По страницам «Войны и мира». Заметки о романе Л. Н. Толстого «Война и мир» - Наталья Григорьевна Долинина Страница 8

Так оно и вышло: много позже, уже в 3-й части I тома, мы узнаем, что «Борис во время похода сделал много знакомств с людьми, которые могли быть ему полезными, и через рекомендательное письмо, привезённое им от Пьера, познакомился с Андреем Болконским, через которого он надеялся получить место в штабе главнокомандующего». (Курсив мой. – Н. Д.)

И получит! Он всё получит, что захочет, он и князю Андрею сумеет полюбиться. Накануне Аустерлица он приедет в штаб Кутузова и вот что там произойдёт:

«Борис в эту минуту уже ясно понял… что в армии, кроме той субординации и дисциплины, которая была написана в уставе… была другая, более существенная субординация, та, которая заставляла этого затянутого с багровым лицом генерала почтительно дожидаться, в то время как капитан князь Андрей для своего удовольствия находил более удобным разговаривать с прапорщиком Друбецким. Больше чем когда-нибудь Борис решился служить впредь не по той писанной в уставе, а по этой неписаной субординации. Он теперь чувствовал, что только вследствие того, что он был рекомендован князю Андрею, он уже стал сразу выше генерала…» (Курсив мой. – Н. Д.)

Вот каков был результат разговора Бориса с Пьером в отдалённой комнате громадного дома графа Безухова. То, чего не могла добиться унижениями и настойчивостью Анна Михайловна Друбецкая, было достигнуто её сыном легко, без труда, без унижений – наоборот, он даже удовлетворил свою гордость. Очень спокойный и очень благоразумный молодой человек, хорошо знающий, где что сказать, – таким он пройдёт через весь роман: таким подслушает разговор царя о переходе Наполеона через Неман и первым узнает о начале войны, и сумеет извлечь из этого выгоду; таким сунется под руку к Кутузову перед Бородиным – с уместным восхищением ополченцами, которые приготовились к смерти и поэтому надели белые рубахи; таким он будет в гостиной Жюли Курагиной: преодолевая отвращение, он скажет ей все любовные слова, каких она захочет, потому что её миллионы, леса и поместья дороже слов; и в будуаре Элен он будет таким же – Элен, со своими связями, продвинет его карьеру, – и только один человек на белом свете вырвет его на время из благоразумия и спокойствия – это Наташа; но и Наташу он отодвинет в сторону – не жениться же на бесприданнице, ведь Ростовы к тому времени разорятся…

Что же, Борис – плохой человек? В том-то и дело, что ни разу он не совершит ничего непорядочного в прямом смысле слова. И тем не менее здесь, в верхнем этаже старого дома графов Безуховых, сошлись сейчас два юноши, воплощающие два мира: честный и бесчестный.

Перед каждым из юношей – длинная жизнь, полная событий, и не раз их пути перекрестятся. Путь Пьера будет полон ошибок, заблуждений и разочарований, но всегда Пьер будет искать истину, добро и справедливость. Борису всё это не нужно – он будет искать карьеры, положения, денег, и всё это он найдёт.

Но ведь это он же был, он – тот, с кем тоненькая девочка с счастливым лицом пошла в диванную! Только это он потеряет: простое, естественное счастье, способность любить и быть любимым; останутся у него чины, поместья, ордена, а человека не будет.

6. Две девушки

Старый граф Безухов умер. Князь Василий не успел уничтожить его завещание в пользу Пьера и взять всё наследство Безухова себе.

Пьер ничего не понял в истории с завещанием – он думал о другом. В этом состоянии непонимания Толстой оставляет его и переносит нас в дом другого екатерининского вельможи, последнего, оставшегося в живых, – генерал-аншефа князя Николая Андреевича Болконского.

О судьбе Пьера мы узнаем в этом доме – из письма, написанного Жюли Курагиной, той самой гостьей-барышней, что приезжала к Ростовым в день именин. Жюли горюет, провожая на войну своих братьев, и пишет об этом подруге – княжне Марье Болконской, а старый князь Николай Андреевич, вручая дочери письмо, предупреждает:

«– Ещё два письма пропущу, а третье прочту… боюсь, много вздору пишете. Третье прочту».

И письмо Жюли, и ответ княжны Марьи написаны по-французски, поэтому, не углубляясь в перевод, мы как-то проскальзываем мимо, а жаль – так ясно видны в этих письмах обе девушки: искренне неискренняя Жюли, каждое слово которой как будто продиктовано Анной Павловной Шерер и проверено княгиней Друбецкой, и чистая, умная, естественная в каждом слове княжна Марья.

«Милый и бесценный друг, какая страшная и ужасная вещь разлука! Сколько ни твержу себе, что половина моего существования и моего счастья в вас, что… сердца наши соединены неразрывными узами… я не могу подавить некоторую скрытую грусть, которую испытываю в глубине сердца со времени нашей разлуки. Отчего мы не вместе, как в прошлое лето, в вашем большом кабинете, на голубом диване, на диване „признаний“?»

Так начинает своё письмо Жюли – и невольно вспоминаются слова старого князя: «боюсь, много вздору пишете…» Мы ведь видели Жюли, видели её кокетство, её улыбки, и никакой грусти в ней не было заметно…

Княжна Марья принимает каждое слово подруги всерьёз, за чистую монету, но в ответе её – при том, что он написан почти теми же словами, что письмо Жюли, – в ответе её виден совсем другой человек.

Прежде всего, она утешает. Утешает бедняжку Жюли, жестоко страдающую в разлуке с ней: «Вы жалуетесь на разлуку, что же я должна была бы сказать, если бы смела, – я, лишённая всех тех, кто мне дорог? Ах если бы не было у нас утешения религии, жизнь была бы очень печальна…»

В её письме всё – правда. Некрасивая (Толстой много раз подчёркивает: некрасивая, даже жалкая!) одинокая девушка заперта в деревне с глупой француженкой и деспотичным, хотя и любящим отцом, – но она жалеет и утешает Жюли; она выстроила свой душевный замок, строгий и чистый; её религия – не пустые речи Анны Павловны Шерер о боге, который поможет праведнику Александру I победить злодея Наполеона; её религия вызывает уважение, потому что бог княжны Марьи – это прежде всего справедливость, её вера – это прежде всего требовательность к себе; всем другим она прощает слабости, а себе – никогда.

В письме Жюли есть два сообщения, очень важные для обеих подруг: одно – о предполагаемом сватовстве Анатоля Курагина к княжне Марье, и другое – длинное, туманное и нежное – о «молодом Николае Ростове», ибо, по мнению