Виржини Гримальди - Ты поймешь, когда повзрослеешь Страница 8

– Ты носишь подгузники? А почему?

Густав покраснел, а потом важно посмотрел на мальчугана.

– Потому что я ребенок в теле взрослого человека.

– Но так не бывает! Раз уж моя мама говорит, что я уже большой, то ты тем более не ребенок…

– Твоя мама ошибается, дорогой. Но это потому, что она не знает секрета.

Заинтригованный ребенок сдвинул брови.

– Какой секрет?

– О, это очень важный секрет, – пробормотал с загадочным видом Густав. – Это самый большой секрет Вселенной, секрет нашей жизни. Я могу тебе его доверить, но с условием, что ты никому о нем не расскажешь. Не все пока еще готовы его узнать. А ты готов?

Я была заинтригована не меньше Люка и тоже хотела узнать, что это за секрет.

– О да, я готов! – воскликнул мальчик.

Густав сел, посадил ребенка на колени, причем чуть было не уронил его.

– Видишь ли, мой милый, люди думают, что они различаются в зависимости от периода жизни. Все думают, что есть дети, взрослые, пожилые. Но это неправда.

– Нет, это правда! Я – ребенок, а ты уже старый.

– Так все и считают. Но на самом деле мы остаемся детьми всю жизнь. Мы меняем только одежду, чтобы скрыть этот факт, и подражаем остальным. Мы примеряем на себя маски подростка, взрослого человека, родителя. Но однажды, когда мы уже так стары, что нам надоедает притворяться, мы становимся теми, кем были всегда, – детьми.

– Пфф… и никакой это не секрет! – произнес Люка и слез с его коленей.

– У тебя еще будет время убедиться, что я прав. Всю жизнь ты будешь нуждаться в любви, безопасности, в крове и пище, в развлечениях. Ты возненавидишь одиночество, и тебе захочется иметь рядом с собой кого-нибудь, кто любил бы тебя больше самого себя. А ведь все эти потребности свойственны и ребенку.

– Мне больше нравится, когда ты веселый и шутишь! – крикнул малыш и убежал, оставив Густава наедине с колодой карт, шляпой с двойным дном и цветными платками.

Густав вдруг заметно погрустнел. Костюм весельчака поблек, встретившись с детством. Мне показалось, что этот старый человек намного глубже, чем хочет выглядеть. А что, если я воспользуюсь моментом, чтобы лучше узнать его?

– Я заслушалась, когда вы разговаривали с мальчиком, – произнесла я, приблизившись к нему.

Густав сразу же облачился в свой панцирь, а на его губах заиграла привычная улыбка.

– А вот ему стало скучно, и он убежал… Говорят, устами младенца глаголет истина? Люди предпочитают иметь дело со мной, когда я весел.

– С одной только поправкой: когда вы пытаетесь им быть, – уточнила я, подмигнув ему.

– Я должен приспосабливаться к уровню аудитории. Кстати, вы знаете шараду про «постель»?

– Нет.

– «Пост» и «ель»!

Желание уехать отсюда опять напомнило о себе.

В этот вечер меня ждет каторга. Она называется СПЖ.

Толкование первое: я должна сопровождать обитателей «Тамариска» во время ежедневного просмотра сериала «Самая прекрасная жизнь» в общем зале.

Толкование второе: в течение получаса я должна буду «наслаждаться» интеллектуальными диалогами вместе с людьми, которые их едва слышат.

Толкование третье: если бы мне предложили на выбор просмотр сериала или эпиляцию всего тела с помощью пинцета или паяльной лампы, думаю, я бы выбрала второе.

На экране уже мелькали титры, когда я села на старую софу, обитую бордовой тканью. Три пары глаз посмотрели на меня с ненавистью: видимо, своим шумом я раздражала их. Вот отберу у них слуховые аппараты, тогда посмотрим, посмеют ли они косо на меня смотреть.

Я никогда не видела ни одной серии «Самой прекрасной жизни», что не мешало мне составить о фильме самое неблагоприятное мнение. Плохая игра актеров, слащавый сюжет, написанный пятилетним ребенком, находящимся под влиянием ЛСД. Если бы я знала, что многофункциональность предполагает подобные сеансы пыток, я бы сто раз подумала, прежде чем согласиться на это предложение. Обычно Грег сопровождает пансионеров во время так называемого культурного досуга, но в этот раз он взял неделю отпуска.

20 час. 21 мин.: ничего страшного, полчаса я смогу выдержать. Я. Смогу. Выдержать.

20 час. 22 мин.: поражена до глубины души: они все завороженно уставились на экран. Начни я сейчас голая плясать перед ними в ходунках, они бы не обратили на меня внимания.

20 час. 23 мин.:

– Что он сказал? – спрашивает Арлетта.

– Он сказал: «замолчи».

Он все так же мил и приветлив, этот Леон.

20 час. 25 мин.: странно, я думала, в Марселе говорят с акцентом.

20 час. 27 мин.: на экране некую Бланш насильно удерживают в погребе со связанными руками и ногами. Кажется, ей это не по нраву, судя по ее истошным звериным воплям. Только бы ей не пришлось рожать в кадре.

20 час. 31 мин.: не отрывая глаз от экрана, Элизабет комкает в руках носовой платочек, Люсьенна вытирает глаза, а Мохаммед стиснул пальцы на рукоятке инвалидного кресла.

20 час. 33 мин.: на экране девушка по имени Мелани рыдает в объятиях высокого блондина. Если я правильно поняла, она влюбилась с первого взгляда в мужчину, которого встретила во время путешествия. А сейчас она страдает, потому что любовь между ними невозможна. Высокий блондин спрашивает у нее почему. «Потому что Люк – священник», – отвечает она. Ну и ну!

Сидящий рядом со мной Густав прерывает благоговейную тишину.

– Вы знаете фамилию Мелани? – спрашивает он.

– Нет.

– Зеттофрэ, – отвечает он с циничной ухмылкой. – Мелани Зеттофрэ!

Заметка на будущее: никогда больше не отвечать на вопросы Густава.

20 час. 35 мин.

– Что он сказал? – спрашивает Арлетта.

– Он сказал: «Когда же ты наконец замолчишь!»

Если бы родители Леона знали, каким вырастет их сыночек, они бы назвали его «Сама любезность».

20 час. 36 мин.: Бланш из фильма прекратила свои вопли (видимо, силы покинули ее, и она утратила желание сопротивляться). К тому же она только что заметила ножницы, лежащие в двух метрах от нее. Одно из двух: либо похититель безумно ее любит, либо, создавая его, природа допустила ошибку и он родился с куриными мозгами.

Пока она извивалась на полу, пытаясь достать ножницы, я наблюдала за реакцией пансионеров. Мне не хотелось делать пессимистических прогнозов, но все они были в двух шагах от инфаркта.

20 час. 38 мин.: на экране Мелани решает открыть свои чувства таинственному священнику. Сдвинув брови, она набирает номер его телефона. В двух креслах от меня Мисс Бабушка вцепилась в свой шарф, как девственница в трусы.

20 час. 40 мин.

– Джулия, вы переживаете? – спросила Луиза, указывая на мои пальцы – я пыталась оторвать заусенец.

– Совсем нет, – возразила я, дернув плечом. – Это все из-за моего псориаза.

20 час. 41 мин.:

– Что он сказал? – спрашивает Арлетта.

– Он сказал, что все, кто смотрит «Самую прекрасную жизнь», скоро умрут – в первую очередь те, у кого сиреневые волосы, – пробурчал Леон.

20 час. 43 мин.: на экране некий Ролан целует маленькую брюнетку. Среди нашей публики ропот.

«О нет, только не это! Он обманывает Мирту!»

«Бедная Мирта!»

«Никогда ему не прощу того, что он сделал с Миртой…»

«Этого не может быть! Только не Ролан! Хотя все они одним миром мазаны…»

20 час. 45 мин.: Бланш уже у цели. Она пытается как можно дальше вытянуть руки, стонет, напрягается изо всех сил, и вот уже кончики ее пальцев дотрагиваются до ножниц… В этот момент дверь узилища внезапно открывается. На экране крупным планом ее растерянное и испуганное лицо, музыка и титры фильма.

Неужели такое может быть! Они прервали серию в самом захватывающем месте. Это не пятилетние дети писали сценарий, а садисты. Как они могли оставить публику в неведении о том, что произойдет с бедной Бланш? Мало того – мы не знаем, как священник будет реагировать на объяснение в любви Мелани. А что станет с Роланом и Миртой? Не то чтобы меня все это заинтересовало, но я не могу не думать о наших пансионерах. Это бесчеловечно – заставлять их мучиться в ожидании дальнейших событий.

Кресла опустели, я последняя покинула зал. В коридоре я встретила Анн-Мари, возвращавшуюся к себе.

– Хорошего вечера! – пожелала она мне.

– Спасибо, вам также! – ответила я.

Оглянувшись, чтобы убедиться, что никто нас не слышит, я прошептала:

– Если у вас никого не будет для просмотра очередной серии СПЖ, то так и быть, я могу пожертвовать собой.

Студия Густава, балагура-дедушки, напоминала комнату подростка: разбросанные вещи, комиксы, DVD c записями юмористических представлений. Пепельница, полная окурков, и кондитерские изделия довершали общую картину беспорядка. Единственное, что указывало на возраст хозяина, – висевшие на стене постеры. Не уверена, что афиши концертов Шарля Азнавура – в наше время «круто».

Густав сидел за столом и играл в скрэббл. Знаком он пригласил меня присесть.

– Итак, что нового за прошедшую неделю? – спросила я.

Во время нашей первой беседы Густав рассказал мне о своей жизни: не очень счастливое детство в многодетной семье, встреча на балу с Сюзанной, долгие годы, в течение которых они безуспешно пытались завести ребенка, рождение дочери, когда они уже совсем этого не ждали, а потом и рождение Жан-Клода. Он упомянул также о своей работе в похоронном бюро и многочисленных командировках. За один час он представил на мой суд все свои воспоминания, как будто принадлежавшие другому человеку, скрываясь за мишурой бесконечных фарсов. Я понимала, что он не хотел обнажать передо мной душу. Ну, что же, это его право. Но сегодня я хотела узнать, что собой представляет Густав на самом деле.