Александр Шубин - Анархия – мать порядка Страница 7

Лидеры социал-демократов и эсеров оценивали большевизм в рамках одномерной логики революционного процесса. Здесь было место только прогрессивной революционной перспективе (демократия, затем постепенное вызревание социализма), неустойчивому настоящему (капитализм, власть “буржуазии”, осуществление идей либерализма), и реакции (откат к военно-аристократической диктатуре). Устойчивое движение к новому обществу должно было быть обеспечено союзом либералов и умеренных социалистов. По мнению меньшевиков, радикальные, утопичные действия большевизма не могли увенчаться успехом в силу их “ненаучности”. Они могли лишь привести к реакционному срыву, к усилению позиций консервативных сил, реакции. Скованные марксистскими схемами, они не верили в социальное чудо – в то, что марксизм что-то не предусмотрел, что страна может двинуться куда-то еще между капитализмом и социализмом.

Ленин оставался правоверным последователем Маркса, он верил, что создает именно социализм. Но он видел то, что было очевидно, и что не было видно через очки интеллектуальных схем – капитализм в России рухнул. И чтобы он не обвалил Россию, капиталистические отношения нужно заменить какими-то другими. Нужно опереться на народную инициативу в этом неведомом социальном творчестве. Опереться на советы.

Что такое «власть советам»? Это – власть митингам. Как могут управлять страной собрания делегатов заводов, воинских частей и крестьянских общин? Ни опыта у них, ни умения говорить, согласовывать… Это же анархия! Ленин – вождь надвигающейся из низов на основы цивилизации Анархии! Сам князь Кропоткин рядом с Лениным выглядит умеренным конструктивным старичком.

Бывший большевик И. Гольденберг, перешедший к меньшевикам, заявил: "Ленин ныне выставил свою кандидатуру на один трон в Европе, пустующий уже тридцать лет: это трон Бакунина!"[32]

Идея передачи всей власти советам действительно напоминала прудоновско-бакунинскую идею федерации самоуправляющихся общин (коммун). Ленин считал советы русским аналогом коммун. Но он не признавал родства с Бакуниным, и справедливо – ведь Маркс после Парижской коммуны вынужден был согласиться с коммунальной идеей анархистов в политике, но не в экономике. Ленин еще будет иметь возможность разъяснить своим противникам разницу между марксизмом (в его трактовке) и анархизмом. Ленин не претендовал на трон Бакунина, он лишь оперся на него, чтобы прыгнуть дальше.

Марксисты школы Каутского и Плеханова не замечали коренного различия между анархизмом и большевизмом, выражавшегося в воле к власти, в централизме как руководящей идее. Видя в большевизме только радикализм, умеренные социалисты не думали, что автор столь абсурдных лозунгов сможет прорваться к власти. Ленина боялись как проказника, который может скомпрометировать дело демократии и усилить разочарование в революции, сыграть на руку реакционерам.

Ленина не поддержала и часть большевистских лидеров – их пришлось буквально «переламывать через колено», опираясь на низовой актив партии. Зато правоту Ленина подтвердил вечный оппонент Лев Троцкий – он давно говорил, что необходима «перманентная революция», которая не останавливается на буржуазных задачах и перерастает их, движется дальше к социализму. Не вдаваясь в теоретические подробности, так же думал и Махно. Он деловито приступил к созданию нового общества в родном Гуляй-Поле.

Как можно сравнивать Ленина и Махно?! Но что был бы Ленин без тысяч людей из рабочих кварталов и крестьянских волостей, которые делали революцию еще до выстрела Авроры? И чем была бы Российская революция без сопротивления коммунистической диктатуре, исходившего из той же глубины, которая породила революцию. Ленин вглядывался в недра России, чтобы увидеть там подтверждение своей идеи. Пока он не видел лиц этой революции, но ее гул уже был отчетливо слышен в сообщениях «с мест». С разной скоростью и разными подробностями и в Петрограде, и в Гуляй-Поле, и в других городах и весях шла борьба между советами и правительственными структурами.

Ленин, Троцкий и Махно увидели, как снизу поднимается сила самоорганизации работников – массовые организации, сотнями возникавшие или выходивших из подполья после революции – новые профсоюзы, советы, фабрично-заводские и общественные комитеты и др. По мнению Д.О. Чуракова, “о российской революции можно было бы говорить как о “революции самоуправления”... Но, к сожалению, временами отчетливо намечавшийся союз различных органов самоуправления не стал прочным каркасом будущей государственности”[33].

Для анархистов все это многообразие общественных организаций и объединений было самоценно, в них должна была развиваться новая жизнь. Для Ленина это был важный инструмент, лестница к чему-то большему, к обществу, организованному центром и развивающемуся по плану. Но так или иначе, чтобы победить, нужно было опереться на эту сеть народной самоорганизации, овладеть ею. Эта задача стояла и перед Лениным в масштабе России, и перед Махно в масштабе Гуляй-Польского района. Махно в этом отношении действовал даже с опережением.

Суверенный Совет

Впервые в жизни люди получили возможность организовать свою жизнь по собственному усмотрению.

В марте в Гуляй-Поле возвращается Махно. Как и политическим вождям Петрограда, для переустройства жизни на новый лад ему нужна организация. Махно собирает старых знакомых и воссоздает группу анархо-коммунистов. Лавры страдальца и борца с режимом делают Махно авторитетным в Гуляй-Поле человеком, местной достопримечательностью, Савинковым волостного масштаба. В его начинаниях Махно поддерживают не только местные низы, но и учителя – властители дум революционной глубинки.

Группа находилась под общим для анархистов того времени влиянием идей П.А. Кропоткина, понимаемых крайне абстрактно и упрощенно. Выступая перед группой сразу по приезде в Гуляй-Поле, Махно определил в качестве важнейших задач "разгон правительственных учреждений и объявление вне всяких прав на существование в нашем районе частной собственности на земли, фабрики, заводы и другие виды общественных предприятий", и укрепление связей с крестьянами[34].

Прежде всего гуляйпольских анархо-коммунистов отличал от остальных анархистов крестьянская прагматичность. Они повели упорную борьбу за массовые организации. В Гуляй-Поле приехал посланник уездного Крестьянского союза, эсер-каторжанин Крылов-Мартынов. Нужно создавать Крестьянский союз, поддержать борьбу эсеров за землю и волю в Учредительном собрании. Отличная идея! Но зачем нам эсеры и Учредительное собрание? Сами всего добьемся. 28-29 марта Махно был избран в Комитет Союза и возглавил его. Других авторитетных революционеров в городке не было. Крестьянский союз парализовал орган поддержки Временного правительства – Общественный комитет, захватил все его секции и фактически превратился в высший орган власти в районе – Гуляйпольский Совет (формально до августа он назывался Крестьянским союзом). Система власти анархо-коммунистов опиралась на разветвленную сеть массовых организаций, которые поддерживали политику Махно – профсоюзы, заводские комитеты, комитет батраков, сходы-собрания. Последние представляли собой своего рода постоянно действующий референдум, который позволял анархистским лидерам контролировать настроения населения. Делегаты посылались в Совет от относительно компактных групп населения, что облегчало их связь с избирателями[35]. Махно любил выступать на сходах. Говорил он ярко, переплетая народную речь и научные термины, почерпнутые в тюрьме. Крестьяне слушали и говорили: “Голова...”

Махно добился представительства Гуляйпольского совета на губернском съезде, хотя его совет и не был уездным, "заявив свой протест против того, что губернский съезд не собирает непосредственно с мест крестьянских и рабочих делегатов..."[36] Если бы на губернские съезды действительно собирались представители всех местных Советов, это сделало бы съезды еще более громоздкими и неработоспособными (что упрощало задачу захвата Советов большевистской партией). Но Махно исходил из того, что губернский уровень должен получать от местного самоуправления минимум политических полномочий, и потому его работоспособность не столь важна. Здесь можно установить нужные контакты, да и ехать домой. Там, на местах, должна быть вся власть.

Рост влияния Гуляйпольского Совета в регионе ставил перед его лидерами новые задачи – делить землю. Посещавшие Гуляй-Поле в мае делегации окрестных и далеких сел задавали прежде всего один вопрос: как быть с землей. Придя к власти, махновцы захватили земельные документы и провели учет земель (разительный контраст с крестьянскими движениями предыдущих эпох, когда крестьяне жгли земельные документы). Крестьянство стремилось “пор уму” поделить земли помещиков и кулаков. Это требование Махно ставит на первых съездах советов района, прошедших в Гуляй-Поле. Предложение анархо-коммунистов объединиться при этом в коммуны успеха не имело. Аграрная программа движения предполагала ликвидацию собственности помещиков и кулаков "на землю и на те роскошные усадьбы, которые они своим трудом не могут обслужить"[37]. За помещиками и кулаками сохранялось право хозяйствования, но только своим трудом. Значительная часть зажиточных крестьян была вынуждена согласиться с требованиями махновцев, так как не могла оказать сопротивление. “А что сделали с теми хозяевами, которые революции не “сдались”? – интересуется В. Голованов. – Мы не знаем и лишь можем предполагать, памятуя о крутых нравах времени”[38]. Похоже, ситуация была не столь мрачной, как рисует ее автор “художественного исследования”. Не стоит путать 1917 г. с 1919-м. В дальнейшем на авансцене событий продолжают действовать хуторяне и зажиточные колонисты – хорошо вооруженные и готовые не только к обороне, но и к нападениям на крестьян. Махно установил контроль над частью хуторов, но с другой частью справиться, видимо, не смог, и предпочел договориться. Разжигать жестокую вендетту в своем районе в этот период он не собирался.