Роберт Святополк-Мирский - Дворянин великого князя Страница 8

1 Сажень — русская мера длины = 3 аршина = 2,13 м.

ин! — нараспев произнес он, низко кланяясь в по­яс, а когда выпрямился, внезапно вскинул руку с длинным острым ножом.

Красиво говорил. С чувством.

Точный, короткий удар, который нанес ему окованным носком правого сапога прямо в лицо .Медведев, был настолько силен, что здоровяк, да­же не вскрикнув, рухнул на землю.

Неужто насмерть? Видит Бог, не хотел.

Василий быстро вернул ногу в стремя, легким, скользящим движением коснувшись шпорой тела Малыша, и это был условный знак — защита от посторонних, хватающих коня за узду, давно от­работана во всех мелочах и многократно прове­рена на деле, а потому Малыш, как его учили, рез­ко вскинулся на дыбы, сильно дернул повисшего на узде человека, который, как многие другие в подобных случаях, от неожиданности упал, и те­перь коню оставалось лишь ударить его копытом и сразу рвануться вперед.

Бродяга глухо застонал и, скорчившись, пока­тился к обочине.

Должно быть, в живот. Если по ребрам — кри­чат очень громко.

Медведев потрепал коня по шее и обернулся на скаку:

— Спасибо за хлеб-соль, мужики! Заходите в гости — еще не то угощение приготовлю!

Прошелестели мимо стрелы — как и следовало ожидать, по обе стороны дороги в зарослях пря­тались еще люди, но их, очевидно, было мало и, конечно, без лошадей, потому что в погоню не пустились, а стрелять из кустов в темноте далеко не каждый умеет — только одна из десятка выпу­щенных вслед стрел угодила Василию в спину, по­виснув в кольцах крепкой кованой кольчуги.

Синяк па лопатке точно будет… Но это пус­тяк… Встречались нам и не такие герои — где-то в Диком поле до сих пор, верно, белеют ихкосточки.

Еще пара верст осталась позади, потом лес вне­запно кончился, дорога пересекла небольшую по­ляну и уперлась, раздваиваясь, в поперечную, го­раздо более широкую и утоптанную, бегущую, по всей видимости, по берегу Угры. Можно было свернуть налево или направо, и Медведев остано­вился, чтобы оглядеться.

Ночь выдалась на редкость ясная, и, хотя луна еще не показалась из-за леса, было достаточно светло, чтобы разглядеть вдали справа темный си­луэт большого строения. Медведев свернул в ту сторону, полагая, что именно эта дорога должна привести к хозяйскому дому в имении Березки.

Он не ошибся.

Дорога действительно вела именно туда.

И все было бы замечательно, если б не одно обстоятельство.

Дома не было.

На всю свою жизнь запомнил Медведев эту мрачную и странную картину, пейзаж в сиянии лунного света: груда обуглившихся руин — левая часть полностью обвалилась, прогоревшая кровля рухнула, и черные расщепленные бревна торчат в разные стороны; другая половина дома напоми­нает убогую избу с непомерно высокой печной трубой, примостившуюся к этим развалинам; два окна в уцелевшей стене темнеют мрачными дыра­ми; по всему двору — обломки полуобгоревшей мебели, а поодаль, будто сломанные зубы, торчат остатки некогда прочного частокола. Но самым удивительным в этой картине были ворота. Свет­лые, новенькие, на толстых просмоленных вереях,почти не тронутые огнем и гостеприимно распах­нутые, они одиноко стояли напротив входа в дом на совершенно голом месте — и ни следа ограды по обе их стороны…

Медведев тронул поводья и медленно объехал вокруг развалин.

Ветер утих, лес перестал шуметь, и наступила мирная тишина, в которой все ночные звуки слышны удивительно далеко.

Откуда-то слева донесся одинокий удар мона­стырского колокола, позади в лесу несколько раз ухнул филин, с правой стороны изредка долетал приглушенный лай собак..

Медведев смотрел на разрушенный дом, и вдруг простая и сладкая утешительная мысль пришла ему в голову: конечно же, он ошибся, просто сбился с пути, и это вовсе не Березки; а его дом чуть подальше, — там горит печь, там светло и уютно, там с нетерпением ждут нового хозяина «люди тяглые, данники и слободичи, что на воле сидят»…

И тут он вспомнил испуганного мужичка.

«Березки легко узнаешь по конскому хвосту… »

Медведев развернулся. Над лесом показалась луна. Длинные волосы серого лошадиного хвоста свисали из-под конька ворот, чуть шевелясь от легкого движения теплого ночного воздуха.

Да-а, дом за зиму изрядно отсырел. ..

С левой стороны, откуда недавно донесся удар колокола, послышался неясный шум.

Медведев прислушался. Глухой топот копыт, свист и выкрики быстро приближались. Василий неторопливо огляделся, подъехал к покосившему­ся обломку частокола и, укрывшись в его тени, стал спокойно ждать.

Шум все усиливался, и вскоре вдали на дороге, с той стороны, откуда он приехал, появилось тем­ное пятно. Оно на глазах росло и неслось прямо сюда. Конный отряд примерно из двадцати хоро­шо вооруженных всадников с гиканьем, свистом и руганью промчался мимо Василия и растаял в те­ни леса.

Когда шум затих, Медведев выехал из своего ук­рытия, спешился, подвел Малыша к колодцу и, убедившись, что вода пригодна для питья, напоил его, проверив сначала, достаточно ли конь остыл после дороги. Только после этого напился сам..

Что же это значит? Дом разрушен и, судя повсему, сгорел еще осенью, но колодец чист, жура­вель прочен, берестяное ведро, хоть и протека­ет, сделано недавно, а тропинка хорошо утоп­тана… Интересно…

В стоящем неподалеку от дома и почти уцелев­шем строении, которое когда-то служило баней, Медведев обнаружил в углу груду прошлогоднего сена и нашел, что оно годится на ужин Малышу. Вытащив бутыль Микиса, он тщательно обтер ко­ня пунком сена, смоченным тем самым греческим вином, за которым великий князь нарочно посы­лает купцов в Византию, а сам, взяв бутыль и при­хватив из сумки краюху хлеба и луковицу, отпра­вился к дому.

В правой части развалин обнаружилось нечто вроде комнаты с почти целым потолком, если не считать всего лишь одной дыры, да и та была сбо­ку, возле стены. Посреди стояла полуобгоревшая широкая скамья, а прямо под дырой в потолке, сквозь которую виднелось звездное небо, — ог­ромная дубовая кровать. Медведев встал на нее и, подтянувшись на руках, забрался сквозь дыру на чердак. Там было пусто, а проломленная в нескольких местах кровля едва держалась. Он выгля­нул наружу и осмотрелся. В той стороне, откуда доносился лай собак и -куда направился недавно промчавшийся по дороге отряд, полыхало боль­шое зарево. Порывы легкого ветерка доносили за­пах гари, звон оружия, шум и выкрики.

Василий спустился обратно в комнату и при­ступил к ужину.

Народец здесь, должно быть, помельче, — еслибы в Диком поле кто-нибудь вздумал навеститьсоседей с таким неприличным шумом, обратнонаверняка бы никто живым не вернулся. Там под­крадываются бесшумно, нападают внезапно,убивают безмолвно, грабят быстро — всегдатрезвые и на голодный желудок, и лишь возвра­тившись и выставив надежную охрану, могут позволить себе веселое застолье, разгул и шум­ный дележ добычи.

Медведев поужинал неторопливо и с аппети­том, запил хлеб и луковицу несколькими глотка­ми знаменитого греческого вина и уже пригото­вил себе постель из охапки сена, когда шум и кри­ки стали вновь приближаться.

Едут обратно. Глянуть, что ли…

Он вышел во двор своего дома и встал у ворот за вереей, невидимый с дороги.

Отряд возвращался, сильно растянувшись и по­редев наполовину; несколько окровавленных, из­раненных людей едва держались в седлах, какой-то бородач вез длинный белый сверток, похожий на закутанное женское тело, а когда все уже, каза­лось, проехали, последний всадник вернулся и громко заорал:

— Степан! Ты где?

Что-то знакомое почудилось Медведеву в его голосе. Он присмотрелся внимательней.

Да, нет сомнений — это тот самый бродяга,который сегодня днем приставал с расспросамина постоялом дворе в Медыни, только сейчасодет он совсем иначе и вооружен до зубов.

Наконец показался последний, сильно отстав­ший всадник, и сразу стало ясно, что его задержи­вало. На крепком татарском аркане, привязанном к седлу, он волочил какой-то тяжелый, грязный мешок.

— Да брось ты наконец эту падаль! — яростно крикнул вернувшийся.

Тот, кого он назвал Степаном, выхватил саблю и, обернувшись на скаку, перерубил аркан. В этот момент он находился как раз напротив Медведе­ва» и мешок, прокатившись еще несколько саже­ней, с глухим стуком ударился о верею, за кото­рой стоял Василий.

Лошадь, освободившись от тяжести, резко рва­нулась вперед, и оба всадника умчались вдогонку своему отряду.

Степан? Хорошо. Жаль, не удалось его как сле­дует разглядеть — лицо чем-то обмотано,воло­сы спрятаны под меховую шапку, одет, как ивсездесь, по литвинскому обычаю, но это, несомнен­но, тот второй оборванец, что сидел в темномуглу медынского постоялого двора…