Тихон Семушкин - Чукотка Страница 7

После этого Матлю рассказал, как в 1927 году здесь собрался первый съезд Советов. Съехались делегаты из всех сорока семи советов.

Все делегаты были неграмотные. Самые дальние были с мыса Шелагского. Люди проехали на собаках туда и обратно две тысячи четыреста километров. Ехать нужно было более пятидесяти дней, и самое главное - не ошибиться, не приехать, когда съезд кончится. Почти за год предупреждали делегатов о съезде Советов.

Я вспомнил, какая невероятная организационная работа потребовалась, чтобы провести этот съезд! Чтобы выбрать и проинструктировать делегатов, приходилось месяцами объезжать все эти колоссальные пространства Чукотской земли.

Календаря - в нашем смысле - у чукчей не было. Нужно было придумать, как отметить день, в который надо собраться на съезд в Уэлене. Впервые чукчи узнали, что один месяц содержит тридцать дней, а другой - тридцать один. О самом маленьком - феврале - пока не было речи, чтобы не внести путаницы во времяисчисление.

Чтобы не пропустить съезд, делегаты нарезали на палке зарубки. Когда набиралось тридцать зарубок, они брали другую палку, и когда было девять палок и на десятой двадцать зарубок - делегат знал, что в этот день начнется "праздник говоренья". Так чукчи и эскимосы назвали съезд Советов.

С вечера они готовили алыки*, моржовое мясо и наутро выезжали за сотни километров - в Уэлен.

[Алык - собачья упряжь.]

Ничто не могло послужить препятствием: ни расстояние, ни пурга, ни отсутствие в иных местах корма для собак. Впервые в истории этого народа собаки везли своих хозяев по такому важному делу: обсуждать и самим строить жизнь. Делегаты приехали на съезд все как один.

Долго и охотно рассказывал Матлю о первом съезде Советов, положившем начало новой, советской жизни на Чукотской земле.

- Вот о моржовой охоте тогда и был вопрос. Съезд решил обзавестись моторными вельботами, - закончил Матлю свой рассказ.

От Матлю мы узнали, что на побережье организована сеть пушных факторий АКО*: в Чаунской губе, на мысе Северном*, в бухте Провидения, на мысе Сердце-Камень, в бухте Преображения, в заливе Креста; строится новая фактория на культбазе в заливе Лаврентия.

[АКО - Акционерное камчатское общество.]

[Мыс Северный - ныне мыс Шмидта.]

Пушные фактории - это полярные государственные магазины, куда пароход привозит товары и продукты только один раз в год. Однако в факториях можно достать все, начиная от дагестанских консервированных фруктов и кончая рульмотором. Государственные магазины вытеснили скупщиков-спекулянтов.

- Другая стала жизнь у нас. Все равно - ночь кончилась и начался день. Теперь перестали обманывать охотников. Советская власть запретила, категорически сказал Матлю, как человек, имеющий прямое отношение к этой власти.

В разговоре мы не заметили, как миновали отвесные скалы. Вдали под склоном горы показалось чукотское стойбище. Вельбот шел уже вдоль пологого берега. На пути стали попадаться льдины, и эскимосы решили повернуть обратно.

Высадившись на берег, мы распрощались с ними и направились дальше пешком.

Прошли шагов триста, как вдруг услышали крик:

- Э-гей! Э-гей!

Размахивая торбазами, нас догонял молодой эскимос.

Парень подбежал, запыхавшись. Подавая нашей учительнице торбаза и показывая на ее европейскую обувь, он сказал:

- Наши женщины на вельботе... Пешком ты плохо!

Действительно, по морской гальке очень тяжело ходить в нашей обуви, и эскимосские женщины решили помочь учительнице. Одна эскимоска сняла с себя торбаза и послала ей.

Таня до крайности растрогалась таким неожиданным вниманием со стороны эскимоски. Она села на гальку и, быстро сняв свои ботинки, вручила их эскимосу.

- А эти отдай ей.

Вскоре мы подошли к стойбищу. Здесь стояли три шатрообразные яранги, затерянные среди широкого простора. По одну сторону - море, уже закрытое льдами, по другую - серая, мокрая тундра.

- Совсем иной мир, - думает вслух наша Таня. - Окраина мира.

Она идет по берегу моря; легкий ветерок шевелит ее вьющиеся каштановые волосы; карие глаза задумчиво смотрят на совершенно необычную для нее северную природу; за спиной рюкзак, в руках - синий берет. Что думает эта девушка, глядя на голую и, кажется ей, безжизненную землю? Неприглядная картина. Но Таня храбрится и бодрой поступью шагает в новой обуви, придуманной в этой стране.

Из стойбища донеслись крики:

- Таньгыт, таньгыт пыкиргыт!*

[Белолицые, белолицые пришли!]

Неприветливо встретила нас стая псов.

- Сколько собак! - восторженно вскрикнула Таня.

Здесь, на стыке моря с тундрой, живут охотники на морского зверя и пушистого песца.

Все жители выбежали из своих жилищ.

По-русски никто не говорит, и разговор вести приходится мне.

Наступают сумерки. Тянет легкий норд, становится холодно. Мы разбили на берегу моря свою палатку, накачали примус и, сидя на корточках, ждем горячего чая. Всем не столько хочется пить, сколько обогреться.

Я предлагаю пойти к чукчам в ярангу, но товарищи мнутся: их пугает грязь, духота и запах тюленьего жира.

За свои прежние зимовки я свыкся с чукотским бытом и теперь стараюсь воздействовать на товарищей. В качестве аргумента привожу, что в таких ярангах останавливался даже сам Амундсен.

- Когда же он приезжал сюда? - спросила Таня.

- Когда на своей шкуне [так в книге] "Мод" с дрейфом хотел достичь Северного полюса. В те годы, когда "Мод" вмерзала в лед недалеко от берега, Амундсен путешествовал на собаках по чукотским стойбищам. Любопытно, что он возил с собой на нарте даже баню.

- Что же это за баня, которую можно возить на чукотской нарте? удивленно спросил скептически настроенный Володя.

- Баня эта особой конструкции. Она весила не более шести килограммов и состояла из жердей и парусины. Этот разборный парусиновый ящик около задней стенки имел скамейку с отверстием для кастрюли. Под кастрюлю ставился примус, вода закипала, скоплялся пар, и в ящике получалась парильня. Баню Амундсен устанавливал в сенцах яранги. Вымывшись в тазике, он перебегал в теплый полог.

- Стоит мыться в бане, чтобы сейчас же лезть в грязный полог! неодобрительно отнесясь к затее Амундсена, сказал опять Володя.

- Ну что же? Последуем примеру Амундсена? Пошли в ярангу?

- Нет, мы как-нибудь переночуем в палатке!

- Конечно, в палатках здесь ночуют иногда и зимой, в пургу. Но ведь это при наличии теплой одежды, меховых кукулей*, а ведь у нас нет ничего.

[Кукуль - спальный меховой мешок.]

- Не уговаривай, отказываемся.

Вслед за мной, вероятно из любопытства, Владимир подошел к яранге. Он сморщил нос и повернул обратно.

Хозяева, как и все здешние люди, были гостеприимны. Чукчанка принесла из сеней совершенно новую оленью шкуру и разостлала на самом почетном месте. Она всячески старалась угодить мне.

Чукотская яранга представляет собой холодный шатер, построенный из жердей, обтянутых парусиной, моржовыми или оленьими шкурами, в зависимости от времени года. Наиболее дорогая покрышка - парусина и оленьи шкуры употребляется в зимнее время, и только в бедных хозяйствах круглый год пользуются моржовой кожей.

Внутри яранга разделена на сени и жилую часть - меховой полог. В пологе постоянно горит в специальных плошках нерпичий жир. Хозяйка умело регулирует палочкой огонь, и копоти почти не бывает. Благодаря этим жирникам в пологе тепло и достаточно светло.

Семья в яранге, где я расположился, состояла из пяти человек. Кроме того, собрались гости из других яранг послушать новости. В меховом пологе было тесно - не повернуться.

Расположившись на шкурах около жирника, начинаю рассказывать о людях, которые разместились в палатке, и что именно мы собираемся делать на культбазе. Чукчи недоумевающе переспрашивают друг друга о том, что говорит "белолицый".

- Почему же те таньги не хотят идти к нам? Ведь там у них холодно! Особенно жалко девушку. Она совсем молода, и не в привычке у нее дружить с холодом. Лицо ее просит тепла, - говорит хозяин яранги.

- Думаю, что они придут, - отвечаю я.

- Почему сразу не пришли? Ведь у нас три яранги. Можно всех разместить.

- Они не привыкли к такому жилищу, как ваша яранга. Они привыкли входить в жилое помещение через дверь, а здесь надо вползать на четвереньках. Кроме того, в пологе тяжелый, спертый воздух. У таньгов начинает от этого сердце сильно стучать, - говорю я и начинаю беседу о гигиене, о поддержании чистоты в жилище.

В то же время я думаю: насколько это неубедительно даже для меня самого! В самом деле: в пологе жарко, люди сидят почти голые; чтобы выйти на улицу, надо надевать меховую кухлянку, меховые штаны, меховые торбаза, и думается мне, что преподавание мелких правил гигиены, приличий и эстетики ничего не стоит в здешних условиях. Надо ломать и перестраивать жизнь самым радикальным способом. Надо переселять чукчей из яранг в дома.