Ирина Лоскутова - Образовательное пространство в обществе риска Страница 10

«Социальное пространство – не физическое пространство, но оно стремится реализоваться в нем более или менее полно и точно. Это объясняет то, что нам так трудно осмысливать его именно как физическое. То пространство, в котором мы обитаем и которое мы познаем, является социально обозначенным и сконструированным. Иначе говоря, физическое пространство есть социальная конструкция и проекция социального пространства, социальная структура в объективированном состоянии, <…> объективация и натурализация прошлых и настоящих социальных отношений»[74].

В социальном пространстве Бурдье выделяет особые виды пространства: экономическое, политическое, культурное и символическое. Последний вид пространства имеет, по мнению автора, особое значение. Каждое из обозначенных пространств подразделяется на поля властного взаимодействия. В рамках этих пространств осуществляется движение соответствующих видов «капитала» и «прибыли», достижений и потерь. «Соотношение объективных сил, пишет Бурдье, – стремится воспроизвести себя в соотношении символических сил, в видении социального мира, что способствует утверждению данного соотношения сил. В борьбе за навязывание легитимного видения социального мира, в которую неизбежно вовлечена и наука, агенты располагают властью, пропорциональной их символическому капиталу, то есть тому признанию, которое они получают от группы»[75]. Следовательно, в социальной жизни играет важную роль не только экономический или политический капитал, но и капитал символический. Он непосредственно связан с понятием престижа, достоинства и влияния, которое может иметь агент в рамках социального пространства.

Итак, в рамках многомерного социального пространства действуют агенты, обладающие, согласно Бурдье, различными видами капиталов. Капитал может быть экономическим (материальное благосостояние), политическим (например, партийность, должность), социальным в узком смысле (происхождение, личные связи и т. д.), культурным (уровень и качество образования, общая культура), силовым и, наконец, символическим. Символический капитал является своего рода знаковым выражением обладания тем или иным видом капитала. Он является индикатором общественного признания.

Социальное пространство сконструировано таким образом, что агенты, размещенные в нем, имеют тем больше общих свойств, чем более близки они в этом пространстве. Причём социальные дистанции зачастую не совпадают с пространственными. Так, часто люди, близкие в социальном пространстве, стремятся стать близкими и в географическом, а соседи, сильно удаленные в социальном пространстве, могут почти не встречаться друг с другом. Иными словами, истина взаимодействия чаще всего не видна постороннему наблюдателю.

Встаёт вопрос, что же делает людей близкими или, наоборот, отдаляет в социальном пространстве. По мнению П. Бурдье, это объективные связи между позициями, занимаемыми в распределении капиталов. Концентрация ресурсов определённого вида даёт преимущество в борьбе за присвоение социальных благ, то есть наделяет индивида определённой властью.

В процессе исторического развития экономический капитал, который выражался в концентрации вооруженных сил и финансовых ресурсов, нуждался ещё и в концентрации символического капитала признания, легитимности. В своей работе «Дух государства» Бурдье писал: «Важно, чтобы корпорация агентов, ответственных за сбор налогов <…>, а также применяемые ими методы правления и управления, учета и регистрации, решения спорных дел, судопроизводства, контроля исполнения и т. п. были в состоянии заставить узнавать и признавать себя как законные. Важно, чтобы они были широко отождествляемы с персоной, с достоинством власти, чтобы судебные исполнители носили мундир, имели собственные эмблемы и одним своим именем обозначали свое начальствование, а также, чтобы простые налогоплательщики были в состоянии узнавать мундиры стражников, гербовые щиты часовых будок и т. д.»[76].

Иначе говоря, символический капитал есть не что иное, как экономический, культурный или иной капитал, когда он позиционирован в социальном пространстве. Наглядным примером символического капитала, гарантированного юридически, может служить звание – дворянское, учёное, профессиональное. Так, дворянин – это не просто тот, кто известен, пусть даже и с хорошей стороны, но тот, кто признан официальными инстанциями, а, следовательно, всеми. Но символический капитал обладает также и самоценностью, дающей символическую прибыль и блага, которые не продаются за деньги. П. Бурдье подчеркивает, что именно символическая дефицитность звания в пространстве имён профессий, а не соотношение между спросом и предложением на некоторые виды труда стремится господствовать над профессиональным вознаграждением. Из этого следует, что вознаграждение за звание имеет тенденцию автономизироваться по отношению к вознаграждению за труд. За один и тот же труд можно получать разное вознаграждение в зависимости от того, кто его выполнил. Вознаграждение за звание может приносить ощутимую прибыль. Так, не относительная ценность труда определяет ценность имени, но институционализированная ценность звания служит инструментом, позволяющим защитить и сохранить ценность труда. «Дворянские титулы, так же как и дипломы представляют собой настоящий документ, подтверждающий обладание символической собственностью и дающий право на получение прибыли от ее признания»[77].

Конец ознакомительного фрагмента.

Примечания

1

Социология: Энциклопедия. – Мн.: Книжный Дом, 2003. – С. 653.

2

Шереги Ф. Предисловие // Константиновский Д. Л. Неравенство и образование. Опыт социологического исследования жизненного старта российской молодежи (1960 – начало 2000-х) – М.: ЦСП. – С. 12.

3

Константиновский Д. Л. Динамика неравенств / Под ред. В. Н. Шубкина. – М.: Эдиториал УРСС, 1999. – С. 18–20.

4

Руткевич М. Н. Социальная ориентация выпускников основной школы // Социологические исследования. – 1994. – № 10. – С. 30–43.

5

Руткевич М. Н. Социальная ориентация выпускников средней школы // Социологические исследования. – 1994. – № 12. – С. 53.

6

Коржева Э. М. Адаптация подростков к рыночным отношениям // Социологический журнал. – 1996. – № 2. – С. 148.

7

Алашеев С. А., Цветкова И. В. Межличностные отношения в школе // Социологический журнал. – 1998. – № 3/4. – С. 231.

8

Константиновский Д. Л. Динамика неравенства / Под ред. В. Н. Шубкина. – М.: Эдиториал УРСС, 1999. – С. 18–20.

9

Зубок Ю., Чупров В. Социальная регуляция в условиях неопределенности. – М.: Академия, 2008. – С. 49.

10

Бек У. Общество риска. На пути к другому модерну. – М.: Прогресс – традиция, 2000. – С. 219.

11

Бек У. Общество риска. На пути к другому модерну. – М.: Прогресс – традиция, 2000. – С. 229.

12

Красиков С. А. Исследование рисков в западной социологии // Социологические исследования. – 2008. – № 9. – С. 12–19.

13

Douglas М., Wildavsky A. Risk and Culture: An Essay on the Selection of Technological and Environmental Dangers. Berkeley and Los Angeles: Univ. of California Press, 1982.

14

Ibid. – C. 4–6.

15

Ibid. – C. 9.

16

Бек У. Общество риска. На пути к другому модерну. – М.: Прогресс – традиция, 2000.

17

Бек У. Общество риска. На пути к другому модерну. – М.: Прогресс – традиция, 2000. – С. 16.

18

Кравченко С. А. Социология: парадигмы через призму социологического воображения – М., 2007. – С. 668.

19

Зубок Ю., Чупров В. Социальная регуляция в условиях неопределенности. Теоретические и прикладные проблемы в исследовании молодежи. – М.: Академия, 2008. – С. 41.

20

Бек У. Общество риска. На пути к другому модерну. – М.: Прогресс – традиция, 2000. – С. 38–39.

21

Бек У. Общество риска. На пути к другому модерну. – М.: Прогресс – традиция, 2000. – С. 21.

22

Там же. – С. 21.

23

Бек У. Общество риска. На пути к другому модерну. – М.: Прогресс – традиция, 2000. – С. 35.

24

Гидденс Э. Судьба, риск и безопасность // Thesis. – 1994. – № 5. – С. 119.