Александр Шубин - Анархия – мать порядка Страница 8

Рост влияния Гуляйпольского Совета в регионе ставил перед его лидерами новые задачи – делить землю. Посещавшие Гуляй-Поле в мае делегации окрестных и далеких сел задавали прежде всего один вопрос: как быть с землей. Придя к власти, махновцы захватили земельные документы и провели учет земель (разительный контраст с крестьянскими движениями предыдущих эпох, когда крестьяне жгли земельные документы). Крестьянство стремилось “пор уму” поделить земли помещиков и кулаков. Это требование Махно ставит на первых съездах советов района, прошедших в Гуляй-Поле. Предложение анархо-коммунистов объединиться при этом в коммуны успеха не имело. Аграрная программа движения предполагала ликвидацию собственности помещиков и кулаков "на землю и на те роскошные усадьбы, которые они своим трудом не могут обслужить"[37]. За помещиками и кулаками сохранялось право хозяйствования, но только своим трудом. Значительная часть зажиточных крестьян была вынуждена согласиться с требованиями махновцев, так как не могла оказать сопротивление. “А что сделали с теми хозяевами, которые революции не “сдались”? – интересуется В. Голованов. – Мы не знаем и лишь можем предполагать, памятуя о крутых нравах времени”[38]. Похоже, ситуация была не столь мрачной, как рисует ее автор “художественного исследования”. Не стоит путать 1917 г. с 1919-м. В дальнейшем на авансцене событий продолжают действовать хуторяне и зажиточные колонисты – хорошо вооруженные и готовые не только к обороне, но и к нападениям на крестьян. Махно установил контроль над частью хуторов, но с другой частью справиться, видимо, не смог, и предпочел договориться. Разжигать жестокую вендетту в своем районе в этот период он не собирался.

Уже с июня крестьяне прекратили вносить арендную плату, нарушая тем самым указания правительственных чиновников. Но немедленно провести аграрные преобразования не удалось. Сначала их задержал острый конфликт с уездным комиссаром Временного правительства Михно, затем – сбор урожая. Чтобы не нарушать производственный процесс, крестьяне отложили основные преобразования до весны. В августе Махно, прикинув размеры передела, все же провел уничтожение земельных документов. Но пока землю делить не стали, чтобы не нарушить ход уборки: "на сей раз ограничились лишь тем, что за аренду помещикам не платили денег, взяли землю в ведение земельных комитетов, а над живым и мертвым инвентарем до весны поставили своих сторожей в лице заведующих, чтобы помещики не распродали его"[39]. Почти то же самое предлагал лидер Партии эсеров Виктор Чернов. Но он не смог “продавить” свою реформу, а махновский Совет провел ее. Уже эта реформа быстро дала результат – крестьяне работали на бывших помещичьих землях не за страх, а за совесть, собрав самый большой урожай в губернии[40]. И Махно пошел дальше. 25 сентября съезд Советов и крестьянских организаций в Гуляй-Поле провозгласил конфискацию помещичьих земель и передачу их в общественную собственность. Так Махно решил “вопрос о земле” до всяких Декретов и Законов Учредительного собрания.

Ленин и Чернов между властью и анархией

То, что Махно, уже установивший в районе советскую власть, мог делать, согласуясь с настроениями крестьян и рабочих, в Петрограде было предметом сложной многосторонней борьбы. Меры, предпринятые Махно и подобными ему левыми лидерами советов на местах, было предметом вожделения Ленина и других левых социалистов от Троцкого (тогда еще меньшевика) до левых эсеров. О возможности создания правительства, опирающегося на советы и состоящего из социалистов, стал задумываться и лидер эсеров Виктор Чернов. А это давало идее шанс на осуществление – Чернов в это время был куда влиятельнее Ленина.

Летом Чернов стал понимать, что коалиция либералов и социалистов становилась несовместимой с реформами. Дело в том, что он, как министр земледелия, пытался предотвратить распродажу помещичьих земель до реформы, которую по планам эсеров должно было провести Учредительное собрание. Попытки провести хотя бы скромные земельные преобразования встретили сильное сопротивление в правительстве и администрации. В. Чернов планировал приостановку "земельных сделок, посредством которых у народной власти может утечь между пальцев тот земельный фонд, за счет которого может быть увеличено трудовое землепользование, и переход частной земли на учет земельных комитетов, призванных на местах участвовать в создании нового земельного режима"[41]. Именно это первым делом предпринял Махно при подготовке более радикальной земельной реформы. Чернову это не дали сделать кадеты – либеральные коллеги по правительству, сторонники неприкосновенности частной собственности. Стоит ли оставаться в одном правительстве с такими коллегами. А с кем тогда? Может быть, попробовать в качестве младших партнеров большевиков, влияние которых растет, а лозунги – лишь радикальное и грубоватое выражение программы эсеров и социал-демократов?

Идея власти советов уже не казалась такой наивной, как в апреле 1917 г., потому что советы быстро развивались. Они превратились в хорошо организованные представительные органы, тесно связанные с предприятиями и военными частями, реально решали вопросы социально-экономической жизни. Интеллигенты-социалисты наладили документооборот и поддерживали основы демократической процедуры в советах. Пока не прошли всеобщие выборы, советы вполне могли играть роль представительных органов и придать устойчивость, дополнительную опору демократической власти. В конструктивной атмосфере прошли первые съезды крестьянских, рабочих и солдатских депутатов. Несмотря на то, что съезды не представляли всего населения, они несомненно опирались на большинство активного населения страны. То же самое можно сказать и о парламенте. Это естественно наводило на мысль о возможности превращения Съезда во временный революционный парламент, который мог выполнять функции законодательного и контрольного органа вплоть до созыва Учредительного собрания. Это позволило бы начать социальные реформы, которых все ждали, восстановить обратную связь между правительственной верхушкой и широкими слоями населения. Пока такая связь поддерживалась только через партии, конфликтовавшие между собой. В случае передачи власти советским структурам в систему власти удалось бы «втянуть» более широкие слои населения, в том числе и радикальные массы, которые шли за анархистами и большевиками. Так что летом 1917 г. значительная часть социалистов стала понимать, что Ленин-то был не так уж и не прав, предлагая передать власть советам.

Не удивительно, что подобная перспектива не устраивала кадетов – имущественные верхи в советах не были представлены, а перспектива самостоятельного, "сильного" (то есть в ситуации 1917 г. авторитарного) правительства стала бы совсем призрачной. А именно о таком правительстве мечтали либералы, чтобы можно было провести, выражаясь словами конца XIX века, «шоковую терапию». Советы не дали провести «оздоровление экономики» в интересах буржуазии. Но перспектива потерять союз с "цензовыми элементами" пугала и умеренных социалистов, которые видели в разрыве с буржуазией опасность экономического саботажа и отсутствия поддержки справа в борьбе против большевизма (именно это обстоятельство заставляло часть лидеров социалистических партий до последнего момента отвергать идею правительства без либералов). Возражая Чернову, поддерживавшему идею правительства без либералов, другой лидер эсеров Александр Гоц говорил: "Слева большевики травят десять "министров- капиталистов", требуют, чтобы мы от них "очистились", то есть остались без союзников и скатились им прямо в пасть"[42]. Все более явная угроза со стороны "анархо-большевизма" пугала.

Таким образом, перед страной встала дилемма – сохранение либерально-социалистической коалиции до Учредительного собрания или создание однородного (без либералов) социалистического правительства из всех советских партий, ответственного перед Съездом советов или его органами, втягивание «анархических» масс в процесс преобразований.

Поскольку правительство оставалось фактически безответственным и не имело прочной опоры в советах, каждый политический кризис немедленно оборачивался мощными социально-политическими движениями и серьезными столкновениями.

Тем более, что нарастание экономических проблем и отсутствие социально ориентированных преобразований толкали все новые и новые группы рабочих под флаги радикалов – большевиков и анархистов.

Не будите спящую анархию

В июне-начале июля головной болью правительства были не столько большевики, сколько анархисты. Они «окопались» на Выборгской стороне, где успешно вели агитацию среди рабочих. В февральские дни анархисты обзавелись недвижимостью, как и другие партии – самозахватом. В занятом ими особняке Дурново был устроен лекторий. Но вот с печатанием газет и листовок у анархистов были проблемы – типографий им не досталось. 5 июня лидер Петроградской федерации анархо-коммунистов Солнцев во главе группы бойцов захватил типографию газеты «Русская воля», основанной еще Протопоповым – последним царским министром внутренних дел. За газету, которая давно перекрасилась в демократические цвета, вступились умеренные социалисты и большевики. Что получится, если анархисты начнут захватывать газеты и печатать свои листовки тиражами, которыми сейчас печатаются листовки других партий! Получится Бог знает что. Именем Совета и правительства вызвали солдат, на место кризиса прибыли Гоц, Каменев и другие левые деятели. Поддавшись их уговорам, анархисты оставили объект. Но правительство по-своему оценило уступчивость анархистов и решило перейти в контрнаступление. 7 июня министр юстиции распорядился выселить анархистов с дачи Дурново.