его сын должны срочно покинуть столицу, дабы не попасть в руки противника. На следующий день это решение