Сергей Нефедов - История России. Факторный анализ. Том 1. С древнейших времен до Великой Смуты Страница 9

Дальнейшее увеличение плотности населения в конечном счете вело к появлению первых государств. Благодаря большой работе, проделанной группой американских исследователей во главе с Дж. Мердоком, в настоящее время существует база данных, позволяющая проверить наличие зависимости между некоторыми действующими факторами и уровнями государственности и социальной стратификации с помощью методов математической статистики.[105] Такое исследование было проведено А. В. Коротаевым и Н. Н. Крадиным.[106] Ими было установлено, что главными предпосылками для появления классов и государства являются переход к развитому земледелию и достижение благодаря этому определенного порога плотности населения. Но при этом важную роль играют дополнительные условия: наличие технологии хранения зерна (например, керамических сосудов), металлургии бронзы, колесных транспортных средств и письменности.[107] Таким образом, перечисленные выше открытия были необходимыми шагами на пути становления первых государств, и в целом появление классов и государства было результатом совокупного действия технологического, географического и демографического фактора.

1.7. Земледельцы и скотоводы на юге России

Как полагают специалисты, трипольская культура на Юге России даже в период своего расцвета не достигала уровня государственности. В IV тысячелетии до н. э. рост численности населения привел к появлению больших поселений с 10–15 тысячами жителей, получило распространение гончарное ремесло, стали использоваться медные орудия. Однако насельники трипольской культуры не знали письменности и бронзы, а вместо колесных повозок использовали примитивные волокуши.[108]

К востоку от Триполья, в степях за Днепром, обитали охотничьи племена, которые, отчасти смешавшись с колонистами, со временем познакомились с основами земледелия и скотоводства – таким образом, в процессе диффузии и социального синтеза сложилась новая культура полуоседлых скотоводов и земледельцев – это были предки современных индоевропейских народов.[109] Следы этой культурной диффузии сохранились в отдельных словах некогда общего индоевропейского языка, которые были заимствованы у пришедших с Ближнего Востока земледельцев и потом были унаследованы русским языком. В их числе можно упомянуть rughio – рожь; lino – лен; kulo – колоть, копье; sel – село; dholo – долина, sur – сыр; klau – ключ; medu – мед; agno – ягненок; sekur – секира; septm – семь и так далее.[110]

Индоевропейские охотники и скотоводы отличались от малорослых и смуглых трипольцев в антропологическом отношении – они были более высокими и имели бледную кожу. Большинство археологов отождествляют индоевропейцев с насельниками среднестоговской культуры Северного Причерноморья. Поселения этой культуры известны тем, что при раскопках здесь были найдены древнейшие псалии – костяные части конской уздечки. Это служит доказательством того, что уже в середине V тысячелетия до н. э. индоевропейцы приручили водившихся в степях диких лошадей, тарпанов и использовали их для езды верхом. Тарпаны были маленькими грацильными лошадками, их рост в холке составлял 120–130 см – в то время как современные лошади имеют рост 150–175 см. Тарпанов разводили так же, как крупный рогатый скот, ради молока и мяса, и они составляли основную часть стада. Но пешие пастухи не могли пасти быстрых лошадей, поэтому им пришлось создать уздечку и освоить искусство наездников. Это было именно искусство, так как простейшая уздечка с мягкими ременными удилами не обеспечивала строгого управления лошадью, а мартингал, седло и стремя появились лишь тысячи лет спустя. В этих условиях верховая езда была доступна только ловким пастухам – и лишь при условии, что лошадь была смирной и послушной.[111]

Индоевропейцы были знакомы с земледелием, но в степях лишь немногие земли были доступны для обработки мотыгой. Однако изобильные пастбища позволяли содержать большие стада скота – так что в хозяйстве местного населения явственно преобладало скотоводство. На одном квадратном километре ковыльно-разнотравной степи можно было прокормить 6–7 коней или быков,[112] а для прокормления одной семьи из 5 человек требовалось стадо примерно в 25 голов крупного скота,[113] следовательно, плотность скотоводческого населения в степи могла достигать 1,3 чел./км2. Эта цифра близка к оценке Ратцеля – 0,7–1,9 чел./км2; расчеты О. Г. Большакова для степей Аравии дают 1,6–1,9 чел./км2[114]. Таким образом, плотность скотоводческого населения превосходит максимальную плотность для охотников и собирателей, но она в 5 – 10 раз меньше, чем у мотыжных земледельцев и в сотни раз меньше, чем у земледельцев, использующих ирригацию. Экологическая ниша скотоводов очень узка, и перенаселение наступает достаточно быстро; уже в конце V тысячелетия до н. э. в степи начались столкновения между индоевропейскими скотоводами и трипольскими земледельцами. Набеги из-за Днепра заставили трипольцев строить крупные укрепленные поселения, но отдельные дружины всадников все же прорывались далеко на Запад, вплоть до Дуная.[115]

Во второй половине IV тысячелетия бесконечная война скотоводов и земледельцев осложнилась вмешательством нового фактора. Через Кавказ в причерноморские степи распространилась очередная волна культурной диффузии с Ближнего Востока – волна, связанная с появлением колесных повозок и металлургии бронзы. Посредником в передаче этих изобретений индоевропейцам стала майкопская культура Северного Кавказа: здесь, в долине Кубани, в больших курганах вождей были найдены кинжалы и втульчатые боевые топоры из характерной для Ближнего Востока мышьяковистой бронзы.[116] Наиболее древние медные топоры, найденные археологами в Поднепровье, имеют характерные майкопские формы и отлиты по майкопской технологии. Позже, когда форма топоров на Северном Кавказе изменилась вместе с технологией отливки, она была вновь перенята степными кузнецами, научившимися отливать изделия из бронзы, доставляемой с Кавказа. Конечно, бронзовые топоры были дорогими и относительно редкими, это было оружие знати – но на Северном Кавказе с помощью бронзового инструмента изготовляли также и сверленые каменные топоры; именно такие боевые топоры стали в дальнейшем массовым оружием степняков.[117]

Не менее важно то обстоятельство, что майкопская культура стала посредником в диффузионном распространении технологии изготовления повозок. Повозки того времени, модели которых были найдены в майкопских курганах, – это тяжелые двуосные фургоны на сплошных колесах, в которые с помощью дышла запрягали пару волов – тем же способом, что и в плуг. Управление осуществлялось поводьями, крепившимися к металлическому кольцу, продетому сквозь ноздри животного.[118] В III тысячелетии в Двуречье стали запрягать в повозки эквидов, крупных ослов или, может быть, малорослых лошадей-тарпанов. Запряженные эквидами повозки повсеместно использовались в военных целях, на них сражалась местная знать. Изображения на знаменитом «штандарте из Ура» показывают, как боевая повозка таранит строй противника, обращая его в бегство.[119]

Рис. 1.2. Территориальная экспансия индоевропейских племен.[120]

Здесь показана лишь область плотного расселения племен, но не отмечены территории, на которых арии политически господствовали, находясь в меньшинстве.

Таким образом, повозка стала новым оружием индоевропейцев – оружием, которое в сочетании с отрядами всадников дало им решающее преимущество в войне с земледельцами. Трипольские города, долго сдерживавшие напор степняков, погибли в пламени пожаров, и индоевропейцы устремились к Дунаю и к Эльбе. На обширных пространствах Восточной и Центральной Европы археологи фиксируют гибель многочисленных земледельческих поселений, на месте которых появились курганы победителей – гробницы с моделями повозок, бронзовыми кинжалами, боевыми топорами, останками принесенных в жертву лошадей и людей. Бронза была редкостью, но каменный боевой топор был непременной деталью даже бедных захоронений, топоры клали и в могилы детей – поэтому культуры, созданные завоевателями, археологи часто называют «культурами боевых топоров».[121]

Завоевание Европы означало распад древнего индоевропейского единства; разошедшиеся в разных направлениях племена завоевателей дали начало новым народам – германцам, грекам, италикам. Отдельные племена индоевропейцев проникли в леса, простиравшиеся от границы степей на север до Балтийского моря – это были предки славян и балтов, тогда составлявшие еще единый этнос создателей среднеднепровской, фатьяновской и нескольких более мелких культур. Характерно, что славяне унаследовали от индоевропейской общности тот словарный запас, который описывает оружие победителей: названия четырехколесной повозки, колеса, ярма, дышла, лошади, глагол «запрягать» и т. д..[122] Для балто-славян так же, как для других индоевропейцев, поначалу были характерны воинственные обычаи, но позже в условиях земельного изобилия и отсутствия врагов эти племена перешли к мирной жизни. Обычай класть в могилы боевые топоры постепенно вышел из употребления.[123]