Павел Лукницкий - Ленинград действует. Книга 3 Страница 93

Перво-наперво под охраной солдат, под плетьми и побоями бывшие колхозники начали строить эту страшную крепость. Старосты пригоняли народ к мосту через Череху, — этот мост немцы строили до прихода карательного отряда, строили долго — семь месяцев.

Согнанных невольников распределял на работы фельдфебель, в руках у которого всегда была плеть. По его приказу били рабочих палками и плетью. В первый раз, когда староста деревни Перетворы Макаров привел на одного человека меньше, потому что тот заболел, фельдфебель избил старосту при всем народе прикладом автомата, отвел на двадцать шагов в сторону и расстрелял в назидание всем. В другой раз, когда заболел староста деревни Товарицы, его, чтоб не ставить народ под угрозу тяжелой кары, согласился заменить молодой колхозник Иван Каштанов. Привел народ на работу, назвался фельдфебелю старостой, но фельдфебель тут же приказал отвести Ивана Каштанова к опушке леса, что в километре от больницы, и немедленно расстрелять.

Так эта опушка леса, носящая название «Песчаник», приняла кровь первой расстрелянной здесь карателями жертвы. Вскоре Песчаник стал весь пропитан кровью расстрелянных. Староста деревни Товарицы, узнав об участи Вани Каштанова, бежал в лес, исчез навсегда. Гитлеровцы назначили другого старосту, но и его расстреляли за то, что при облаве обнаружили в деревне двух не прописанных им мужчин, хотя те и были местными деревенскими жителями. И эти двое несчастных, случайно пропущенные в списках, тоже были расстреляны.

Выстроив крепость, каратели заставили население рубить под корень парк, и яблоневый питомник, и аллеи ясеня и клена, и все до единого кусты и деревья в радиусе полутора километров от их разбойничьего гнезда. Так было вырублено больше двенадцати гектаров многолетних деревьев.

То же происходило и на трех форпостах карательной роты.

Было приказано с рассвета до ночи маскировать дороги вехами, пилить, колоть и возить в крепость дрова, и жители возили дрова до тех пор, пока каратели не отобрали у них всех лошадей до последней.

Шла зима, гитлеровцы заставили обозначать заносимые теперь снегом дороги вешками. Из деревни Быстревской не пришел на работу один человек.

Каратели явились в деревню, сожгли дом, но непокорного не разыскали — он успел бежать вместе с семьею в лес, к партизанам.

Бегством в лес вместе с семьей рассчитывал спастись староста деревни Белая Гора Дмитрий Андреев. Здесь, в глубине леса, уже жили в потайных землянках шестнадцать беглецов из деревень Горбово, Селихново и Гор-Бобыли.

Но гитлеровцы разыскали их, окружили, погнали в деревню Мочево, заперли в избу, подожгли ее, как и все другие избы деревни. Тех, кто пытался выскочить в окна, каратели расстреляли из автоматов.

Тяжелораненый Дмитрий Андреев сумел сползти в подвал запертой снаружи избы в момент, когда потолок рухнул, давя горящих живьем людей. Андреев выволок в подвал своего обожженного и раненного пулей друга — пятидесятилетнего Никандра Семанова, выполз, таща его на себе, в снежный сугроб, хотел тащить дальше, но Никандр Семанов умер тут же, и Андреев пополз один, таясь от беснующихся в пылающей деревне гитлеровцев.

Кровавя снег, Дмитрий Андреев прополз пять километров до другого лесного лагеря беглецов из деревни Корсаково и рассказал им все. Приемный сын Андреева, партизан Анатолий Ларионов увез старика к партизанам, те лечили его, но через месяц Андреев все же умер от ран.

Этот зверский акт сожжения людей живьем был совершен 5 декабря 1943 года.

— А в ноябре сорок третьего, — добавляет Кулачковский, — пришли в леспромхоз эстонцы, три офицера, пьяные, вечером, стали приставать к девушкам — Федоровой Вере, Михайловой Зине, хотели их изнасиловать в моем доме. Девушки разбежались… Я был в соседнем доме, увидел пламя, пылает дом. Я выскочил, вижу: эстонский фашист сидит в канаве, стреляет из автомата по народу, который выбегал из горящего дома, и подстрелил Зину, тяжело ранил. Другие эстонцы потом отправили ее в Псков, там она месяца полтора в больнице лежала, вернулась жива… В этом доме офицеры облили бензином белье и имущество, подожгли (это был двухэтажный казенный дом леспромхоза, я в нем жил). Женщина пожилая выскочила из окна второго этажа, схватилась за горящий подоконник, руки обожгла и ноги ушибла, по сию пору мучается. Она из деревни Циблино. Из того же дома инвалид, безногий Алексей Никандров лет шестидесяти, с деревянной ногой, по веревке спустился со второго этажа. Много детишек в доме было. Все выскочили кое-как…

В конце декабря в домике на окраине совхоза «Симанское» взорвавшимся примусом обожглись женщина и кормившийся на ее руках ребенок. Оказать им помощь пришла из деревни Перетворы акушерка Анна Михайловна Богомолова. Едва она вошла в дом, занялась перевязкой обожженных, в дверь ворвались каратели:

«Ты Кукушкина? Давай документы!..» Она предъявила паспорт. «А почему тебя зовут Кукушкина, а в паспорте ты Богомолова?» — «Потому что я по первому мужу значусь, который умер». — «А второй муж где?» — «Умер тоже!» — ответила Богомолова. Гитлеровцы вывели акушерку за дверь и расстреляли. В деревне Перетворы остались годовалая и пятилетняя дочери Богомоловой и ее шестидесятипятилетняя тетка. До прихода Красной Армии они умирали с голоду, и спасли их только соседи.

В начале января 1944 года каратели явились к жившему в леспромхозе дорожному мастеру Ивану Ивановичу Пикалеву, сказали: «Выходи со своими дочерьми, паспорта ваши нужно проверить!» Вывели Пикалева и двух его дочерей — шестнадцатилетнюю Олимпиаду и девятнадцатилетнюю Людмилу к соснам Песчаника (или, как здесь говорят, «Песченика») и под яркими лучами солнца расстреляли на сверкающем снегу. Жена Пикалева, оставшаяся с двумя малолетними детьми, только несколько дней назад, после освобождения района Красной Армией, смогла похоронить расстрелянных.

В январе расстрелы производились уже по всем деревням, ежедневно. В Песчанике были расстреляны совхозные рабочие братья Жуковы, Иван Егоров и две девушки из деревни Рыбиха, Лида Павлова и Мария Кирпичникова, а затем ее брат, Николай Кирпичников… Из сожженной фашистами деревни Старина к капитану-карателю пришла крестьянка Мария Семенова с двумя малолетними детьми, просить, чтоб ей разрешили жить в другой деревне. Семенова была тут же расстреляна. Ее мальчик умер от голода. Другого подобрали в снегу и спасли крестьяне. В январе, после сожжения деревни Старина, в ней было расстреляно семнадцать человек.

В деревне Шквары, рассказывает колхозник Федоров, и ему вторят другие, немцы набили колодец живыми людьми и взорвали его. Это в январе.

В Осиповичах беженец Демьянского района Николай Михайлов — сам, жена, мать, невестка и двое детей и сирота девочка — жили после пожара в бане.

Пришли эстонские каратели. Девочка-сирота выскочила из бани, побежала по реке, по направлению к Старине. Была застрелена. Семья Николая Михайлова сожжена живьем в запертой бане. И до сих пор косточки лежат. Это было 11 января, когда жгли и Волкове. А 6–7 января в приходе Добровитки, километров тридцать отсюда, немцы-фашисты согнали в церковь людей, человек сорок — пятьдесят, заперли в церкви и, подложив тол, взорвали.

В деревне Старина был волостной, Логинов Николай Тихонович, держали его до того в Порхове, в плену. Шел мальчик лет пятнадцати из ремесленного училища по дороге домой от верхнего моста, не дошел километров тридцати до своей деревни. Волостной поймал его и потащил к немцам в комендатуру, в Славковичи. Мужики деревни Старина просили: «Отпусти ты его домой, он ребенок, глупый». А тот не отпустил, а свел в Славковичи, в комендатуру. И там на его глазах мальчика застрелили… Волостного преследовали за такие дела партизаны. Летом — рожь жали в девятую пятницу, в сорок третьем году, волостной был приглашен немецкими властями на праздник в Славковичи. Ехал с праздника поздно вечером. В деревне Кошегорье была партизанская засада, где он с женой попал к ним в руки. Жена была отпущена, а он расстрелян партизанами. А жена позже сгорела в Карамышеве, когда фашисты там жгли людей. А сын волостного, Иван, остался в партизанах — был с ними в Эстонии, герой, не отступил от пулемета до последней пули. Жив, вместе с партизанами теперь в Ленинград поехал. Он сам искал отца, хотел убить…

9 марта. Деревня Рыбиха

Уцелевшие жители сожженных деревень еще не скоро вернутся на свои пепелища, — кто воюет в рядах Красной Армии с начала войны, кто в немецком плену или в рабстве, кто в составе партизанских бригад и отрядов ушел в Ленинград или вступил в ряды наступающих наших дивизий… Только очень немногие, скрывавшиеся в окрестных лесах, главным образом дети и женщины, перерывают в эти дни золу и пепел, чтобы заново строить избы на пожарищах родного жилья. А кое-кто тянется сюда, в единственную сохранившуюся в ближайшей округе, хотя и полусожженную, деревню Рыбиха. Поэтому в избах Рыбихи невероятная теснота. Коренные жители этой деревни гостеприимны, помогают беженцам чем и как только могут…