Роберт Святополк-Мирский - Дворянин великого князя Страница 9

Стук копыт быстро стихал вдали.

Василий вышел из-за вереи, склонился над мешком у своих ног и в холодном лунном свете увидел то, что и ожидал- грязные, кровавые лох­мотья, прилипшие к страшно обезображенному, уже совсем холодному телу.

Медведев перекрестился, прежде чем прикос­нуться к покойнику: так научил его отец, когда он был еще совсем маленьким — и это, пожалуй, од­но из самых ранних детских воспоминаний —умерла после короткой болезни мать, и отец хо­тел, чтобы они вместе положили ее в гроб, хотя, конечно, поднял покойницу он сам, а Василий только ухватился ручонкой за подол ее платья, но с тех пор он всегда крестился, прежде чем при­тронуться к мертвому, независимо от того, был ли это его товарищ или только что убитый им самим враг.

Он срезал аркан, затянутый на ногах мертвеца, неторопливо и аккуратно свернул его кольцами, чтобы завтра при свете дня разглядеть как следу­ет, затем не без труда поднял довольно тяжелое тело, отнес в дом и уложил на скамью, стоящую посреди комнаты, где он недавно ужинал. Оты­скав в углу какие-то полуобгоревшие лохмотья, он прикрыл ими покойника, прихватил оставленную на кровати бутыль с вином, вышел, плотно при­крыв осевшую на одной петле дверь, и направил­ся к Малышу. Здесь он приготовил себе постель из остатков сена, внимательно прислушался к обыч­ным ночным шорохам, доносящимся снаружи, не уловил в них ничего подозрительного, вытянулся поудобнее, глубоко вздохнул и тихо сказал себе:

— Ну вот я и дома!

Глава третья

«В МИРЕ НЕТ НИЧЕГО СЛУЧАЙНОГО…»

Должно быть, чуткое ухо коня первым уловило этот звук, и Малыш осторожно потрогал хозяина копытом. Медведев, еще не ус­певший как следует уснуть, сразу открыл глаза и напряг слух, хотя по привычке не шевельнулся, чтобы ничем не выдать своего пробуждения и об­мануть возможного противника, совсем забыв, что он не в открытой степи, а в четырех стенах бревенчатой баньки, где его снаружи и днем-то никто не увидит, а ночью тем более.

Прошла целая минута; прежде чем и он услы­шал странное редкое постукивание, и еще одна, прежде чем догадался, что оно означает: кто-то, стараясь не шуметь, пробирался к дому, но не со стороны дороги, а с противоположной — от неви­димого берега Угры, который находился где-то внизу за крутым обрывом, причем пробирался очень осторожно, ощупывая дорогу впереди себя палкой, и вот когда палка натыкалась на корягу или камень, тогда и раздавался этот короткий глу­хой звук

Приникнув к щели между рассохшимися брев­нами, Василий разглядел едва заметную в холод­ном лунном свете тропинку, ведущую от развалин дома к обрывистому берегу, и врытую в землю лавку у самого спуска к реке в дальнем конце тро­пинки.

И вот там-то, возле лавки, вдруг неожиданно, словно из-под земли, появился обтрепанный ни­щий с посохом в руке и грязной сумой через пле­чо: вид убогий, одежонка жалкая, старые истоп­танные сапоги, длинные космы белых волос сви­сают из-под рваной шапки на плечи, седая борода и усы скрывают все лицо, и на вид кажется, что это человек немолодой, хотя фигура у него строй­ная, гибкая, плечи не сутулятся, а поступь осто­рожна и упруга…

Поравнявшись с банькой, нищий повернулся к ней спиной и остановился, прислушиваясь.

Медведев не мог видеть его лица, и ему ничего не оставалось, как разглядывать посох, который сжимала рука нищего.

Покрытый богатой резьбой набалдашник в ви­де змеи, обвившейся вокруг суковатого ствола, на самом деле служил рукояткой клинка, спрятанно­го в деревянные ножны, украшенные узорчатой полоской меди. Но странным было не это — по­добные изделия Медведев видел не раз; удивляла тяжесть посоха — рука нищего всякий раз напря­галась, когда он поднимал его, а тупой наконеч­ник оставлял в мягкой почве глубокий след.

Оглядевшись, нищий уселся под березой невда­леке от колодца и стал наблюдать за дорогой.

Небось, ждет кого-то, леший меня разорви!Ну, что ж, подождем вместе!

Нищий сидел неподвижно, Медведев, опасаясь выдать себя, тоже не шевелился, и так прошло около четверти часа, прежде чем на дороге у до­ма, бесшумно вынырнув из лесу, появился чело­век.

Это был мужчина средних лет, одетый, как за­житочный горожанин: теплый полушубок, на го­лове меховая шапка, на ногах добротные сапоги, а с кисти руки свисает нагайка, — стало быть, прие­хал сюда верхом, а лошадь оставил где-то непода­леку, чтобы добраться до места встречи незамет­но. В отличие от нищего, он казался пугливым — постоянно озирался и вздрагивал от криков ноч­ных птиц и обычных лесных шорохов — ясно, что не часто ему приходилось блуждать по ночам в незнакомых местах.

Задрав голову и почесывая густую черную Го­роду с легкой проседью, он долго разглядывал ло­шадиный хвост на воротах, потом нерешительно двинулся в глубь двора, боязливо обходя сторо­ной сожженный дом, и вдруг испуганно окаменел, увидев неподвижную фигуру в тени.

Нищий негромко рассмеялся, шагнул навстречу и обнял чернобородого.

— Здравствуй, дорогой брат, — ласково сказал он. — Рад тебя видеть. Давай прогуляемся вон там, по дороге, и обо всем поговорим.

Они удалились и некоторое время прохажива­лись по дороге взад и вперед, едва видимые на фоне леса, беседуя так тихо, что ни одно слово не долетало до Медведева.

Наверняка этот ряженый нищий сроднитем, с постоялого двора в Медыни, что недавно про­скакали мимо теперь уже в другом облике, — на­стоящие бедняки не крадутся по ночам с посоха­ми работы дорогих мастеров и не обсуждаютсвои дела < братьями на большой дороге присве­те луны. Ну, ничего, нищий будет возвращаться,вот тогда-то и надо будет с ним поговорить, ауж в том, что он расскажет всю правду, можноне сомневаться — если в донских степях даже от самых стойких и мужественных татарских вои­нов удавалось получить нужные сведения, то ужот какого-то ряженого,..

И тут произошло нечто странное. Нищий вне­запно передал посох чернобородому, который тут же юркнул в чащу леса, а сам, вместо того чтобы вернуться обратно через двор, быстрым шагом стал удаляться от дома по дороге, ведущей вдоль реки.

Медведев выскользнул из баньки, добежал, при­гибаясь, до колодца и, прячась в тени обгорелых зубьев ограды, несколькими прыжками достиг до­роги.

В тот же миг прямо напротив него в глубине леса негромко заржала лошадь, и послышался глу­хой, быстро удаляющийся стук копыт. Ветки не трещали, а копыта ступали по твердой почве — значит, в глубине леса проходила дорога или утоптанная тропинка.

Бородатый с посохом ушел, и его уже не дог­нать. Нельзя упустить ряженого.

Уже не прячась и не скрываясь, Медведев выбе­жал на дорогу и бросился вдогонку; нищий резко обернулся и, увидев Василия, нырнул направо, в заросли вдоль дороги — должно быть, там был крутой склон, потому что затрещали под тяже­стью тела сломанные кусты и где-то внизу плесну­ла вода — наверно, посыпались в реку земля и камни; Медведев, не раздумывая, ринулся следом, но, в отличие от нищего, который, по-видимому, хорошо знал местность, Василий лишь предпола­гал, что там, внизу, находится река, но где именно, на каком расстоянии от дороги и насколько здесь крутой склон — не имел ни малейшего по­нятия; в результате он очутился в непроходимо густом ивняке, где было совершенно темно, и когда наконец удалось проломиться сквозь него и выбраться на узкую тропинку у самой воды, где-то поодаль впереди послышался характерный плеск вёсел, но он все еще верил в успех, и, лишь пробе­жав еще сотню саженей вперед и оказавшись на открытом изгибе, с которого противоположный берег неширокой Угры в ярком и холодном свете полной луны был виден как на ладони, Медведев понял, что потерпел поражение.

Три человека находились в лодке, только что причалившей к противоположному берегу ре­ки, — на землях Великого Литовского княжества. Двое из них были, очевидно, простые слуги-греб­цы, которые ожидали в лодке возвращения своего хозяина, а третий…

Если бы не длинные белые волосы, Василий, возможно, не узнал бы только что скрывшегося от него позорным бегством грязного оборванного нищего в этом изящном, стройном, одетом в бо­гатое европейское платье дворянине, который вы­глядел по меньшей мере как какой-то иноземный посол, которого Медведев видел однажды в Моск­ве, перед самым походом в Новгород.

Дворянин заканчивал начатое в лодке переоде­вание и теперь перекидывал через плечо расши­тую золотом портупею со шпагой. Один из слуг проворно выпрыгнул из лодки и, втащив ее на бе­рег, скрылся в зарослях, второй с поклоном про­тянул хозяину широкополую шляпу, украшенную страусовыми перьями; дворянин взял шляпу, пере­шагнул через борт лодки и, поднявшись по тро­пинке на крутой берег, оглянулся. В это время из зарослей выехала карета, запряженная четверкой лошадей; кучером был первый из двух слуг, а вто­рой распахнул перед хозяином дверцу.