Андрей Сахаров - Владимир Мономах Страница 74

Мономах говорил о том, что легче будет поднять в поход и простых людей - смердов и ремесленников, которые чтут церковь и молятся на крест.

– А кроме того, придет случай, крестим половцев, оставим у них своих попов, сделаем их не врагами, а друзьями, как ханов Аеиу и другого Аепу. Ведь и Византия через крест находила себе союзников и друзей.

Здесь же, в шатре, перед отъездом в свои города братья на виду у всех своих бояр и воевод обнялись, поцеловались и громко поклялись стоять в походе друг за друга. Оба хорошо понимали, что весть об этом тут же пойдет по Руси, укрепляя в воинстве веру в успех похода и крепость духа.

К концу февраля в Переяславль подошли все рати. Шли в поход Святополк с сыном Ярославом, с киевской дружиной и пешцами, Владимир Мономах с сыновьями Вячеславом, Ярополком, Юрием и девятилетним Андреем. с ними шли переяславская и смоленская дружины и пеш-цы из всех Мопомаховых земель; Давыд Святославич пришел с сыновьями Святославом, Всеволодом, Ростиславом и с сыновьями Олега - Всеволодом, Игорем, Святославом. Шли с ними дружины и пешцы из Чернигова, Новгород-Северского и других подвластных Святославичам городов.

Митрополит Никифор, как и просил Мономах, прислал епископов и попов с крестами, со всей церковной утварью, со всеми ризами, приказал и другим попам храмов Чернигова и Переяславля всячески помогать князьям в этом самом большом для Русской земли походе в степь. Ехал с Мономахом и игумен Даниил, которому переяславский

князь наказал составить позднее запись о первом походе в глубь половецкого поля.

Из Переяславля вышли во второе воскресенье великого поста, 26 февраля 1111 года. Уже здесь Мономах постарался и воинству, н всему люду выказать священный смысл похода. Из Епископских ворот попы вынесли крест, а потом мимо креста с пением двинулся весь клир во главе с епископами. Все воины, в том числе и князья, проезжая и проходя мимо креста, получали благословение переяславского владыки и долго еще, целых одиннадцать верст, до реки Альты впереди ратей шли церковные люди.

На Альте войско остановилось, отдыхало. Здесь князья дождались дружины из других мест и затем уже двинулись в сторону Суды. Перейдя реку Супой, миновав городок Воин, 3 марта рати вышли на Сулу, за пять дней пройдя 138 верст. Дружшшики двигались по тридцать лерст в день, пешцы при этом заметно поотстали. С войском шел большой санный обоз. В санях везли брони, копья и щиты, котлы для пищи, сетку IT питье. Сидели на санях и ноны.

У;ке на подходе к Сулс воины стали снимать теплую одежду. С юго-запада подули теплые ветры, небо очистилась от серых низких туч, и на высоком сипэм небе засияло жаркое весепнее солнце. За деиь-два снега осели, наполнились водой, дотом повсеместно стали проглядывать черные прогалины. Лошади выбивались из сил, таща по -черной грязи груженые сани. По этой тяжелой дороге от Суды до Хорола войско прошло двадцать восемь верст за один день.

На Хороле Мономах приказал пометать сани, распрячь лошадей и перегрузить на них всю поклажу. Сделано это было быстро, и рати задержались ради этого разве что на час или два.

После перехода Хорола князья вышли уже в дикое поле - там не было пи русских крепостей, ни поселений, здесь шли ничьи владения - кончалась Русская земля, но земля половецкая еще не начиналась. Тридцать восемь верст от Хорола до роки Псел прошли облегченно, без саней, за один переход и 5 марта подошли к Пселу.

Дальше войско двипулось на речку Голтву, находящуюся в двадцати верстах, и там передовые дружины остановились, так как нужно было подождать всех воинов: пешцы не поспевали за конными дружинами и вновь значительно поотстали, а Мономах, как и во время прежнего победоносного похода 1103 года, во многом уповал на пешцев и полагал, что только они способны выдержать удар тяжелой половецкой конницы.

Наконец все собрались на Гоятве и уже вместе двинулись по направлению к Ворскле.

Мономах па отот раз выбрал этот путь, зная, что на Ворскле есть удобные броды, но самое главное - оттуда войско уходило бы в половецкую степь, не имея около себя густых лесов и дубрав, где бы половцы могли спрятать большую засаду и неожидапио ударить на руссов в то время, когда их брони и, щиты были еще в обозе.

Несколько раз Мономах в сопровождении малой дру- ЖЕНЫ выезжал в ' степь проверить русские сторожи. Те двигались впереди на полперехода, держались скрытно, небольшие сторожи были выдвинуты еще дальше вперед, чтобы загодя обнаружить половецкое войско; вся степь теперь была под неусыпным вниманием руссов вплоть до самого Доица.

7 марта войско вышло па берег Вореклы, пройдя за один переход от Голтвы тридцать шесть верст. Позади осталось уже десять дней пути и 254 версты по весенней расплывающейся дороге.

Здесь, па Ворскле, перед выходом в глубь половецкого поля Мономах опять обратился к кресту. Полы воздвигли на холме большой деревянный крест, украшенный золотом и серебром, и князья целовали его на глазах всего воинства, а йотом рати прошли мимо него, благословляемые попами. Многие воины прослезились, видя, как Святополк, непобедимый Мономах и иные князья стоят коленопреклоненно перед крестом и молятся о победе русского воинства над неверными.

После Вореклы пошли многие малые речки, которые войско переходило с ходу, по останавливаясь. Сто пятьдесят верст от Вореклы до Доица русские ратн покрыли за шесть дней и к 14 марта выйти к Донцу. Это был край тех мест, куда, идя южным путем, в 1103 году доходил сам Мономах и где разбил половецкую рать Дмнтр Иво-рович:. Но ныне в этих краях было пусто. После появления на Донце руссов здешние половцы откочевали к Дону, лишь кое-где стояли их небольшие станы; которые при приближении руссов тут же снимались с места и уходили еще дальше, в глубь поля, где стояла половецкая столица, называемая Шарукань, по имени хана Шарукана. Он уже многие годы правил в Донском краю, и с годами свой главный город половцы стали называть его именем, как

другой городок донских половцев назывался Сугров, в честь хана Сугры, которого вместе с братом русские князья пленили в 1107 году на берегу реки Хорол. Хана уже не было, а городок до-прежнему еще иосил его имя.

Теперь сторожи все чаще доносили Мономаху о том, что поблизости постоянно появляются половецкие наездники, следят за русскими сторожами, выявляют путь всего русского войска.

Мономах последние дни не сходил с коня. Половецкая рать могла появиться в любое время, и степняки не должны были застать руссов врасплох. Шарукан враг хитрый, опасный и бесстрашный, и кто знает, на что может решиться он вблизи своих станов и городков, откуда нанесет удар.

Долгий и тяжелый путь не прошел для Мономаха бесследно. В слои 58 лет он быстро стал уставать, порой держался в седле через силу, но воины, не только переяславские, но и киевские, и черниговские, и иных городов, постоянно видели его перед собой - по 'Прежнему стройного, ладно сидящего в седле, с ободряющей веселой усмешкой на губах, обращенной к дружинникам и пеш-цам. Воины видели его и в сторожевом полку, и у отставших пешцев, ночами он выходил из шатра и шел к кострам, вокруг которых, дремля, согревались воины. Он по-прежнему говорил, ие возвышая голоса, мягко улыбался, и этот легромкий голос, спокойную, мягкую улыбку, воины за долгие годы совместных походов с князем считали своей, относящейся только к ним, боевым товарищам. И только немногие, близкие к нему люди знали, ка-кой ценой, каким огромным внутренним напряжением сил достигается это спокойствие и эта уветливость князя, песмотря па видимые и невидимые трудности.

Вот и сейчас. Войско остановилось на Донце для небольшого отдыха. Воины запалили костры, достали хлеб, и мясо, и питье. Вслед за дружинниками подтягивались пешцы, Мономах слез с коня, разогнул затекшие от долгой тридцативерстной дороги руки, ноги и спину. Подумал, что действительно другие наступили времена, те-перь, как прежде, он уже не сможет за один день от за-утрони до вечерни доехать от Чернигова до Киева. Пока дружинники ставили княжеский шатер, он пошел от ко-стра к костру, заговаривая с людьми, отвечая им, улыбаясь.

Около одного из костров, где сидели его, переяславские, пешцы, князь остановился. Воины встали, радостно

приветствуя князя. Мономах посадил их, присмотрелся к крайнему пешцу, заросшему светло-русой бородой.

– А уж не ты ли гпал говяда под Переясдавлем, когда я тебя встретил близ дубравы?

– Я, князь, - отвечал Стаико.

– Ну как, до сих яор в поле носишь с собой и лук, и стрелы, и топор?

– Нет, князь, со времени твоего последнего похода в степь в 1103 году живем мы мирно, но вот в прошлом году снова Шарукановы люди все забрали, и дом спалили, и говяда того увели, хотя и был он уже стар.

– Терпи, - сказал Мономах, - может быть, завтра навеки покончим мы с половцами, возьмем Шарукана, как уже взяли многих ханов. А говяда тебе добудем нового.

В этот день полки облачились в брони, закрыли головы боевыми шишаками, поразобрали из обоза щиты и копья. Здесь же Мономах изрядил войско к бою, определил чело, крылья - полки правой и левой руки, дал наказ воеводам, а также тысяцким, которые поведут в бой пепщев.