Как государство богатеет… Путеводитель по исторической социологии - Дмитрий Яковлевич Травин Страница 41

Москва может в известной мере влиять на европейские дела, поскольку Брюссель нуждается в наших природных ресурсах. При этом изменение в ценах энергоносителей, вызванное, скажем, американскими добытчиками сланцевой нефти, без всякой властной вертикали передается к нам и сильно влияет на уровень жизни широких масс, на взаимоотношения в элитах, на лояльность силовиков и на многое другое. То есть сеть экономической власти у нас сегодня всемирная и ее интенсивность ослабевает не там, где до зубов вооруженные пограничники сторожат границу национального государства, а там, где какая-то страна оказывается настолько неразвитой, что просто не воспринимает происходящие в ходе глобализации катаклизмы. Россия глухой дырой не является, поэтому наши события во многом есть результат колыханий экономической сети.

Идеологическая власть внутри одной страны может определяться различными сетями. Скажем, у нас в России есть две по-настоящему крупные религиозные конфессии: православие и ислам. Воздействуют они по-разному и на разные группы населения. Причем ислам является лишь частью огромной межнациональной сети идеологической власти, в которой «за ниточки» дергают совсем не из Кремля. А вот православие во многом зависит от политической сети. Причем если недавно еще православная идеологическая сеть выходила за национальные границы в Украину, то теперь она скукожилась почти до масштабов нашего государства.

Таким образом выходит, что если мы хотим с помощью методологии Майкла Манна объяснить, как устроен мир (от современной России до средневековой Европы или до исламского халифата), то должны изучать не государство, как целостную систему, а разнообразные сети власти. Проще говоря, не выходя за пределы страны, мы обычно можем понять лишь действие политической сети. Мы можем понять, почему некий король отрубил голову строптивому графу или каким образом некий министр собрал налоги с подданных. Но как только мы зададимся вопросом о причинах экономического процветания или упадка, нам сразу придется отказаться от мысли ограничиться изучением королевских решений. Мы должны будем смотреть на то, как влияет на некий город международная торговля, как он богатеет не благодаря королевским указам, а благодаря коммерческим сетям, выстроенным тысячами купцов и банкиров. А если попытаться понять, каким образом вдруг случилась революция в некотором царстве, некотором государстве, то придется разбираться в запутанных международных идеологических сетях, и выяснять, как зародившиеся за тридевять земель великие революционные идеи достигли наших земель и подорвали стабильность, существовавшую здесь испокон веков.

Социология Буратино

Если, скажем, вы решили написать диссертацию про Буратино, то вам недостаточно разобраться в характере силовой власти Карабаса. Вам надо понять, как рынок зрелищ влияет на кукольные театры, откуда и почему пришли свободолюбивые идеи, воздействующие на кукол, и что мешает государству защитить Карабаса от папы Карло… Это, конечно, шутка. Но, анализируя французскую революцию, германские университеты или российское крепостное право, вы столкнетесь примерно с теми же проблемами. Если, конечно, хотите понять суть, а не только защитить диссертацию.

Я совсем не уверен в правильности многих конкретных выводов Майкла Манна, изложенных в огромном четырехтомнике. Любому автору трудно описать весь мир и нигде не ошибиться. Одной человеческой жизни вряд ли хватит, чтобы разобраться в гигантском объеме материала, который необходимо изучить для завершения такого труда. Более того, в некоторых случаях некомпетентность автора просто бьет в глаза. Например, когда он в последнем томе пытается проанализировать перестройку и реформы в нашей стране [Манн 2018, т. 4: 267–321]. А порой бьет в глаза его идеологическая ангажированность. Манн, хоть и не марксист, но социолог левых взглядов и на либерализм, прямо скажем, смотрит пристрастно [Манн 2018: т. 4: 193–266]. Поэтому тот, кто возьмет на себя труд прочесть все четыре тома «Источников социальной власти», будет порой восхищаться автором, а порой чертыхаться, жалея потраченных на толстую книгу денег. Но, как бы мы ни оценивали конкретику, наполняющую исследование Майкла Манна, методология анализа, осуществляемого путем прослеживания сетей власти, является, на мой взгляд, одной из наиболее эффективных для понимания того, как устроен социальный мир. Она избавляет нас от двух весьма распространенных ошибок.

Во-первых, от ошибки марксистской, от попытки все объяснить, исходя из экономики, то есть из соотношения производительных сил и производственных отношений. А также из борьбы рабочего класса с эксплуатирующей его буржуазией. Во-вторых, от ошибки националистической и автаркической, то есть от попытки объяснить все происходящее в нашей стране, не выглядывая за ее границы.

С советской школы нас учили понимать общество именно на базе этих двух ошибок. История России была разделена со Всемирной историей. Первая изучалась для того, чтобы понять нашу страну, а вторая – для общего развития. Первую мы познавали сносно. Вторую – лишь как бессмысленную мешанину событий и дат. Мы не видели той цепочки, по которой эти события доходили из дальних уголков мира до нас и пробуждали эпохальные перемены. Лишь марксизм наши учителя интегрировали с национальной историей, поскольку даже самым изощренным идеологам трудно было бы извлечь эту революционную концепцию из национальных глубин.

Школа, наверное, еще долго останется оплотом консерватизма. Но, к счастью, у нас появляются книги. Уйдя со школьной скамьи, можно начать переучиваться. Хотя на это, возможно, понадобится не меньше лет, чем на школьное образование.

Что для нас сделали римские папы

Дипак Лал о важности непреднамеренных последствий в истории

Содержание книги обычно для читателя важнее ее заголовка. Название ведь лишь привлекает внимание к тому тексту, который следует изучить. Однако индийско-американский экономист Дипак Лал написал книгу, содержание которой чрезвычайно спорно (хотя полезно и интересно для чтения), но заголовок показывает главную причину трансформации мира. Книга эта называется «Непреднамеренные последствия. Влияние обеспеченности факторами производства, культуры и политики на долгосрочные экономические результаты» (М.: ИРИСЭН, 2007).

Книга невелика по объему, но автор пытается охватить в ней весь мир и всю человеческую историю, рассказывая, чем отличаются разные цивилизации друг от друга применительно к проблеме хозяйственного развития. С одной стороны, принадлежность Дипака Лала к Востоку (по рождению) и к Западу (по месту работы) настраивает на мысль, что этот профессор способен и впрямь навести нас на такие оригинальные мысли, которые не могут сформироваться у обычного уроженца какой-то восточной или западной цивилизации. Но, с другой стороны, нас с самого начала смущает его намерение пробежаться галопом не только по Европам, но также по разнообразным Азиям. Например, раздел «Греческая православная церковь и Россия» занимает в книге лишь три страницы. Размышляя о нашей стране, автор пользуется лишь двумя традиционными стереотипами: во-первых, русские крестьяне не имели собственности на землю из-за постоянных переделов; во-вторых, наша страна отстала от Запада в техническом отношении и постоянно пыталась догнать его [Лал 2007: 119]. Анализ того факта, что настоящая частная собственность на Западе была продуктом долгого исторического развития, что она сформировалась лишь в Новое время и что разные западные страны тоже постоянно пытались догнать лидеров, не находит места в небольшом двухсотстраничном томике Дипака Лала. И это, конечно, настораживает при чтении его размышлений о тех восточных цивилизациях, которые он вроде бы должен знать существенно лучше нас.

От большой семьи к малой

Тем не менее анализ западного мира в «Непреднамеренных последствиях» представляет большой интерес. Дипак Лал кратко перечисляет широко распространенные в исторической социологии причины возвышения Запада – важность городов-государств для купцов и коммерции, развитие коммерческого договорного права, признание государством частной собственности, а также «греческий дух любознательности». Он даже ссылается на Дугласа Норта, признавая тем самым значение институционализма [Там же: 92–93]. Но его собственный вклад в исследования сводится к анализу происхождения западного индивидуализма, без которого ничего подобного в Европе не возникло бы. Скажем, его родная Индия была в давние времена похожа на Европу тем, что (в отличие от Китая) оказалась раздроблена на малые, конкурирующие между собой государства. Но духа индивидуализма там не возникло, а потому не возникло и европейского развития.

Европейский индивидуализм произошел из так называемой папской революции, которую совершили в VI и в XI веках римские понтифики Григорий I и Григорий VII. Они боролись со светским миром за власть и имущество, стремясь сделать католическую церковь более сильной и богатой. Для этого, по Дипаку Лалу, ссылающемуся на историка Джека Гуди, папы стремились ослабить семью, запретив близкородственные браки, усыновление и сожительство, а также идеализируя девственность и безбрачие. Логика здесь такова: чем сложнее будет рожать детей, чем дольше будут подыскиваться сексуальные партнеры, чем больше клириков будет соблюдать целибат и чем больше людей останется без наследников, тем больше имущества