Биосоциальная проблема и становление глобальной психологии - Ирина Анатольевна Мироненко Страница 34

Период самостоятельного развития отечественной психологии как своего рода альтернативы западной науке сегодня можно считать закончившимся. Объективные изменения в жизни общества привели к уничтожению как границ, отделявших наших ученых от зарубежных, так и функциональных задач, обеспечивавших существование структуры отдельно взятой советской психологии. Отечественная теория и методология обретают новую жизнь в структуре интернациональной науки, и этот процесс интеграции происходит неоднозначно, неравномерно и требует от наших ученых целенаправленной работы. Необходимой представляется и перестройка «самосознания» отечественных ученых, переход от видения в первую очередь различий во взглядах между отдельными отечественными школами, коллективами к осознанию себя как единой школы, которая в контексте мировой науки выглядит достаточно однообразно, несмотря на наличие внутренних противоречий между ее участниками, которые отнюдь не являются антагонистическими, но служат лишь показателями внутреннего потенциала развития. Отметим, что в этом отношении мы следуем традиции, заложенной работами лаборатории истории психологии ИП РАН. Принципиальной особенностью развиваемого подхода является «концентрирование внимания не на поиске различий между разными научными коллективами и учеными, а на выявлении того общего, что объединяет их в рамках единой научной школы-направления – советской психологии» (Кольцова, 2002, с. 10).

Интеграция российской психологии с зарубежной затрудняется существенными различиями в подходах и теоретических моделях человека, заложенных в основу исследований, а также различиями в категориальном аппарате. В то же время формирование единого научного контекста, в рамках которого могли бы быть адекватно соотнесены работы отечественных и зарубежных авторов, представляется возможным на основе общности предметных областей. Эта задача требует от каждой школы специальной работы по уточнению значений используемых понятий и выявлению системы постулатов, лежащих в основе теорий.

О самобытности российской научной традиции

Понятие «российская психология» сегодня можно трактовать по-разному. Под «российской психологией» понимают научное психологическое знание, порожденное и развитое в России, а также современное профессиональное сообщество. В советский период эти сущности совпадали. Сегодня ситуация не столь однозначна. Российская психологическая наука как одна из школ ХХ в., прославленная И. П. Павловым, Л. С. Выготским, В. М. Бехтеревым, А. Р. Лурией и другими признанными в мировом сообществе учеными, пережила время драматического разлома в постсоветский период и сегодня находится на распутье. Для современного российского профессионального сообщества постсоветский период – это период роста с сопутствующими ему проблемами, характерными для развивающихся стран.

Постсоветский период стал периодом динамичных и радикальных изменений, временем парадоксального сочетания тенденций в развитии российской психологии. Это, во-первых, время интеграции мировой науки после длительного периода, когда «школы» в мировой науке развивались в контексте так называемого кризиса психологии относительно независимо, в отсутствие единой общепринятой теории. Во-вторых, это время распада целостного научного направления, сложившегося в СССР.

Современное нам профессиональное сообщество сложилось на основе разрушения института советской психологической науки, которая в 1960—1980-х годах достигла состояния парадигмы[4]. В постсоветский период были сняты идеологические и другие искусственные барьеры на пути развития психологии, которая в советское время отчасти насильственно удерживалась в русле монометодологического течения, естественно-научного по своей ориентированности и основанного на марксистской философии, с приоритетом фундаментальных теоретико-методологических исследований.

В это же время перед психологами открылись новые горизонты профессиональной деятельности, хорошо обеспеченный финансово рынок психологических услуг потребителю. На фоне сворачивания программ финансирования фундаментальных исследований произошел бум в области психологического образования и психологической практики, который с неизбежностью сопровождался радикальными изменениями в подготовке специалистов и выходом на рынок психологических услуг людей, уже никак не связанных с советской российской психологической школой.

Достаточно вспомнить, что в 1984 г. в России психологов выпускали три университета (девять в СССР) и в весьма ограниченном количестве, а в 1990-х годах уже более 300 вузов России ежегодно заканчивают более 5000 студентов-психологов. Профессиональное сообщество в 1990-е годы за короткий период выросло в численности в тысячи раз. Такой бурный количественный рост не мог не сопровождаться падением качества образования (в массе) и в массе же сменой ориентации от сложных фундаментальных теоретических построений отечественной науки к западным теориям, в доступной форме представленным в переводных учебниках и обращенным к запросам востребованной обществом психологической практики. Разнообразие форм и содержания подготовки психологов специально отмечается в монографии «Психологическая наука в России в ХХ столетии» ИП РАН как существенная характеристика постперестроечного периода в развитии психологии в России.

На фоне отхода растущего профессионального сообщества от российской научной традиции последняя в результате длительной изоляции за «железным занавесом» фактически выпала из поля зрения зарубежных коллег. Таким образом, современный процесс интеграции мировой науки для отечественной психологии оказался вызовом самому ее существованию в качестве самобытной школы.

Вхождение в контекст мировой науки для российской психологии осложняется особенностями протекания предшествующего периода, когда общая тенденция раскола и относительной изоляции психологических школ усугубилась политическими и идеологическими особенностями развития страны, языковым барьером. Об этом пишет А. В. Петровский: «Если до начала 30-х гг. все еще сохранялись контакты российских психологов с их зарубежными коллегами, то сразу же после года «великого перелома»[5] эти связи стали очень быстро истончаться. «Железный занавес» опустился в середине 30-х гг., наглухо закрыв возможность включения трудов психологов, физиологов, социологов в контекст развития мировой науки <…>. Только со второй половины 80-х гг. оказался возможным кардинальный поворот, снявший идеологическое табу, столько лет перекрывавшее путь к включению отечественной психологии в общий поток мировой психологической науки» (Петровский, 2000, с. 43–44).

Однако полноценная интеграция разработок российской школы советского периода не произошла и продолжает оставаться большой проблемой. Особое значение имеет языковой фактор. Не только в том отношении, что подавляющее большинство российских психологов говорят и пишут только по-русски, но и в том, что российская психология (прежде всего ее концептуальный аппарат) сформировалась на основе русского языка. Работы известных в мире ученых первой трети ХХ в. легко вошли в мировую науку, так как сами эти ученые владели иностранными языками и работали в общем контексте интернациональной науки. Впоследствии государственная политика в сфере образования лишила советских людей такой компетенции. Перевод послевоенных российских текстов на иностранные языки представляется большой проблемой и требует не только знания языков, но и герменевтики применительно к концептуальному аппарату. Работы советских классиков, в первую очередь я говорю здесь о работах 1960—1980-х годов – так называемого «золотого века» советской психологии, нельзя переводить, их нужно пересказывать в концептуальной системе интернациональной науки, чтобы они были там восприняты.

Таким образом, в сознании зарубежных коллег отечественная психология представлена в качестве понятия скорее географического: есть огромная Россия, там живут психологи, они чем-то занимаются –