Алекс и я - Айрин Пепперберг Страница 34

В общем-то, моя профессиональная жизнь была весьма насыщенной, частично благодаря моему характеру, но также, как я подозреваю, это было своего рода заменой другого, того, чего мне не хватало в моей жизни. Мое существование было как бы разделено на две части – большая часть меня наслаждалась серьезными успехами и прогрессом в исследованиях, другая часть испытывала чувство пустоты.

Как только я приехала в Северо-Западный университет, я сразу же подала заявки на соискание нескольких должностей в университете, но после тяжелого для меня 1986 года я стала подходить к размещению заявок с особым старанием. Не так уж много позиций мне подворачивалось, за исключением тех, что я называла «антидискриминационными» собеседованиями, ведь я была единственной женщиной, которую на них приглашали, а в ходе вопросов (мне хватало одного или двух, чтобы понять) меня не принимали всерьез. Меня не слишком это беспокоило вплоть до 1989 года, пока Северо-Западный университет не сообщил, что может продлить со мной контракт только до конца 1990 года. Дело было не в том, что мы с Алексом не справлялись, а в том, что ставку приглашенного доцента можно было продлить лишь до конца 1990 года, таковы были правила, применяемые к временным позициям. Реакция Дэвида была похожа на его слова, сказанные в 1986 году: «Почему бы тебе не найти “настоящую” работу?» Еще одна череда подачи заявок, серия собеседований, огромный стресс. На этот раз, в мае 1990-го, мне предложили постоянную ставку в Университете Аризоны (Тусон). По ряду причин я решила отложить переезд до Дня благодарения.

Тем временем Алекс по-прежнему вызывал интерес телеканалов и национального телевидения. Казалось, ему нравилось выступать перед камерой, он совершенно не стеснялся ее. Мы с ним принимали много посетителей, в особенности мне памятен один наш гость. Возможно потому, что этот визит стоил особого нервного напряжения, по крайней мере для меня.

Однажды в конце 1988 года моя подруга Джин Рэвид (Jeanne Ravid) спросила, можно ли привести в мою лабораторию одного человека, чтобы познакомиться с Алексом. Она сказала, что это один из ее друзей, который остановился в Эвастоне, в южной части кампуса. «Гаррику нравятся попугаи жако, – сказала она. – Но он не может завести такого попугая, потому что много путешествует. Гаррик всегда останавливается у меня, когда приезжает в Чикаго, частично из-за нашего пианино, на котором он может играть, когда захочет, но в основном из-за нашего попугая жако по кличке Вок. Он любит Вока».

Я знала Вока, потому что он принимал участие в тестах Алекса на «постоянство свойств предметов». Я также бывала у Джин – в большом доме с прекрасным большим пианино, стоящим в элегантной гостиной. Уже когда прозвонил звонок, меня осенило: Гаррик любит играть на пианино, много путешествует. Джин объяснила, что Гаррик слышал о моей работе с Алексом и он знал, что мы с Джин друзья. «Подожди минутку, Джин, ты имеешь в виду, что Гаррик-пианист… тот самый Гаррик?..» – «Да, – сказала она. – Это Гаррик Олссон». Олссон (Garrick Ohlsson) был первым американцем, победившим на Международном конкурсе пианистов им. Ф. Шопена в 1970 году. У него была высочайшая репутация в мире классической музыки. Для меня было бы честью познакомиться с ним. И при этом я уже видела заголовки газет: «Пианисту с международным именем попугай откусил палец!» «Алекс, пожалуйста, веди себя хорошо», – твердила я про себя.

На следующий день Джин привела Гаррика ко мне в лабораторию. Это был высокий, крупный, ростом более 6 футов мужчина с большой аккуратно подстриженной бородой. Настоящая «звезда». Но с Алексом он вел себя, как ребенок наутро после Рождества, – он пришел в полный восторг от встречи с моей личной «звездой». Алекс прекрасно себя проявил. Кажется, ему очень нравились мужчины, особенно высокие, и он был взволнован от встречи с Гарриком. Он прыгнул к нему на руку, пересел на плечо и исполнил танец «я очень рад быть с тобой», танец, который серые попугаи жако применяют в период ухаживания. Гаррик тоже расчувствовался. В итоге он вернулся от нас целым и невредимым, а мы с Джин получили билеты на концерт симфонического оркестра.

Незадолго до того, как мы уехали из Чикаго, Алекс очень сильно меня напугал. В сентябре 1990 года я вернулась из короткого путешествия, и на моем автоответчике было сообщение от моей студентки следующего содержания: «Мне пришлось отвезти Алекса к ветеринару, потому что он дышит с трудом. Срочно позвоните ветеринару». Я сразу же это сделала.

«Сьюзан, что с Алексом?» – спросила я. Сьюзан Браун (Susan Brown) была одним из трех ветеринарных врачей клиники в западном пригороде Чикаго, в которую я обращалась.

«Еще один случай аспергиллеза», – ответила она. Аспергиллез – грибковая инфекция, которая затрагивает грудную полость и легкие. Алекс, видимо, подхватил эту инфекцию от зараженного початка кукурузы, который лежал на дне его клетки. Это было в мое отсутствие, тогда как обычно подобные остатки от початков кукурузы были недоступны для Алекса. За последние несколько недель было несколько случаев заболевания аспергиллезом. «Не волнуйся, это не очень страшно, – сказала она, пытаясь успокоить. – Он выживет, но я сейчас на съемках. Я позвоню тебе, когда закончу». У Сьюзан был один из первых мобильных телефонов, он был огромный, как кирпич, и весил столько же.

Я подошла к справочнику о болезнях птиц, посмотрела статью об аспергиллезе, и эта информация привела меня в дрожь. «Позаботьтесь, чтобы вашей птице было комфортно, и ждите ее смерти» – таким был основной посыл медицинской статьи. Я запаниковала и с трудом держала себя в руках до звонка Сьюзан. Она еще раз заверила меня в том, что всё будет в порядке, говоря, что книга устарела и с Алексом всё будет хорошо. «Поверь мне. Я дам тебе лекарства для него. Заезжай ко мне завтра».

Я лечила Алекса в лаборатории около недели, но лучше ему не становилось. Каждый день я говорила с Сьюзан. Она попросила привезти Алекса, чтобы мы могли попробовать новые лекарства. Очевидно, перспектива не была столь радужной, как описывала ее Сьюзан, потому что в те времена лечение аспергиллеза у попугаев жако было не очень хорошо развито. Единственный ветеринар, который специализировался на этом лечении, разработал лекарство для хищных птиц – орлов и других столь же крупных, которые весили в двенадцать раз больше Алекса. Сьюзан сказала, что ей с коллегами нужно провести эксперимент с дозировкой,