Тайна жизни: Как Розалинд Франклин, Джеймс Уотсон и Фрэнсис Крик открыли структуру ДНК - Ховард Маркел Страница 15

братьями и сестрой, но в то же время как личность отличалась независимостью мышления, духовной жизни и устремлений. В семейных конфликтах истина зачастую находится где-то посередине. Скорее всего, Эллис и Мьюриэл было бы спокойнее, если бы Розалинд просто вышла замуж и занималась семьей. Вероятно, им понадобилось время, чтобы примириться с из ряда вон выходящим выбором профессионального пути своей дочери в такой загадочной для них и высокоспециализированной области науки, – особенно в сравнении с сыновьями, последовавшими по стопам отца в семейное банковское дело, – но постепенно они приняли это. Кроме того, благодаря давнему интересу Эллиса к электричеству и физике им с Розалинд очень нравилось обсуждать научные вопросы. Он глубоко любил ее, и она так же сильно любила его. Как у многих отцов и дочерей, у них были непростые отношения, еще более усложнявшиеся происходившими в то время колоссальными сдвигами в гендерных ролях, обществе и науке.

Поглощенность Франклин наукой, отмечаемая всеми, кто знал ее в кембриджские годы, могла стать помехой для жизненного успеха. Те, кому она нравилась, считали это проявлением ее неутолимой жажды истины и знаний, однако остальным она казалась далекой и холодной, резкой и колючей. По воспоминаниям одной из студенток колледжа, Гертруды (Пегги) Кларк Дайч, Франклин имела трудный характер, была нетерпимой, властной, непримиримой. Ее манера вести дискуссию, спор не отличалась тактом и дипломатичностью, но потому лишь, что она придерживалась очень высоких стандартов и полагала всех остальных способными соответствовать ее идеальным требованиям{210}. По словам Адриенн Вайль, Розалинд всегда была откровенной в своих симпатиях и антипатиях{211}.

Студенческие тетради Франклин свидетельствуют о редкой среди студентов степени погружения в предмет. Она познакомилась с трудами Ньютона, Декарта и Доплера, от корки до корки проштудировала книгу Лайнуса Полинга «Природа химической связи и структура молекул и кристаллов» (The Nature of Chemical Bond and the Structure of Molecules and Crystals)[27]. Уже тогда она обратила внимание на тимонуклеат натрия (натриевую соль ДНК, выделенную из телячьего тимуса). Читая о веществе, которое скоро станет ее судьбой, Франклин набросала в тетради спиральную структуру и записала: «Геометрическая основа наследования?» Она также изучала рентгеноструктурный анализ и рисовала схемы различных кристаллических решеток и их элементарных ячеек, в том числе того типа, который впоследствии окажется принципиально важным для установления структуры ДНК, – моноклинной базоцентрированной{212}.

Преподаватели отмечали, что Франклин обладает острым умом и полностью отдается учебе. На экзаменах, однако, перфекционизм часто играл с ней злую шутку: Розалинд отвечала на первые вопросы очень подробно, так что на остальные не хватало времени и ответы на них выходили скомканными{213}. Кроме того, перед важными экзаменами Розалинд сильно волновалась и из-за этого не могла спать. Она пыталась справиться с волнением, глотая смесь кока-колы и аспирина, которая в студенческой среде считалась чем-то вроде допинга{214}.

Накануне экзамена на степень бакалавра с отличием Франклин сильно простудилась. Она безупречно справилась с первыми двумя третями задания, но дальше сил не хватило. Как говорилось выше, оценка первого класса критически важна для научной карьеры в Кембридже или Оксфорде. Несмотря на очень высокий результат в физико-химической части экзамена, из-за отсутствия ответов на последние вопросы в списке получивших степень весной 1941 г. она оказалась в группе второго класса. К счастью, ее отнесли к «высшей категории второго класса», и в сочетании с убедительным рекомендательным письмом ее куратора Фредерика Дейнтона это обеспечило ей аспирантскую стипендию на исследования в области физической химии. Ее направили работать под руководством Рональда Джорджа Рейфорда Норриша, который в 1967 г. получил Нобелевскую премию по химии за исследование сверхбыстрых химических реакций. Франклин планировала проделать достаточно экспериментальной работы для написания диссертации.

Лаборатория Норриша находилась на кафедре физической химии Кембриджского университета, на той же улице, что и Кавендишская лаборатория. Это было негостеприимное место для любого студента, особенно для молодой женщины. К тому же Норриш был вспыльчив и любил выпить, что вряд ли располагало в его пользу{215}. Розалинд Франклин начала у него работать, когда ей был 21 год, в разгар войны. Переменчивый недружелюбный Норриш видел в ней докучливую девчонку, никчемную и недостойную внимания. Более того, они были полными противоположностями как личности и как исследователи. Для Франклин была характерна полная поглощенность тем, что ее интересовало, и равнодушие к тому, что ей было неинтересно, причем это разделение проявлялось и эмоционально{216}. Как отмечает Дейнтон, сугубо логичный, целеустремленный и негибкий подход Франклин плохо сочетался с манерой Норриша брать чутьем, очень часто ошибочным, но иногда блестяще и неподражаемо верным. По темпераменту, системе личных и интеллектуальных ценностей, соотношению умственного и эмоционального, культурному багажу они были полными противоположностями{217}.

Норриш поручил Франклин охарактеризовать полимеризацию муравьиного и уксусного альдегидов, хотя эти химические реакции он с другим сотрудником уже изучил и опубликовал результаты в 1936 г.{218} Такое поручение ставило ее в унизительное положение, и она это понимала. В довершение всего Норриш отвел страдающей клаустрофобией Розалинд рабочее место в тесной и темной комнатенке.

В декабре 1941 г. Франклин описала в письме домой свои мучительные отношения с научным руководителем: «Я только начинаю понимать, насколько оправданна его скверная репутация. Что ж, я оказалась у него в полнейшей немилости и практически зашла в тупик. Он относится к тому сорту людей, которым ты нравишься до тех пор, пока поддакиваешь всему, что они говорят, и соглашаешься со всеми их заблуждениями, а я всегда отказываюсь это делать»{219}. Через несколько месяцев Розалинд рассказала, что разразилось после того, как она обнаружила ошибку в работе Норриша. Когда Франклин с гордостью обратила на нее его внимание, он прямо-таки взорвался, но получил отпор. Вот как Розалинд об этом говорит: «Когда я выступила против него, он повел себя самым оскорбительным образом, и между нами произошла первоклассная перепалка – собственно, перепалок было несколько. Мне пришлось пока что уступить, но мне кажется правильным, что я какое-то время противостояла ему, он же вызвал во мне такое полное презрение, что я буду невосприимчивой ко всему, что бы он ни сказал мне в будущем. Он вызвал во мне ощущение превосходства над ним»{220}.

Скандалить с научным руководителем своей диссертационной работы – плохая идея, поскольку в его власти находятся стипендия, положение в аспирантской программе, присвоение ученой степени и будущие возможности трудоустройства. Тем не менее Франклин не могла выносить пьянство Норриша, его оскорбительное поведение и заблуждения, причем не скрывала этого. Иные усмотрели в ее распрях с Норришем предвестие дальнейшего ее поведения с мужчинами. Однако справедливее считать, что ей в принципе плохо работалось со вздорными, алогичными людьми, будь то мужчина или женщина, – во всяком случае, с казавшимися ей таковыми. Всю свою жизнь Розалинд Франклин прекрасно могла работать со многими коллегами – и мужчинами, и женщинами, – которые терпели ее «пунктики» и умели разглядеть за ними достоинства. Лишь глупцов она совершенно не переносила.

Большим утешением для Франклин в этот тягостный период стало проживание в гостинице Адриенн Вайль на улице Милл-Роуд, по другую сторону реки Кем от Ньюнем-колледжа. Возможность оттачивать владение французским языком, общаться со студентками из разных стран и проводить время во вдохновляющем обществе Вайль стала бальзамом для душевных ран, получаемых в лаборатории Норриша.

В июне 1942 г. по распоряжению Министерства труда Великобритании всех студенток, занимающихся исследовательской деятельностью, направили на работы, связанные с военными надобностями. Как ни хотела Франклин остаться в Кембридже, там для нее не нашлось подходящей должности. Ее письмо отцу от 1 июня 1942 г. свидетельствует о том, как яростно она отстаивала свою позицию при столкновении с привилегированным положением мужчин, с тем, что считала незаслуженной властью.

Ты несправедлив вот в чем: с чего ты взял, будто я «жалуюсь» на необходимость отказаться от ученой степени ради работы на войну. Когда год назад я подала заявку на проведение здесь исследований, меня спросили, хочу ли я работать ради войны, и я ответила «да». Меня уверили, что первая порученная мне задача относилась к военным нуждам. Скоро я обнаружила, что меня обманули, и после этого многократно обращалась к Норришу с запросами относительно работы в военных интересах – это один из множества пунктов, по которым мы расходимся, – и неоднократно открыто выражала несогласие со старейшими и умнейшими, считавшими, что мне следовало бы сейчас работать ради войны, а позже – ради диссертации{221}.

К счастью, война дала Розалинд возможность сбежать из лаборатории Норриша и заняться исследованиями, позволившими как завершить диссертацию, так и внести вклад в военные усилия. В августе того года ее