Наталья Урванцева - Зеркало как принцип поэтики в русской детской литературе XX века Страница 4

На первый взгляд кажется, что сказка о Синегории не имеет отношения к реалистическому плану повествования. На самом деле она сюжетно и психологически оправдана. Являясь частью повествовательного текста, сказка помогает его переосмыслению. Включение сказки как вставного элемента в ткань повести способствует раскрытию художественного замысла произведения, его более глубокому звучанию и значению. Она становится художественным приемом для раскрытия авторской концепции «Дорогих моих мальчишек».

В основе зеркала лежит идея удвоения. Зеркало – семиотический инструмент, создающий двойников. Отсюда берет свое начало мотив двойничества. Как отмечает Ю. М. Лотман, тема двойника – «литературный адекват мотива зеркала»[44]. П. А. Флоренский вспоминает о своем восприятии зеркала в детстве: «Зеркальное отражение тоже казалось мне двойником. Двойник зеркальный повторяет меня, но он только притворяется пассивным, а в известный момент вдруг усмехнется, сделает гримасу и станет самостоятельным, сбросив личину подражательности»[45]. В образе двойника мы видим «какого-то неопределенного возможного другого, с помощью которого мы пытаемся найти ценностную позицию к себе самому…»[46].

Мотив двойничества в литературных произведениях может получать разнообразное раскрытие:

– на образном уровне (двойничество персонажей: зеркальные двойники – Оля и ее зеркальное Яло в повести-сказке В. Г. Губарева «Королевство кривых зеркал»; Герда и Ледяная Герда в сказке В. Н. Коростылева «Школа Снежной королевы»; близнецы – Суок и Тутти в романе-сказке Ю. К. Олеши «Три толстяка»; Митя и Витя в рассказе Г. Б. Остера «Близнецы-братья»; копии – Сергей Сыроежкин и его точная механистическая копия робот Электроник в фантастической повести Е. С. Велтистова «Электроник – мальчик из чемодана»; двойники – жители других миров, например, в фантастической повести Ю. Кузнецова «Изумрудный дождь», Р. Л. Стайна «Привидение в зеркале»; двойничество на уровне композиции – капитан Татаринов – Саня Григорьев, Николай Антонович и Ромашов, Мария Васильевна и Катя в романе В. Каверина «Два капитана»[47]);

– на сюжетно-композиционном уровне (двоемирие: оппозиция двух миров во времени и пространстве. Например, в сказке Л. Кэрролла «Алиса в Зазеркалье», в повести Е. В. Артамоновой «Духи Зазеркалья», сказочной повести И. И. Соковня «Коварное зеркало»);

– на языковом уровне (палиндромы, зеркальное письмо: Н. Г. Гарин-Михайловский «Волшебница Ашам», И. Д. Востряков «Круглый дурак», Дж. К. Ролинг «Гарри Поттер и философский камень»).

Мотив двойничества получает разнообразное оформление и через семантический ряд: тени, копии, эхо, портреты / картины, фотографии.

«Двойничество обязано зеркалу весьма многим, если не вообще самим своим существованием», – пишет А. З. Вулис[48]. Двойничество с философской точки зрения – это частная формула дуализма. Дуализм – это парность на началах сходства и различия.

К мотиву двойничества семантически примыкает и мотив близнецов. В мифологии многих народов существует «антропоморфный образ парных божеств, культ которых возникает вне всякой зависимости от близнечного рождения»[49]. Образы близнецов имеют разнообразную трактовку в мифах и культурах. Как правило, близнецовая пара в мифологии, в фольклоре и в художественной литературе строится по принципу зеркального раздвоения (оппозиции правое / левое, добрый / злой и так далее).

В основе мотива близнецов лежит раздвоение Единого, поляризация бытия. «… Ипостаси Единого персонажа, расположенные на разных уровнях мировой организации, стали восприниматься как различные образы. Так появились трагические или божественные герои и их космические или демонические двойники»[50]. По мнению Ю. М. Лотмана и З. Г. Минц, «появление персонажей-двойников – результат дробления мифологического образа, в ходе чего различные имена Единого становились разными лицами…»[51]. Близнецы воплощают в себе мотив двойничества, связанного изначально с отрицательной семантикой числа «два»[52].

Близнечные пары широко используют детские писатели в качестве главных персонажей произведений, например, Митя и Витя в рассказе Г. Б. Остера «Братья-близнецы», Оля и Олег в повести С. А. Иванова «Близнецы и сгоревший замок», Глеб и Гордей в повести-сказке Т. Ш. Крюковой «Узник зеркала», Майкл и Джейн в сказочной повести П. Трэверс «Мэри Поппинс», Труляля и Траляля в сказке Л. Кэрролла «Алиса в Зазеркалье» и т. д.

По внешним признакам близнецы сходны друг с другом. Это свойство использовал Л. Кэрролл в сказке «Алиса в Зазеркалье». Труляля зеркально повторяет своего брата-близнеца Траляля: «Они стояли под деревом, обняв друг друга за плечи, и Алиса сразу поняла, кто из них Труляля, а кто – Траляля, потому что у одного на воротнике было вышито «Тру», а у другого – «Тра». «А «ляля», верно, вышито у обоих сзади», – подумала Алиса»[53].

В рассказе «Братья-близнецы» Г. Б. Остера главными героями являются близнецы Митя и Витя, которые так «были друг на друга похожи, что никто их различать не умел, даже родители»[54]. Братья мечтают использовать свою похожесть в корыстных целях: для того, чтобы получить побольше подарков от Деда Мороза или выиграть боксерское соревнование. Как только они думали об этом, они сразу же становились разными: то один из близнецов поцарапает нос, то поставит шишку на лбу или синяк под глаз, то выскочит прыщ на носу.

Подростками они решили реализовать свою мечту. «В первом раунде брат Митя дрался, а во втором незаметно брат Витя на ринг вышел» (14). Напрасно они ждали, что соперник устанет и победа окажется легкой. Против них выступали тоже братья-близнецы. Г. Б. Остер в своем рассказе дает нравственный урок своим читателям.

Свое первое отражение человек увидел в воде – водном («жидком») зеркале. Мотив отражения в водной поверхности раскрывается в этиологическом мифе о Нарциссе и Эхо. Культурный мотив Нарцисса и Эха имеет глубокую мифологическую подоснову. Нарцисс – прекрасный юноша, увидевший себя в отражении реки и влюбившийся в своего водного двойника. По мнению многих исследователей, эта легенда отражает характерную для первобытной магии боязнь древнего человека «увидеть свое отражение (отражение является как бы двойником человека, его вторым «я», находящимся вовне)»[55], боязнь увидеть в своем отражении не себя, а другого человека. «С одной стороны, самопознание-наркоз – страшное, губительное пристрастие, привязанность, уводящая в дурную бесконечность ускользающей истины… С другой стороны, философский наркоз самопознания – облегчение страданий и мук житейских, сладостное «цепенение» сознания, обращенного к «внутреннему человеку» истины…»[56]. Припомнив (мнемоническая составляющая мифа) и познав свое «я» (внешнее) и «не-я» (внутреннее) в зеркальном отражении, (философский аспект), влюбленный юноша умирает. История о Нарциссе трансформируется в образ божественной любви и самопознания.

Нарцисс становится «родоначальником зеркальной темы»[57]. О. Уайльд в известной сказке «Мальчик-звезда» вводит мотив нарциссического самолюбования собой. Мифологические аллюзии обнаруживаются в описании внешности и поведении главного героя: «…Он был точно околдован своей красотой и высмеивал всех, кто был жалок и безобразен, и выставлял их на посмешище. Себя же он очень любил и летом в безветренную погоду часто лежал у водоема в фруктовом саду священника, и глядел на свое дивное отражение, и смеялся от радости, любуясь своей красотой»[58]. Автор вводит в сказку мотив нарциссического любования собой. Идеальная красота Мальчика-звезды не приносит ничего доброго. Она «обольщает, околдовывает, теряя этическую наполненность, превращая в маску»[59], и приносит только зло и саморазрушение. Как и Нарцисс, отвергший влюбленную в него нимфу Эхо, Мальчик-звезда не принимает и оскорбляет свою мать в образе нищенки. Друзья Мальчика стали называть его «жабой» и «отвратительной гадюкой». За свои прегрешения главный герой лишается своей красоты и «дивного отражения»:

«– Что такое они говорят? Я пойду к водоему и погляжусь в него, и он скажет мне, что я красив.

И он пошел к водоему и поглядел в него, но что же он увидел! Лицом он стал похож на жабу, а тело его покрылось чешуей, как у гадюки» (49). Потеря внешней красоты заставляет задуматься Мальчика-звезду о красоте внутренней. Подобно мифологическому Нарциссу, героя сказки постигают несчастья. Осознав свои ошибки, Мальчик-звезда излечивается от нарциссизма и от околдованности своей красотой и возвращается на путь добра, жертвенности и сострадания, восстановив гармонию в своей душе. Автор использует в сказке евангельский сюжет о возвращении блудного сына. Найдя свою мать и отца, он получает прощение.