Этничность, нация и политика. Критические очерки по этнополитологии - Эмиль Абрамович Паин Страница 37

Ставка на национальные меньшинства и поддержку «угнетенных наций» как естественных союзников большевистской партии делалась в период, когда эта партия, боровшаяся за власть, стремилась к разрушению царской империи и победе в Гражданской войне. Задачи сохранения Советской империи переместили центр тяжести национальной политики в сторону опоры на этническое большинство. Однако тем самым рычаг этнополитического маятника был отведен в то положение, с которого началось движение к новому циклу распада империи.

Принято считать, что политика И. Сталина и его советских последователей была пронизана идеологией. В этой связи советскую политическую систему предлагается определять как «идеологическое государство»[302]. Отчасти с этим можно согласиться, поскольку идеи, в совокупности составляющие советскую идеологию, включая и такие клише национальной политики, как «право наций на самоопределение», «защита прав национальных меньшинств», «интернационализм» и др., считались обязательным для подданных государства и в ряде случаев отступления от них (зачастую мнимые) использовались государственным аппаратом для наказания диссидентов, да и других советских граждан, — например, за буржуазный национализм как прямую противоположность пролетарскому интернационализму. В то же время для советских вождей советская, ленинская идеология вовсе не была обязательной, они (Сталин в наибольшей мере) свободно и многократно изменяли ей, всякий раз, когда им казалось, что этого требует политическая конъюнктура или личные интересы, а то и прихоти правителя.

7. Управляемая ненависть: государственный антисемитизм (1948–1953)

О природе и проявлениях сталинского антисемитизма не прекращаются научные дискуссии, но я ограничусь анализом лишь одной особенности сталинского антисемитизма как государственной политики — его прагматизма, нетипичного для ксенофобии, которая, как правило, опирается на иррациональные эмоции. Немецкий историк Леонид Люкс отмечает, что в отличие от антисемита-фанатика Гитлера, для которого уничтожение евреев являлось абсолютным приоритетом, «Сталин был прежде всего „техником власти“. Он был способен сдерживать свою ненависть, если это обеспечивало ему сохранение деспотического господства»[303]. Эта прагматическая технология хорошо объясняет перемены в политике вождя по отношению к евреям, впрочем, в такой же мере, как и к другим национальным меньшинствам страны.

Типичное меньшинство

Поддержка советским правительством национального развития евреев точно совпадает с периодом, когда такую же поддержку получили все «ранее угнетенные народы» (1920–1936). Затем этнополитический маятник качнулся в противоположную сторону — сворачивания политики коренизации, и это затронуло и еврейское население страны, хотя практика репрессий непосредственно по отношению к этой этнической группе проявилась чуть позже времени, названного историками периодом Большого террора (1937–1938). Проиллюстрируем эти циклы двумя примерами.

Еврейские национальные районы и сельсоветы. В Российской империи евреи не имели права заниматься сельским хозяйством. Согласно действовавшим до 1917 года «Временным правилам» (1882) евреям запрещалось: селиться в сельской местности; приобретать или арендовать недвижимое имущество и земельные угодья вне местечек и городов в черте оседлости. Скученность населения в местечках-гетто становилась ужасающей, поэтому для евреев была благом открывшаяся в советское время возможность их обустройства на селе. В 1924 году советским правительством при финансовой помощи еврейской благотворительной организации «Джойнт» были организованы первые еврейские поселения-коммуны в Херсонской области, а в 1926‐м — в степной части Крыма, в окрестностях Кривого Рога и Запорожья. В 1927–1930 годах на этих землях были созданы еврейские национальные районы, в которых не только бытовое общение, но и делопроизводство, а также школьное обучение велись на еврейском языке идиш. В эти же годы в СССР образовались десятки других национальных районов — польских, немецких, финских, болгарских и др. Они создавались трудно, годами, а ликвидированы были в одночасье и тотально. 17 декабря 1937 года Политбюро ЦК ВКП(б) приняло Постановление «О ликвидации национальных районов и сельсоветов», под предлогом того, что «многие из этих районов были созданы врагами народа с вредительскими целями»[304].

Еврейский театр. Ненамного дольше просуществовал другой символ эпохи коренизации — Государственный еврейский театр (ГОСЕТ) — первый в мировой истории театр на языке идиш, субсидировавшийся государством. Он был создан в 1919 году в Петрограде, в 1920‐м переведен в Москву; прославился в период, когда его возглавлял Соломон Михоэлс (1929–1948), народный артист СССР и лауреат Сталинской премии, но спустя год после убийства Михоэлса в 1948 году, в результате спецоперации МГБ, были ликвидированы как Московский ГОСЕТ, так и все еврейские театры в СССР — в Киеве, Харькове, Черновцах, Минске и др.

Коренизация, проводимая Сталиным, безусловно, не дает оснований для обвинения его в антисемитизме, напротив, в этот период у евреев появились невиданные возможности для самореализации. Евреи — артисты и писатели, советские наркомы и военачальники, врачи, инженеры и ученые, — такой массовости и таких возможностей для социальной мобильности евреев, разумеется, никогда не было в Российской империи. Репрессии 1937–1938 годов тоже не свидетельствовали о политике антисемитизма, поскольку не были этнически избирательными по отношению к евреям (в отличие от репрессий конца 1940‐х). Национальные районы и сельсоветы закрыли все без разбора; военачальников репрессировали невзирая на их национальность, и по такому же принципу расстреливали членов Политбюро: евреев (Зиновьева и Каменева), русских (Бухарина и Постышева), поляка Косиора и украинца Чубаря.

Большинство экспертов признают, что первые проявления сталинской политики антисемитизма проявились в 1939 году.

Сталинский НЭП

В мае 1939 года, готовясь к заключению договора с гитлеровской Германией, Сталин сместил М. Литвинова, многолетнего руководителя внешней политики СССР, с поста наркома по иностранным делам, во-первых, как противника сближения Советского Союза с Германией и сторонника противоположной стратегии — «коллективной безопасности» как коалиции СССР с западными демократиями для противодействия гитлеровской агрессии; во-вторых, как еврея. Максим Литвинов (урожденный Меер Валлах) уже и по своей национальности не годился для переговоров с нацистами, открыто проводившими политику фанатичного, расового антисемитизма. Место наркома занял В. Молотов, который так вспоминал об этих события: «В 1939 г., когда сняли Литвинова и я пришел на иностранные дела, Сталин сказал мне: „Убери из наркомата евреев“»[305].

Трудно сказать, в какой мере приведенная цитата адекватно отражает слова и личную позицию Молотова, поскольку она дана в записи писателя Ф. Чуева. И даже если он точно, без искажений, передал высказывание советского политика, то сама цитата не дает оснований для определения Молотова как фанатичного антисемита, хотя бы потому, что он был женат на еврейке Полине Жемчужиной. Тем не менее, на наш взгляд, Молотов мог в то время проводить антиеврейскую политику, вне зависимости от своих этнических симпатий или антипатий, руководствуясь совсем другими суждениями. Главное, что второй человек в Политбюро хорошо ощущал веяния политической конъюнктуры и перепады настроения «Самого». Так или иначе, чистку дипломатических рядов Молотов тогда начал, пусть и не самую радикальную, а спустя почти полвека оправдывал свои действия в