Одушевленный ландшафт. Сборник статей - Коллектив авторов -- География, краеведение Страница 7

обитания экологически разных популяций. Культурный ландшафт — сплетение парциальных ландшафтов сообществ, как собственно сообщество живых организмов — сплетение умвельтов. Культурный ландшафт понимается как сплошной хотя бы потенциально, непрерывный, наличествующий всюду (В. И. Вернадский говорил о всюдности жизни), телесно выраженный, «морфологичный». В этом различия с некоторыми подходами к культурному ландшафту, которым присуща избирательность либо включение в культурный ландшафт только явлений культуры в узком смысле. Но именно так принципиально понимается и природный ландшафт в российском природном ландшафтоведении. Теоретико-географический подход как общегеографический разделяет «принцип полноты» природного ландшафтоведения. Для последнего все природные явления на поверхности Земли входят в природный ландшафт; для культур-ландшафтоведения — все явления. Выражаясь лапидарно, культурный ландшафт — это природный ландшафт сегодня. Разделяя установку природного ландшафтоведения на усмотрение пространственных закономерностей, описываемый подход акцентирует дальние связи и зависимости на основе географического положения (но и система природной зональности позиционна) и функций в системе человеческой деятельности. К. Риттер считал важнейшим в ландшафте его предназначение.

Феноменология культурного ландшафта[2]

Ландшафт — сплошная среда. Это даже не ткань с узелками — расхожий образ, — но непрерывное «поле». Можно указать на границу слов или предложений текста, поскольку его элементы дискретны, — но нельзя сделать что-либо подобное с ландшафтом.

Природные компоненты ландшафта — атмосфера, растительность, почва и т. д. — столбцы «естественной матрицы», они буквально друг над другом и упорядочены связями по вертикали; культурные же компоненты — сельское хозяйство, городские зоны, заповедники и пр. — рядом и упорядочены по горизонтали; это некоторое упрощение. Ландшафт — многокомпонентный комплекс, единство разнородностей.[3] Ландшафт не сводится к своим составляющим, хотя особого «вещества» ландшафтности нет.

Пространство ландшафта — сложное и богатое производными от соседства отношениями, оно очень дифференцировано и насыщено смысловыми различиями; синтагматика ландшафта как квазитекста массивна и резко доминирует над парадигматикой. Каждое из мест ландшафта имеет множество разных функций, используется в разных целях, служит разным группам для решения разных задач. Всякое место и даже само основание его существования (выделения) полисемантично, полифункционально, поликонтекстуально.

Для качественно дифференцированного пространства размер, расстояние — существенны. Тем более масштаб. Этому феномену и понятию не повезло — оно стало в обыденной речи синонимом размера (истинное и первоначальное значение слова «крупномасштабный» — изображенный и/или рассматриваемый с высокой степенью подробности). Масштаб — отношение между объектом в реальности и его отображением, описанием, представлением его смысла (на карте, но не только). Однако масштаб — еще и категория ландшафта. Если какой-либо объект может быть тождественен сам себе без оговорок, то для ландшафта это утверждение верно лишь при сохранении масштаба. С детства зная из школы о природных зонах или больших экономических районах, мы их никогда и нигде не видим; они существуют в одном масштабе (мелком), а наша деятельность протекает в другом (крупном). В мелком масштабе существуют государства, в среднем — города и их агломерации (например, Подмосковье); далее двигаясь по увеличению масштаба, мы имеем дело с районами города и природными урочищами, отдельными зданиями, непосредственным жизненным миром жилища. Мы легко мирились бы с такой ситуацией, если бы от масштаба к масштабу можно было бы переходить легко и просто. Но это не так.

Каждый масштаб подобен цельной сфере реальности. В каждом из них свои характерные формы, закономерности, понятия и траектории перемещения. Смысл объекта и фрагмента ландшафта зависит не только от масштаба рассмотрения, но и пребывания, существования. В крупном масштабе городá — скопления кварталов, гóры — хаос отдельных вершин, сельская местность — лоскутное одеяло полей; в среднем масштабе города «оказываются» звездообразными телами, горы — линиями хребтов, сельская местность — сгустками полей вокруг деревень; в мелком и сверхмелком масштабе городские системы предстают роями точек, горные страны — четкой системой с характерным ритмом хребтов и долин, сельские территории — сплошным ковром с узелками городов. Даже функция (использование) объекта и/или территории производно от масштаба: большие судоходные реки связывают, интегрируют территории, но каждый отдельный участок реки — барьер, препятствие связям территорий на разных берегах.

В каждом месте наслоены не только вещественные компоненты природного ландшафта (рельеф, почва, климат, растительность и пр.), но и масштабные уровни. Каждое место, всякий ландшафт — сложная картина интерференции масштабов, их взаимодействия, компромисса и конфликта. По масштабам разведены во всяком месте и уровни владения, контроля, пользования — другое дело, как именно и насколько компромиссно. Впрочем, к ландшафту вряд ли приложимо понятие абсолютной собственности; оно, как и вообще все понятия, описывающие вещи вне контекста, т. е. в данном случае безотносительно масштаба, трудно приложимо к полимасштабным средам. Такие понятия, как объект, тождество, собственность, истина, масштабно не инварианты. Экологические кризисы (не только) нередко обусловлены тем, что издержки (последствия) и эффекты (польза) заданы в разных масштабах, пространственных и временных; одни масштабы процветают за счет других.

Все явления ландшафта, каждый его компонент и элемент, часть, место, ареал, район, зона, каждое ландшафтное понятие, закономерность, регулярность, правило, норма, форма, эвристика, идеальный объект, теоретическая схема осмысленны и существуют лишь в определенном диапазоне масштабов. Именно поэтому описание и исследование всякого реального места полимасштабно.

Ландшафт сам себя членит. Способы выделения частей, будучи обязаны его дифференциации, — результат деятельности разных сообществ, по-разному обживающих один и тот же ландшафт. Русские топографы долго выясняли в Южной Сибири у туземцев названия отдельных визуально явных вершин; казалось очевидным, что горы существуют как отдельные элементы на «самом деле». Оказалось — таких названий нет: местных жителей интересовали комплексы пастбищных и охотничьих угодий, а не точки карт. Одни и те же ландшафты кочевники, земледельцы и ученые членят и называют по-разному. Расчленения культурного ландшафта как компонент культуры жителей сами входят в ландшафт.

Ландшафт равно антитеза и хаосу и такту, равномерной повторяемости стандартных элементов. Естественное чувство побуждает любоваться (и зрительно, и эйдетически) и деревьями в лесу, и крестьянскими домами, и самими деревеньками, и всей тканью культурного ландшафта… Ландшафт еще и многообразие масштабов и ритмов. Многое в эйдетической явленности ландшафта роднит его с музыкой; иные страницы А. Ф. Лосева читаются как пропедевтика феноменологии ландшафта, хотя Лосев отрицал пространственность музыки [Лосев 1927].

Пространство дифференцировано, анизотропно, полимасштабно, полиритмично, сложно пронизано смыслом и деятельностью, а качество доминирует над количеством и формы над формулами — но пространство ли это? Ландшафт радикально отличен от привычных пространств, будь то пространство ньютоновской механики или идейно сходных с ней классической экономики и социологии. В ландшафте нет оснований задать отдельно геометрию и физику (экономику, семантику), как в текстах трудно по отдельности задать синтаксис и семантику. Синтаксис текста и морфология ландшафта семантичны. «Мифопоэтическое пространство всегда заполнено