Как государство богатеет… Путеводитель по исторической социологии - Дмитрий Яковлевич Травин Страница 26

хуже. Низкая заработная плата могла привлекать работников на первые фабрики потому, что этот маленький доход все же обеспечивал им жизнь над чертой бедности. <…> Викторианскую Англию возмутил тот факт, что дети работали на фабриках за несколько шиллингов в день, но когда парламент запретил детский труд, их места быстро заняли безземельные ирландские мигранты, которых привлекала возможность зарабатывать несколько шиллингов в день [Там же: 206].

Но главным источником богатства Запада стала, конечно, не работа за гроши. Важнее было то, что свобода предпринимательства и защищенность собственности позволили развить «особую систему инноваций сначала на уровне фирмы, а затем и на уровне всей хозяйственной жизни. Один конец этого моста представлял собой научно-исследовательские лаборатории, изобретенные для применения научных методов и знаний в решении коммерческих проблем, а другой – потребительское использование продуктов и услуг, воплощающих это знание. Уникальность Запада в том, что он сумел соединить под одним управлением, с общими целями и стимулами, центры научного знания и традиционные деловые структуры, с их функциями производства и сбыта» [Там же: 280–281].

Таков, на мой взгляд, важнейший вывод исследования Розенберга и Бирдцелла. Правда, их книга, конечно, не без недостатков. В ней маловато политики, маловато анализа той борьбы между государствами, которая, по словам самих же авторов, так важна для понимания перемен. Маловато тех важных исторических деталей, без знания которых экономическая история выглядит порой схематично. Из рассказа Розенберга и Бирдцелла мы вряд ли поймем, как и почему международная морская торговля стала столь важным сектором экономики, что вывела Голландию с Англией (далеко не самые успешные страны в Средние века) на первый план в Новое время. Мы вряд ли поймем, каким образом консервативные власти разных европейских стран «прозревали» и переходили к политике уважения бизнеса. Мы вряд ли поймем, почему этот переход был столь сложен и зачастую кровопролитен, почему он порой сопровождался революциями. Но для изучения всего этого есть другие качественные исследования – в частности, те, которые анализируются в этой книге. А книга Розенберга и Бирдцелла хороша именно тем, что сразу выделяет главное, не давая читателю затеряться в сложностях и хитросплетениях истории, оказавшейся в конце концов столь благоприятной для Запада.

Почему так сильны «слабые» меньшинства

Мансур Олсон объясняет логику коллективных действий

За последние годы феноменального успеха достигли два движения – Me too и Black Lives Matter. Оба выступают против насилия, но одно связано с насилием в отношении женщин, другое – в отношении чернокожих. Успех этих движений оборачивается такими изменениями в обществе, о которых лет десять назад невозможно было даже подумать. Рушатся карьеры успешных мужчин, обвиненных в сексуальных домогательствах, а кое-кто даже отправляется за решетку. В Америке сносят памятники историческим деятелям, на которых, казалось бы, эта Америка стоит. В каком-то смысле разрушаются вековые устои общества.

Не будем сейчас давать этическую оценку этим событиям. Не будем рассуждать, хорошо все это или плохо. Не будем политизировать анализ и попытаемся остаться строго в рамках науки. Попробуем ответить на вопрос, почему сравнительно малым по численности группам населения удается нанести удар по таким ценностям, которые недавно еще представлялись нерушимыми и интерпретировались как ценности, присущие всем людям (по крайней мере, в США). И, как ни странно, для ответа нам понадобится на минутку уйти в совершенно иную сферу – в экономику, где лоббистские группы борются за свои высокие прибыли.

Почему большинство все это терпит

Допустим, вы являетесь отечественным производителем и хотите оградить рынок от зарубежных конкурентов с помощью высоких таможенных пошлин. То есть осуществить эдакое импортозамещение в собственных интересах. В экономической науке эффективность протекционизма подвергается большому сомнению, но тем не менее матерым отечественным производителям часто удавалось пролоббировать если не полный запрет на импорт ряда товаров (как у нас сегодня в отношении продуктов, поставляемых из Евросоюза и Северной Америки), то по крайней мере высокие таможенные пошлины. А как только такие пошлины появляются и импорт дорожает, «наши герои» тут же вздувают цены и кладут к себе в карман дополнительные прибыли. Все общество расплачивается за их стремление нажиться и послушно «кушает» сказку про необходимость поддержки отечественного производителя. Почему такое возможно? Почему люди это терпят?

На данный вопрос ответил Мансур Олсон в книге «Возвышение и упадок народов» (М.: Новое издательство, 2013). Он описал так называемую логику коллективных действий. Суть его вывода сводится к тому, что выигрыш, который получают большие группы, отстаивая свои интересы, оказывается довольно мал в расчете на каждого их члена. Более того, в выигрыше в равной мере окажутся как реальные борцы, так и «безбилетники», то есть те, кто не вносил в борьбу никакого вклада. А вот выигрыш малых групп весьма соблазнителен [Олсон 2013: 34, 50].

В случае с протекционизмом картина наша такова. Сильно ли мы с вами проигрываем, когда платим высокую цену за сыр, подорожавший из-за протекционизма? Честно говоря, не очень. Во всяком случае, наш проигрыш не настолько велик, чтобы побудить значительную часть потребителей бросить привычную, любимую работу или отказаться от отдыха, для того чтобы все свои силы отдать борьбе за свободу торговли. Дело кончается тем, что небогатые люди покупают чуть меньше сыра, а богатые платят за него больше, чуть-чуть сокращая свои сбережения. Все, конечно, ворчат и ругают правительство, но такое поведение проще борьбы за свои интересы. При этом движения потребителей существуют в мире, но они обычно являются не самыми сильными лоббистами. Еще слабее налогоплательщики. Они вроде бы должны быть заинтересованы в одновременном снижении налогов и государственных расходов, которые лоббируют малые группы. Но как же слабы налогоплательщики и как мало они добиваются в сравнении с бизнесменами, профсоюзами, генералами, аграриями, женщинами, чернокожими, мигрантами, религиозными и сексуальными меньшинствами…

Вот кто по-настоящему силен, хотя порой сравнительно мал численно. А еще надо принять во внимание разнообразных юристов, которые за хорошие деньги помогают «малым группам» отстаивать свои интересы и в итоге сами становятся такой же «малой группой», получающей выгоду от лоббизма [Там же: 98–99].

Мал, да удал!

Вот здесь мы подступаем к нашей основной теме. «Члены „малых“ групп, – пишет Олсон, – обладают непропорционально большой организационной властью для осуществления коллективных действий; эта диспропорция с течением времени в стабильных обществах уменьшается, но не исчезает» [Там же: 62]. Проще говоря, им есть за что бороться, и выигрыш в случае успеха будет значительным. Для одних групп это торговые прибыли. Для других – возможность отсудить миллионы у «насильника». Для третьих – социальные льготы. Для четвертых – возможность вести нормальный образ жизни без дискриминации со стороны большинства. Ну а для большинства задача оторвать задницу от дивана и сделать что-то против сплоченного меньшинства оказывается порой нерешаемой. Значительная часть полусонного большинства, не следящая за политическими событиями и экономикой, даже не знает, как сплоченное меньшинство борется за свои права.

Таким образом, с точки зрения Олсона реальная картина современного общества – это не столько свободный рынок, на котором действуют индивиды в соответствии со своими интересами и на котором все получают доходы пропорционально своему вкладу, сколько совокупность мощных распределительных коалиций, вытягивающих из рынка все, что дают им их коллективные лоббистские действия. Именно поэтому профсоюзы в свое время добивались повышения зарплаты, бизнесмены – таможенных пошлин, оборачивавшихся ростом цен, а военно-промышленный комплекс – больших оборонных расходов. Именно поэтому в свое время возникли системы социального обеспечения, съедающие значительную долю общественного пирога. Правда, по мнению Олсона «привычный образ нарезания общественного пирога в действительности не схватывает сути ситуации; лучше, наверное, представить себе борцов, дерущихся за содержимое магазина фарфоровых изделий» [Там же: 65]. Автор «логики коллективных действий» написал эту фразу много лет назад, но именно сегодня становится особо актуальна проблема ожесточенной драки в посудной лавке, после которой может вообще не остаться никакой посуды.

Проблема развития народов состоит не в том, что люди, мол, плохо понимают необходимость снижения налогов, отмены таможенных барьеров, ликвидации привилегий отдельных групп и т. д., а в том, что эти группы, или, точнее, распределительные коалиции, в которые они фактически объединяются, по объективным причинам оказываются сильнее в борьбе за ресурсы и готовы ради своей выгоды предпринимать действия, тормозящие развитие экономики [Там же: 92]. Даже при высоком уровне экономической грамотности чрезвычайно трудно мобилизовать десятки миллионов потребителей или налогоплательщиков на борьбу за свои интересы, тогда как десятки тысяч представителей этих распределительных коалиций мобилизуются сравнительно легко.

Возвышение и упадок