Андрей Сахаров - Владимир Мономах Страница 82

Ои ехал в возке, смотрел вдоль знакомой до мелочей дороги, вспоминал, как сажал Святослава на коня, как провожал его, десятилетнего, трепещущего, заложником в половецкий стан Итларя и Китана, а после избиения Итларевой чади обнимал его, выкраденного воинами из половецкого шатра, испуганного ночной резней… Все это было. Спокойная грусть охватывала его снова и снова, а мысли уже рассеивались, возвращались в Киев, который, кажется, только недавно затих после прошлогодпей апрельской бури; думы уходили на юг к Владимиру-Волынскому, где плел против ТУОГО нити заговора Ярослав Свя-тополчич, обегали стольные города, которыми правилц его сыновья, - Новгород, Смоленск, Ростов, Переяславль. Теперь смерть Святослава все перемешала. Прежние расчеты и надежды требовали исправлений. И чем больше оч думал, тем дальше отходила от него мысль о смерти сына.

С того часа, как он взял власть в Киеве, Мономах уже не мог, как прежде, дать себе ни малейшего послабления духа. Это прежде еще он был способен написать идущее из глубин души письмо Олегу, или, как некогда отец, дать волю чувствам и отвратиться от междоусобий. Теперь жизнь, власть, воля сотен людей, всей боярско-дру-жинной купеческой, церковной верхушки, призвавшей его в Киев, вела его, и он, великий князь киевский, самовластный владыка одного из крупнейших европейских государств, молча подчинялся этой новой необходимости, оставляя все меньше и меньше места личным желаниям, бездумным вольностям и превратностям прошлого.

Власть требовала порядка, и порядок этот отныне держал его все более и более крепкой хваткой. Так было уже и прежде, когда оп владел Черниговом и Переделав-лем, и все же высоты власти одного из князей и первого князя были несоизмеримы.

Раньше оп бы остался в Переяславле надолго, объез-

дил бы все дорогие сердцу места, отдохнул в небольшом, уютном княжеском дворце. Теперь дела накатывались со всех сторон - самые разнообразные и нелегкие.

Он похоронил сына в церкви святого Михаила п в тот же день выехал в Киев. А сюда уже стекались вести - и добрые и злые - со всех концов Руси, их приносили лазутчики, дружинники, купцы, паломники, послы, верные торки и берендеи. В Новгороде Мстислав строит новую каменную крепость. Против кого? Новгородское боярство во главе с его бывшим другом Ставкой Гордятп-чем все выше поднимает голову. С тех пор как они отняли себе у Святополка его, Мономахов а, сына Мстислава, их гордыня уже не знает предела. Тогда ради сына он их поддержал; но такова жизнь, и нынче эта былэя поддержка уже оборачивается не против Святополка, а против него самого - владыки Киева. Около Мстислава увиваются латиняне, а это значит, что начнут рушиться древние устои п новые западные ветры задуют в новгородские паруса.

На берегах Варяжского моря забеспокоилась чудь, не желающая более платить далей. Волжские булгарът, пользуясь молодостью и неопытностью сына Юрия, начинают тревожить границы Ростово-Суздальского княжества. Дерзко ведет себя Глеб Всеславич Минский. По городам ка епископских кафедрах сидят еще люди Святополка, от них расходятся по приходам ядовитые словеса, их надо заменять своими людьми, ну, скажем, игуменом Даниилом, большим грамотеем, который прошел с ним весь поход 1111 года и составил о нем складное повествование.

С юга доносили о том, что вновь ожила половецкая степь, вновь роятся донские половцы и сносятся с приднепровскими людьми Боняка. А это означало, что нельзя ждать их новых выходов и нужно самому осуществлять поход в степь, идти на поиск половецких станов. В Придуиавье его зять Леон Диоген продолжает собирать людей для борьбы с императором Алексеем Ком шшом, и надо думать: помогать ли ему в этой борьбе, настало ли время идти по следам Святослава Старого и внедряться на западном побережье Русского моря? Ляхи и угры постоянно сносятся с Ярославом Святополчи-чем, и перемышльский князь Володарь, сват Мономаха, чуть не ежедневно шлет гонцов с тревожными вестями. Если Ярослав захватит Перемышль и Теребовль, подчинит себе червенские города, его сила возрастет чрезвычайно, и тогда Волынская земля отложится от Киева вместе

с торговыми путями в западные страны, с ценной галич-ской солью. Над Русской землей вновь вставала грозная тень междоусобий и нашествий.

И скакали гонцы с наказами сыновьям, отправлялись па юг и на север тайные лазутчики, назначалось купеческим караванам доиодлипно узнать половецкие замыслы, посылалась казна Леону Диогеновичу в Придунавъе на наем войска.

Но прежде всего нужно было вновь и вновь ковать единство Русской земли, сплачивать основные силы - Всеволодов дом, Святославичей, Новгород, Печорский монастырь, митрополичью кафедру, а там уже к этому, мощному ядру присовокуплять других бояр, дружинников, купцов и всяких упых людей. Мятеж 1113 года еще раз показал Мопомаху, что опора только на верхушку, полное забвение нужд уных грозит тяжкими бедами для всех смысленых людей.

И как всегда бывало в таких случаях, прежде всего Мономах обратился к именам страстотерпцев Бориса и Глеба. Сколько уже раз действо, связанное с их мощами, способствовало решению больших мирских дел, и кто из князей не пытался использовать имена убитых братьев в своих интересах.

Теперь, посоветовавшись с митрополитом Никифором, Святославичами, другими князьями, Мономах решил торжественно и всенародно перенести мощи Бориса и Глеба из уже ветхой деревянной вышгородской церкви в новый камеиттый храм их именц в том же Вышгороде.

В конце апреля в Киев съехались владыки со всей Руси. Были здесь стольные тшзъя, Давыд и Олег Святославичи, их сыновья, владеющие черниговскими города-:. ми; сыновья Мономаха, епископы Феоктист Чернигов- у ский, Лазарь Переяславский, Даниил Юрьевский, которого недавно Мономах посадил в этом городе; игумены Прохор Печерский и Сильвестр Выдубицкий, прочие отцы церкви.

1 мая 1115 года при великом скоплении народа было освящение храма, а 2 мая в день Бориса и Глеба - перенесение их мощей.

Мономах шел первым за ракой сначала Бориса, нотой Глеба, а кругом давился парод, напирал, и было столь -страшное утеснение, что Мономах распорядился тут же'1;' метать в толпу мелкую монету и куски парчи; этим немного расчистили дорогу, ж?яестзие продолжалось.

Все шло хорошо до того часа, когда нужно было класть мощи на вечное захоронение.

Мономах предложил поставить их раки посреди церк-ви под серебряным теремом, Давыд и Олег желали но-. хоронить святых в коморе, в боковом приделе, где когда-то намечал это сделать их отец - великий кпязь Святослав.

Острая распря началась здесь же, в церкви, в присутствии всего причта. Святославичи готовились к этому пасу давно. В апреле 1113 года они не двинули свои дружины на Киев, лишь испугавшись широкого народного мятежа, охватившего многие города Руси. Потом было уже поздно: пришли половцы, и нужно было спасать и свои и чужие земли. Но их ненависть к Мопомаху крепла: за долгие годы Владимир, отступив в прошлом но раз от киевского престола, вес же нарушил лествицу Ярослава, сделал их изгоями, замкнул в пределах лишь своих черниговских земель. Теперь их сыновья, внуки и правнуки никог/!;а законно не сядут на киевский стол.

Святославичи спорили так, будто от того, где положат мощи, зависят дальнейшие судьбы Русской земли.

Распалился и Мономах. Он долгими годами, десята-. летиями давил в себе гнев и возмущение, ненависть и страх ради единства Русской земли, ради отца, ради детей, ради сестер, брата, ради самого ценного в его ЖИЗНИ - борьбы с половецкими набегами. И теперь, когда многое осталось позади, принесены такие жертвы и проделаны десятки боевых походов, когда Киев уже в его, руках, нужно было снова тихо улыбаться, хитрить, ждать,., ждать чего? Ему было уже шестьдесят! Его ще-. ки пошли красными пятнами, и он гневно понизил голос, и тот, сошедший почти до шепота, задрожал от ярости. Стало ясно, что на УТОТ раз Мономах не уступит.

Напряженно стояли рядом Мономаховы дружинники, схватившись за рукояти мечей, внимательно следя за своими противниками.

Дело решил митрополит Никифор, предложивший, кп-цуть жребий: церковь была против новой междоусобицы, которая могла обернуться неисчислимыми бедствиями для верхушки Русской земли.

Затихли спорящие стороны, поняв тайный призыв митрополита.

Выпал жребий Святославичей.

Эта последняя вспышка окончательно додорвала силы Олега. После пышных торжеств и пиров он вернулся в Чернигов к брату усталый и опустошенный и занемог.

1 августа он умер, а 2-го был погребен в Спасском соборе рядом с отцом - великим князем Святославом Яро-славилзм.

Весть о смерти Олега Мономах воспринял спокойно. Уже в Клеве было видно, что Олег не жилец - худой, сгорбленный, с серым лицом, он держался лишь своей неиссякаемой гордыней. Олег знал, и это знали все, что он оставался по старшинству первым русским князем, сыном великого князя, который правил в Киеве ранее Мо-помахова отца. Было видно, что в распрю около рак Бориса и Глеба он вложил последние душевные силы.