Юрий Григорьев - Последний император России. Тайна гибели Страница 9

Сухоруков говорит, что царь стоял правофланговым. Так как члены семьи стояли лицом в сторону входа в комнату, то правый фланг был у северной стены. Неполное, но все же совпадение с данными других участников экзекуции.

В рассказе члена УралЧК М. Кабанова мы находим некоторые новые детали: «Николай Второй, прийдя (так в тексте – Ю. Г.) в указанную комнату, сына посадил на приготовленный нами стул, а сам встал посреди комнаты лицом к двери. Все остальные встали с правой и левой руки, также, лицом к двери. Тов. Юровский вошел в эту комнату, встал в угол и зачитал Николаю 2-му и его семье Постановление…»

По схеме Кабанова, бывший царь стоял в центре комнаты, а все остальные – справа и слева от него. Но тогда почему Юровский, войдя в комнату, отходит в угол? А потому что в описании расстрела Кабанов скажет: все, кто стрелял, находились не в комнате, а в дверном проеме.

П. З. Ермаков (военный комиссар): «Сошли книзу, где для них были поставлены стулья вдоль стены. Хорошо сохранилось у меня в памяти. С правого фланга сел Николай, Алексей, Александра, старшая дочь Татьяна, далее доктор Боткин сел, потом фрейлина и дальше остальные».

Расставленные заранее стулья, все стоят в одном ряду и вперемежку. К «остальным» наряду с Труппом и Харитоновым Ермаков причислил трех Великих княжон. Поверить в правдивость его повествования трудно. А лучше сразу сказать, что невозможно. Размеры комнаты не позволяли поставить в ней ряд одиннадцать стульев. Нет, не удается поверить Ермакову. Перейдем к рассказу следующего очевидца.

П. С. Медведев: «Привели их в угловую комнату нижнего этажа, смежную с опечатанной кладовой. Юровский велел подать стулья: его помощник принес три стула. Один стул был дан Государыне, другой – Государю, третий – Наследнику. Государыня села у той стены, где окно, ближе к заднему столбу арки. За ней встали три дочери (я их всех очень хорошо знаю в лицо, так как каждый почти день видел их на прогулке, но не знаю хорошенько, как звали каждую из них). Наследник и Государь сели рядом, почти посреди комнаты. За стулом Наследника встал доктор Боткин. Служанка (как ее зовут – не знаю, высокого роста женщина) встала у левого косяка двери, ведущей в опечатанную кладовую. С ней встала одна из царских дочерей (четвертая). Двое слуг встали в левом (от входа) углу, у стены, смежной с кладовой».

Показаниям Павла Медведева хочется верить. И побуждает к этому последовательность изложения и четкое определение расположения обреченных в комнате. Невольно создается впечатление, что, рассказывая о событиях ночи с 16 на 17 июля 1918 года, Медведев словно заново просматривает запечатленную в его сознании хронику тех событий. Может быть, эти слова Медведева взяты из его показаний следователю?

Дело было в 1919 году, когда Медведев попал в плен к белым. Он понимал, что из этой ситуации почти невозможно выбраться живым. За расстрел царской семьи его могли казнить. Жить Медведеву хотелось. И он пытался купить свободу. Ему важно было убедить следователя в своей правдивости. Потому о подготовке к расстрелу он рассказывал очень подробно. А вот когда речь пойдет о самом расстреле, о своем участии в нем, – вот тогда можно и слукавить. Ничего не сказать о том, что сам стрелял в царя. По одним данным – в живого, по другим – в уже убитого. Признаваться в этом Медведеву, по вполне понятным причинам, не следовало. Поэтому дальше он расскажет, что сам не стрелял и даже не видел расстрела, потому что перед тем, как открыть огонь, Юровский отправил его во двор послушать, будут ли слышны выстрелы.

Нет сомнений, что так все и было. Павел Медведев хотел жить и старался купить свою жизнь максимально возможной правдивостью своего рассказа о расстреле. Тем более что времени с той ночи прошло – всего ничего. Забыть что-либо было физически невозможно. Кроме того, что очень хотелось забыть.

Прежде чем перейти к анализу рассказа Медведева, надо сделать еще одно замечание. Его рассказ очень похож на изложение событий Медведевым (Кудриным). Мы помним, что Кудрин, описывая расположение в комнате дочерей царя, говорил: «…за ней встали три старшие дочери».

И далее: «за креслом Алексея встал доктор Боткин». То же мы читаем и у Павла Медведева: «За ней встали три дочери», «За стулом Наследника встал доктор Боткин». В его изложении значение, в котором он употребляет предлог ЗА, представляется совершенно очевидным: дочери встали ВСЛЕД за царицей. Можно сделать окончательный вывод, что предположение о смысле фраз с предлогом ЗА, к которому мы пришли при анализе повествования Кудрина, было правильным.

И еще одно замечание. Дословное совпадение отдельных фрагментов в показаниях Павла Медведева и Кудрина свидетельствует о том, что какая-то часть воспоминаний чекиста основана на свидетельствах его однофамильца. К тому моменту, когда Кудрину разрешили «вспомнить всё», книга Н. Соколова уже была опубликована.

Итак, все члены семьи, кроме Анастасии, стояли в один ряд. Теперь это можно считать окончательно установленным фактом. Основание для такого вывода: совпадение этого важного для нас обстоятельства в рассказах убийц и свидетелей.

Но проверим свой вывод еще раз. Один человек занимает в ряду около полуметра. Всего Романовых было семеро. Значит, даже касаясь плечом друг друга, они занимали по ширине комнаты почти три с половиной метра. Напомним, что общая ширина комнаты – меньше четырех с половиной метров. При таком расположении обреченных они стояли шеренгой от окна и почти до северной стены.

Идем дальше. Юровский, Медведев (Кудрин) и П. Медведев говорят, что Александра Федоровна была в этом ряду крайней справа, то есть располагалась почти у окна. Следом за ней стояли дочери. В этом свидетели тоже практически единодушны. Расхождение – в количестве стоящих справа от императрицы дочерей. Одни говорят, что их в ряду было три, и уточняют, что Анастасия отошла к стене и встала рядом с Демидовой. Другие просто говорят: за матерью встали дочери. Сколько – не сказано. Может быть, три, а может быть, и все четыре. Уточняющие вопросы им не задавали.

Ну а что Ермаков? Его свидетельство совершенно не соответствует тому, что рассказывают Юровский и другие. Вернемся к его рассказу: «Сошли книзу, где для них были поставлены стулья вдоль стены (?). Хорошо сохранилось у меня в памяти. С правого фланга сел Николай, Алексей, Александра, старшая дочь Татьяна (?), далее доктор Боткин сел (?), потом фрейлина и дальше остальные (?)». Описание Ермакова настолько бестолковое, что его даже не хочется комментировать. Ни одно слово не внушает доверия, и, следовательно, сведения из рассказа Ермакова нельзя использовать в анализе событий той ночи.

Остается еще версия Кабанова. Она тоже неточна. Мы уже знаем, что одиннадцать человек в один ряд встать не могли. Просто физически не могли в нем поместиться.

Для того чтобы завершить вопрос с расположением жертв в комнате перед расстрелом, следует рассмотреть высказанное Э. Радзинским предположение о «фоторасстреле». В своей книге он пишет, что необходимость расстановки в один ряд Юровский объяснил Романовым предстоящим фотографированием. Очень сомнительно, если не сказать: неправдоподобно до наивности. Во-первых, встали все-таки не в один ряд. И получившаяся расстановка не имеет ничего общего с мало-мальски приемлемым вариантом композиционного решения групповой семейной фотографии. Несложно вообразить, сколько ядовитой иронии увидел бы фотограф Юровский в глазах Романовых за такую композицию. Семейная фотография, при всем многообразии решений, имеет вполне устойчивые принципы. Достаточно посмотреть на множество семейных фотографий тех же Романовых, чтобы убедиться в этом. Линейная композиция никак «не тянет» на право именоваться художественной фотографией.

На это можно возразить: на издевательские насмешки в глазах Романовых Юровский так и ответил! Сказал: не думайте, что я не знаю, как сделать высокохудожественное фото! Но мне это не нужно! Мне нужна предельно простая фотография, где видны лица каждого из вас – и всё! Она должна быть некрасивой, эта фотография! Я этого и добиваюсь. Ваша групповая фотография нужна не для того, чтобы на вас кто-то любовался. Она нужна для того, чтобы все, кто ее увидит, поняли, что вы живы. И еще они должны увидеть, что вы – арестанты.

Но все дело как раз в том, что и линейная композиция не была достигнута! И не все лица попадут в объектив! Анастасии в кадре точно не будет видно. И вот этого быть ну никак не могло. Не могло случиться так, чтобы Юровский, оставив бесплодные попытки расставить и рассадить Романовых, в сердцах плюнул и махнул рукой: да стойте вы как хотите. Хотя бы не расползайтесь по углам, пока я хожу за фотоаппаратом…

Есть еще несколько очень серьезных возражений против версии с «фоторасстрелом». Если бы всё так и было, то Юровский обязательно сказал бы об этом, чтобы лишний раз подчеркнуть свою роль в расстреле: «Всё я организовал! И „фоторасстрел“ придумал тоже я! Кто, кроме фотографа, мог до такого додуматься?»