Гретхен Рубин - Хорошие привычки, плохие привычки. Как перестать быть заложником плохих привычек и заменить их хорошими Страница 7

«Бунтари» трудятся ради собственных целей, на свой собственный лад, и хотя они отказываются делать то, что им «положено», это не мешает им добиваться своих целей. Как сказал мне один «бунтарь»: «Мой магистерский диплом был на десять страниц короче рекомендуемого объема, и я убедил факультетское начальство пригласить в комиссию независимого консультанта. Так я довел дело до конца и справился с ним хорошо – но на своих собственных условиях».

«Бунтари» высоко ценят искренность и самоопределение и часто привносят в свои дела дух, освобожденный от условностей. Вот что сказал мой знакомый «бунтарь»: «Я выполняю то задание, которое хочу выполнить, а не то, которое мне назначено. Проблемы начинаются тогда, когда от меня требуется делать что-то регулярно (например, проводить еженедельную проверку качества), и тогда я просто не справляюсь».

Временами сопротивляемость «бунтарей» авторитетам имеет огромную ценность для общества. Один «скептик» заметил: «Главный актив бунтарей – их несогласие. Нам не следует ни вытравливать из них этот дух с помощью образования, ни внедрять его в корпоративную культуру, ни заставлять отказываться от него. Его функция – защищать нас всех».

Но «бунтари» часто разочаровывают других людей, потому что от них невозможно ничего требовать, им нельзя ничего приказать. Такие фразы, как «люди на тебя рассчитывают», «ты же сказал, что сделаешь», «твои родители расстроятся», «это против правил», «это последний срок» или «это невежливо», не производят на них ни малейшего впечатления. Требуя каких-то действий от «бунтарей», мы часто лишь заставляем их делать прямо противоположное. Как писал мне один «бунтарь»: «Когда от меня чего-то требуют или ждут, это вызывает у меня ощущение «стоп-крана», которое мне приходится активно преодолевать. Если меня просят выгрузить посуду из посудомоечной машины, мой внутренний голос говорит: «Ну, я и так собирался это сделать, но теперь ты от меня этого требуешь, поэтому я не буду. Не дождешься!»

Люди из окружения «бунтарей» должны стараться не воспламенить в них чувство противоречия, и особенно это трудно для родителей «бунтарей». Вот как объяснял это один родитель: «Единственный способ справиться с ребенком-«бунтарем» – снабдить его информацией, чтобы он сам принял решение, поставить перед ним проблему как вопрос, на который может ответить только он один, и позволить ему принять решение и действовать, не рассказывая тебе об этом. Пусть принимает это решение сам, без аудитории. Ведь когда есть аудитория – есть и ожидания. Если он думает, что ты на него не смотришь, у него нет необходимости бунтовать против твоих ожиданий». А вот слова другого родителя: «Мой сын-«бунтарь» вылетел из университета и не желал строить карьеру, хотя он очень умен. Когда ему исполнилось 18 лет, мы подарили ему на день рождения кругосветный авиабилет и сказали: «Выбирай сам!» Он путешествовал почти год, а теперь учится в университете и у него отличная успеваемость».

«Бунтари» порой разочаровывают даже самих себя, поскольку не могут себе приказывать. Как заметил писатель Джон Гарднер: «Мое компульсивное нежелание делать то, что мне говорят… заставляет меня то и дело переезжать с места на место или менять свою жизнь тем или иным способом, и часто меня это совсем не радует. Как было бы здорово, если бы я мог просто остепениться!» С другой стороны, «бунтари» порой способны направить свою бунтарскую энергию в конструктивное русло. «Бунтарь», который хочет укладываться в рамки своего бюджета, может сказать: «Я не хочу, чтобы мною манипулировали торгаши, пытающиеся всучить мне всякую ерунду». А «бунтарь», который хочет преуспеть в учебе, может сказать так: «Никто не думает, что я способен поступить в хороший колледж, но я им покажу!»

«Бунтарей» часто притягивают профессии и виды деятельности, где присутствует некий элемент чего-то «дикого» – как, например, одного моего друга, который работает в сфере так называемой «подрывной технологии» (не просто какой-то там технологии, как он непременно подчеркивает, но именно подрывной технологии).

«Бунтари» сопротивляются иерархиям и правилам и часто лучше срабатываются с другими людьми, занимая руководящие посты. Однако верно и обратное. Удивительно, но многих «бунтарей» притягивает учеба и работа, ограниченная множеством правил. Как заметил один комментатор моего блога: «Возможность передать контроль в чужие руки тоже может давать свободу. Пожалуй, в рядах вооруженных сил больше «бунтарей», чем можно предположить». А вот что написал другой «бунтарь»: «Наверное, «бунтарям» необходимы границы, которые можно гнуть, растягивать и взламывать. Предоставленный самому себе, я становлюсь беспокойным и непродуктивным из-за того, что не существует правил, которые можно нарушить, или списка дел, на который я мог бы посмотреть в конце дня и воскликнуть: «Ура, я ничего из этого не сделал!»

Всякий раз, говоря об этих тенденциях, я прошу людей поднимать руки, указывая свою категорию. Я была удивлена, когда в группе священнослужителей-христиан оказался необычно высокий процент «бунтарей». Один такой клирик-«бунтарь» объяснил: «Члены духовенства считают себя призванными, а следовательно, отличными от остальных. Их благословляют собственные коллеги, паства и Бог, что ставит их выше многих вещей в жизни – включая правила».

Неудивительно, что «бунтари» сопротивляются привычкам. Однажды я познакомилась с женщиной, которая, как я сразу догадалась, была «бунтаркой». Я спросила:

– Неужели вас не утомляет необходимость каждый день делать выбор?

– Нет, – ответила она. – Возможность выбирать дарит мне чувство свободы.

– А я устанавливаю для себя пределы, чтобы дать себе свободу, – поведала я ей.

Она покачала головой:

– Свобода означает отсутствие пределов. Мне лично жизнь, которую контролируют привычки, кажется мертвой.

Да, «бунтари» сопротивляются привычкам, но могут усвоить похожий на привычку способ поведения, увязывая свои действия с принятым решением. Один «бунтарь» объяснил: «Если мне приходится делать что-нибудь «каждый день», я гарантированно не стану этого делать. Но если я буду ставить задачу перед собой каждый день и принимать решение, что на сей раз это сделаю, тогда есть шанс, что так и будет».

Большинство людей – это «скептики» или «должники». Очень немногие – «бунтари». И, к собственному изумлению, я обнаружила, что категория «поборников» тоже немногочисленна. (В сущности, поскольку две последние категории столь малочисленны, люди, которые пытаются формировать человеческие привычки в больших масштабах – работодатели, производители аппаратуры, страховые компании, всяческие инструкторы, – поступят разумно, сосредоточиваясь на решениях, которые помогут «скептикам», обеспечивая их разумными причинами, и «должникам», обеспечивая им ответственность.)

Нередко мы больше всего узнаем о себе, наблюдая за другими людьми. Когда я начинала свои исследования в области привычек, я считала себя совершенно средним человеком, поэтому была несколько шокирована, осознав, что, будучи «поборницей», на самом деле представляю собой экстремальный и редкий тип личности.

Я рассказала об этом неожиданном открытии своему мужу, который ответил:

– Ну конечно, ты – экстремальная личность. Я и сам мог бы тебе об этом сказать.

– Неужели? – не поверила я. – Почему ты так считаешь?

– Я женат на тебе восемнадцать лет.

Романистка Джин Рис как-то заметила: «Человек от рождения способен соглашаться или противоречить». Судя по тому, что я наблюдала, наши тенденции являются врожденными, и хотя до известной степени они могут отклоняться, полностью изменить их невозможно. Порой бывает трудно идентифицировать склонность ребенка (мне пока так и не удалось определить тенденции двух своих дочерей), но к достижению взрослого возраста у большинства людей проявляется склонность, которая определяет их восприятие и поведение на фундаментальном уровне.

Однако какова бы ни была наша тенденция, с помощью жизненного опыта и мудрости мы можем научиться уравновешивать ее негативные аспекты. Например, я, будучи «поборницей», научилась сопротивляться своему бездумному стремлению соответствовать ожиданиям и задаюсь вопросом: «А зачем я вообще оправдываю это ожидание?»

Брак со «скептиком» помог и мне самой чаще задаваться вопросами – а иногда я позволяю Джейми делать это за меня. Однажды вечером мы были в театре, и во время антракта я сказала ему:

– Знаешь, эта пьеса мне что-то не нравится.

Джейми ответил:

– Мне тоже. Давай поедем домой.

Я задумалась: неужели можно просто взять и уйти? Так мы и сделали. Мое первое инстинктивное побуждение – поступать так, как от меня ожидают (и в случае с театром – досидеть до конца пьесы), но когда Джейми фыркает: «Не-а, ты этого делать не обязана», – мне становится легче решить: «Верно, я этого делать не обязана».