Евгений Белозерцев - Образование. Историко-культурный феномен Страница 29

«Культура есть моя жизнь, мой духовный мир, отделенный от меня, транслированный в произведение (!) и могущий существовать (больше того, ориентированный на то, чтобы существовать) после моей физической смерти (соответственно после „физической смерти“ данной цивилизации, формации) в ином мире, в живой жизни людей последующих эпох и иных устремлений. Великий русский мыслитель М. М. Бахтин настаивал, что смысл любому нашему высказыванию всегда придает ясное понимание того, на какой вопрос, обращенный ко мне (явный или тайный), отвечает это высказывание, это утверждение. Так вот, культура не только понимается, но и возникает (как культура) в попытках ответить (и самому себе, своими деяниями и творениями) на вопрос о рукотворных формах „потустороннего бытия“, бытия в других мирах, в иных, отстраненных, заранее воображенных культурах. И здесь несущественно, что я в своем непосредственном бытии в культуре могу обращаться к моим непосредственным Собеседникам и Современникам. Существенно то, что и в этих, наиболее, кстати, напряженных, ситуациях я обращаюсь к своему Собеседнику так, чтобы он смог воспринять меня в моем произведении и тогда, когда я исчезну из его сиюминутного кругозора (выйду из комнаты, уеду в другой „полис“, уйду из жизни). Чтобы он воспринял меня как бы („как если бы…“) из другого, бесконечно отдаленного мира. Но сие означает также и особую обращенность культуры вовне, ее сквозную адресованность в иное (и вполне земное) бытие, означает острую необходимость быть навеки вне собственного бытия, быть в ином мире. В этом смысле культура – всегда некий корабль Одиссея, совершающий авантюрное плавание в иной культуре, оснащенный так, чтобы существовать вне своей территории, – у М. М. Бахтина: „Культура собственной территории не имеет“.

Но если уж вспомнились античные образы, скажу еще так: каждая культура есть некий „двуликий Янус“. Ее лицо столь же напряженно обращено к иной культуре, к своему бытию в иных мирах, сколь и внутрь, вглубь себя, в стремлении изменить и дополнить свое бытие (в этом смысл той „амбивалентности“, что присуща, по Бахтину, каждой целостной культуре).

Проецирование насущного Собеседника в ином мире (каждая культура – это возглас „SOS“, обращенный к другой культуре) предполагает, что этот мой Собеседник насущен мне больше, чем собственная жизнь. Вот та основа, на которой вырастают две дополнительные интуиции „бытия в культуре“»[75].

Смысл культуры в жизни каждого современного человека возможно, на взгляд Библера, понять в трех определениях.

«Первое определение культуры, почти тавтологическое, фокусирует тот образ культуры, что был намечен выше: культура есть форма одновременного бытия и общения людей различных – прошлых, настоящих и будущих – культур, форма диалога и взаимопорождения этих культур.

И несколько дополнений: время такого общения – настоящее; конкретная форма такого общения, такого события (и взаимопорождения) прошлых, настоящих и будущих культур – это форма (событие) произведения; произведение – форма общения индивидов в горизонте общения личностей; форма общения личностей как (потенциально) различных культур.

Второе определение культуры. Культура – это форма самодетерминации индивида в горизонте личности, форма самодетерминации нашей жизни, сознания, мышления: то есть культура – это форма свободного решения и перерешения своей судьбы в сознании ее исторической и всеобщей ответственности.

И, наконец, третье определение, третий смысл культуры. Этот смысл – «мир впервые…». Культура в своих произведениях позволяет нам, автору и читателю, как бы заново порождать мир, бытие предметов, людей, свое собственное бытие из плоскости полотна, хаоса, красок, ритмов стиха, философских начал, мгновений нравственного катарсиса. Вместе с тем в произведениях культуры этот впервые творимый мир с особой несомненностью воспринимается в его извечной, независимой от меня абсолютной самобытийности, только улавливаемой, трудно угадываемой, останавливаемой на моем полотне, в краске, в ритме, в мысли.

В культуре человек всегда подобен Богу – в афоризме Поля Валери: «Бог сотворил мир из ничего, но материал все время чувствуется». Вне этой трагедии и иронии культура невозможна; всякий разговор о культуре становится пустышкой и риторикой.

Но и ирония, и трагедия культуры, и три определения культуры, ее смысла в жизни человека, – все это сходится в фокусе произведения.

Произведение – вот ответ на вопрос: «Что значит быть в культуре, общаться в культуре, самодетерминировать свою судьбу в напряжениях культуры, порождать в культуре мир впервые?»

1. Произведение, в отличие от продукта (потребления), предназначенного, чтобы исчезнуть, или от орудия (труда), могущего работать в любых умелых руках, есть отстраненное от человека и воплощенное в плоть полотна, звуков, красок, камня собственное бытие человека, его определенность как этого единственного, неповторимого индивида.

2. Произведение всегда адресовано; точнее, в нем, в его плоти, адресовано мое – авторское – бытие. Произведение осуществляется – каждый раз заново – в общении «автор – читатель» (в самом широком смысле этих слов). Это – общение, воплощенное в «пло(т)скость» (плоть… плоскость…), предполагающее – вновь и вновь – воображаемого автора и воображаемого читателя.

3. В общении «на основе» произведения (когда его участники могут и, по сути дела, должны находиться на бесконечном во времени и пространстве расстоянии друг от друга) мир создается заново, впервые – из плоскости, почти небытия вещей, мыслей, чувств, из плоскости холста, хаоса красок, ритма звуков, слов, запечатленных на страницах книги. Произведение – это застывшая и чреватая форма начала бытия.

Но в ключе реального создания произведений возникает (решающая для XX века) форма понимания бытия, космоса, вещей, «как если бы…» они были произведением. Так складывается антология и философская логика культуры.

Теперь возможно вернуться к понятию культуры и к тем определениям культуры, что были поняты в основном тексте статьи. Понимание произведения как феномена культуры и понимание культуры как сферы произведений: два эти понимания «подпирают» и углубляют друг друга.

Бытие в культуре, общение в культуре есть общение и бытие на основе произведения, в идее произведения. (Но это краткое определение имеет смысл, лишь впитав в себя целостное определение культуры.)

Возвращаясь к самому началу этих размышлений, возможно сформулировать следующее предположение.

В XX веке культура (в тех ее определениях, что были осмыслены выше) смещается в эпицентр человеческого бытия. Это происходит во всех сферах нашей жизни:

– в производстве (научно-техническая революция замыкает на свободное время всю предметную деятельность человека, выявляет и делает непосредственно значимой всеобщую «самоустремленность» этой деятельности);

– в социальных феноменах (малые динамичные самодеятельные группы постепенно становятся основными ячейками человеческого общения);

– в общении различных культур (культуры Запада и Востока и далее – Античности, Средних веков, Нового времени… сходятся и впервые поражаются в точке своего начала);

– в предельных нравственных перипетиях (эти узлы завязываются в окопах мировых войн, на нарах концлагерей, в судорогах тоталитарного режима; везде индивид выталкивается из прочных ниш социальной, исторической, кастовой детерминации, везде он встает перед трагедией изначального нравственного выбора и решения).

Так нарастает всеобщий социум – социум культуры – особая, в чем-то близкая к полисной социальность, точнее, форма свободного общения людей в силовом поле культуры, диалога культур.

Возможно также предположить, что именно противостояние мегасоциума промышленной цивилизации (какую бы форму она ни принимала) и малых ядер социума культуры будет решающим событием начала XXI века.

«Возможно предположить…» Конечно, это звучит слабо, остается утешать себя только тем, что история вообще совершается в форме предположений, в форме перекрестка исторических судеб. Впрочем, это и есть форма культуры[76].

В начале нашего века М. М. Бахтин высказывался в том смысле, что человечество знает лишь один вид познавательного взаимодействия: научение знающим незнающего, т. е. взаимоотношения учителя и ученика, и, следовательно, только педагогический диалог. Абсолютно точное утверждение, имея ввиду диалогизм культуры – диалогизм философии – диалогизм образования; сущность педагогики – диалог, она (педагогика) обречена на диалог.