Леонид Харченко - Современное биологическое образование: теоретический и технологический аспекты Страница 13

Таким образом, будущие специалисты-естественники, за редким исключением, не имеют возможности получать конкурентоспособное образование. В этой связи наблюдается отток специалистов в коммерческую и финансовую, гуманитарную и политическую сферы. Тем не менее, те, кто остается в науке, должны получать совершенную подготовку в вузе и, прежде всего, в области фундаментальных и современных экспериментальных исследований.

Рассуждая о кризисе науки, мы неизбежно сталкиваемся с категорией понимания, необходимостью прояснения соотношения науки и этики.

Дистанцирование от этики не проходит бесследно. Однако в науке оно нередко имеет место – игнорирование этики долга, поступка, этики ответственности. Этика долга особенно широко представлена в теологическом и кантовском вариантах. Недостаток кантовской этики – ориентация на идеалы естественнонаучного знания. Этика поступка и ответственности оформилась как своеобразный итог развития философско-этической мысли ХХ в.

Термин «ответственность» (от лат. respondere – отвечать) конституировался впервые в юриспруденции во второй половине XV столетия. Иногда указанный термин использовался во второй половине XVIII в. в работах Д. Юма и И. Канта.

Первым, кто раскрыл сущность ответственности, был Ф. Ницше. По его мнению, чтобы реализовать цепь воли, соединяющей «я хочу» и «я делаю», нужна ответственность: «Что, однако, все это предполагает? То именно, насколько должен был человек, дабы в такой мере распоряжаться будущим, научиться сперва отделять необходимое от случайного, развить казуальное мышление, видеть и предупреждать далекое как настоящее, с уверенностью устанавливать, что есть цель и что средство к ней, уметь вообще считать и подсчитывать – насколько должен был сам человек стать для этого прежде всего исчислимым, регулярным, необходимым, даже в собственном своем представлении, чтобы смочь, наконец, как это делает обещающий, ручаться за себя как за будущность!». И далее: «Гордая осведомленность об исключительной привилегии ответственности …стала инстинктом, доминирующим инстинктом …человек называет его своей совестью…» [343, С. 440]. Ф. Ницше понимал, что феномен ответственности мог стать значимым лишь в научную эпоху, вместе с появлением «исчислимого» человека. Это означает, что именно этика ответственности наиболее органично коррелирует с ученостью человека.

Весьма значимым моментом в понимании ответственности следует признать вывод М. Вебера [73, С. 696–697]: «Мы должны уяснить себе, что всякое этически ориентированное действование может подчиняться двум фундаментально различным, непримиримо противоположным максимам: оно может быть ориентировано либо на «этику убеждения», либо на «этику ответственности». «Только во втором случае этика становится практической и «надо расплачиваться за (предвидимые) последствия своих действий».

Наконец, Г. Йонас (522) выразил то, что, казалось бы, знали и другие: принцип ответственности занимает в этике не рядовое, а ключевое, центральное место. В этой связи автор считает, что этика ответственности – это, прежде всего, этика для техногенной цивилизации.

По Х. Ленку [274, С. 222–223], ответственность – это нормативный интерпретационный конструкт. Он различает, по крайней мере, четыре ее типа: 1) ответственность за действия, их последствия, результат; 2) ответственность компетентную и ролевую; 3) ответственность универсально-моральную; 4) ответственность правовую.

Весьма интересный потенциал в плане этики ответственности содержит герменевтика ХайдеггераГадамера. Мир задает человеку вопросы, на которые приходится давать вполне практические ответы. Попытка развить вариант герменевтической этики мгновенно приводит к этике ответственности, причем, понимаемой не как этика сознания, а как этика бытия-В-мире.

У Г. Йонаса этика приобретает экологический характер – она становится частью философии природы. Само существование человека, по мнению ученого, ставит его в положение заботящегося о будущем. Человек подвержен ролевой ответственности. Всякий раз, сталкиваясь с бедствиями, особенно теми, которые стали результатом его собственных действий, он должен возвращаться к бытию и выполнять по отношению к нему свою ролевую ответственность. Забвение бытия – вот главная беда человека и человечества.

Разум, дающий человеку определенный горизонт предвидения, не просто усложняет процесс самоорганизации – он создает возможности для нового антропоцентризма, целенаправленного воздействия на особенности эволюции биосферы с целью сохранить ее параметры в пределах, необходимых для дальнейшего развития вида homo sapiens. И еще одно, на наш взгляд, необходимое дополнение к уже изложенному.

В 40-е гг. ХХ в. Р. Мертон (527) разработал концепцию нормативного этоса науки, включив в нее четыре императива: универсализм, всеобщность, незаинтересованность, самокритичность. Позднее А. Коонэнд (513) переформулировал нормативные основы научной работы исследователя, подчеркнув особую значимость честности, объективности, толерантности и готовности к самопожертвованию.

В последние два-три десятилетия бурно развивается так называемая прикладная этика: биоэтика, медицинская этика, педагогическая этика, экологическая этика, этика техники, этика бизнеса. Как справедливо отмечает Л. В. Коновалова (221), их комплекс свидетельствует о благотворных изменениях, происходящих в науке.

Проблема кризиса естественнонаучного образования лежит также в плоскости противостояния разных культур. Во многом это объясняется несовершенством содержания естественнонаучных дисциплин.

Ч. П. Сноу (424) отмечал, что истоки раскола следует искать в недрах процессов формирования новоевропейской науки (конец XIX – начало XX вв.). К этому времени завершилось оформление классической науки, а в основных ее областях были сформулированы фундаментальные принципы. Казалось, что все явления природы охвачены естественнонаучным знанием, поняты в своей сути и выстроены в некую «картину мира». На повестку дня выдвинулась задача исследования и объяснения явлений человеческого мира, причем, теми же познавательными средствами и в рамках тех же гносеологических установок. В этих условиях перед гуманитариями и философами встала проблема: насколько обоснованы притязания естественнонаучного метода на объяснение мира человеческой культуры?

Проблеме противостояния гуманитарных и естественных наук посвящены многие работы. Если обобщить описываемые в них противоречия, то их можно свести к двум группам:

1) По предметному основанию:

– если природа выступает в естествознании всегда в виде объекта познания, независимого от познающего его субъекта, то в гуманитарной области субъект становится предметом познания самого себя;

– если природа внеисторична, то культура – это исторический процесс созидания новых и все более совершенных и сложных форм значимостей и смыслов;

– если природа есть царство необходимых законов, то культура – продукт деятельности свободного человека;

– если в природе господствует детерминизм, причинные отношения и взаимодействия, то культура есть продукт деятельности человека, преследующего определенные цели и руководствующегося при этом определенными нормами, идеалами и ценностями;

– природа есть сфера бытия (сущего), культура – сфера должного, ценностно нагруженного.

2) По методологическому основанию:

– если целью познания в естественных науках является формулирование общих законов, то целью гуманитарных наук является познание индивидуальных, всякий раз уникальных в своей неповторимости явлений человеческой культуры;

– если главной операцией, с помощью которой постигаются конкретные явления природы в рамках естествознания, является их объяснение, то главной операцией в сфере гуманитарного знания является понимание культурно-исторических явлений путем постижения смыслов, носителями которых они являются.

Список оппозиций может быть продолжен, так как дискуссии по этим вопросам не прекращаются до сих пор. Тем не менее, по словам В. Борзенкова (64), именно естествознание ХХ в. сделало решительный шаг в направлении преодоления раскола. Более того, сами естественные науки по мере вовлечения в орбиту своих интересов все более сложных и системно организованных объектов стали использовать в качестве объяснительных схем такие понятия («история», «историчность», «цель», «ценность»), которые ранее считались исключительной прерогативой гуманитарных наук. Сказанное означает, что «природа» в естествознании ХХ в. вдруг обнаружила черты, близкие к человеку. Это очень важно, поскольку научная картина мира, которая складывается на наших глазах, включает в себя и природу, и человека, и культуру как органически взаимосвязанные части единого в своей основе целостного Универсума. Основные блоки, из которых выстраивается эта картина, представляют собой вехи в развитии естествознания ХХ века.