Михаил Казиник - Тайны гениев Страница 12

С самим Рафаэлем Санти и с самим Данте Алигьери!

Для итальянца Сальери, образованнейшего человека, нет и ничего не может быть выше этих имен двух величайших итальянцев в истории искусства.

Но, следовательно, в своем утверждении я не прав.

Сальери действительно негодует по поводу плохой игры скрипача. Ведь речь идет о творении искусства соизмеримого с живописью Рафаэля Санти и поэзией Данте Алигьери, которых нельзя ни “пачкать”, ни “бесчестить пародией”.

...Но я ведь не отрицаю, что и поэтому тоже. Я просто считаю, что у Сальери есть еще куда более серьезная причина для негодования.

И лежит эта причина не столько в том, КАК старик играет,

но еще больше в том,

ЧТО он играет и ЧТО с легкой руки Моцарта

ему ДОЗВОЛЕНО пародировать.

Ведь не случайно несколько позднее Сальери скажет

Моцарту:

“Ты, Моцарт, недостоин сам себя”.

Чтобы понять, что имеет в виду Сальери, послушаем

Моцарта:

“Проходя перед трактиром, вдруг,Услышал скрыпку... Нет, мой друг, Сальери!Смешнее отроду ты ничегоНе слыхивал... Слепой скрыпач в трактиреРазыгрывал voi che sapete, Чудо!”

Что же это за музыку разыгрывал слепой скрипач в трактире? Voi che sapete (вы, кто знаете) – это первая из двух арий Керубино в опере Моцарта “Женитьба Фигаро”.

Керубино пятнадцать лет. Он – паж Графа Альмавивы – влюблен во всех прелестниц замка. Этот мальчишка настолько полон любви ко всем женщинам, что ни о чем другом говорить (петь) просто не может.

Тем, кто хорошо знает эту оперу, покажется, что я преувеличиваю, но я просто убежден, что тайный главный герой оперы Моцарта “Женитьба Фигаро” – Керубино.

У него, как и у официального главного героя, Фигаро, две арии.

Но если обе арии Керубино посвящены главной теме его жизни – любви (в том числе ария voi che sapete, которую пародирует нищий в трактире), то Фигаро “вынужден потратить” одну из двух своих арий на Керубино. Ведь ему нужно успокоить несчастного мальчишку, которого граф застал в спальне графини, и которого он хочет выгнать из замка и отправить служить в свою гвардию.

Помните?

“Мальчик резвый, кудрявый, влюбленный...” И это даже не ария, а, я бы сказал, прелестнейшая музыкальная “дразнилка”.

Но Керубино – главный герой оперы не потому только, что так хочется пишущему эти строки, а потому, что он, вообще – самый любимый оперный герой Моцарта.

Скажу больше: Керубино – моцартовский двойник. Он, как и его автор, постоянно находится в состоянии вечной влюбленности во всех и вся.

Он, как и Моцарт, не знает ни минуты покоя.

У него, Керубино, промежуток между смехом и слезами не больше, чем в музыке Моцарта.

Наконец, он подросток, то есть находится в самом непредсказуемом возрасте – переходном. Керубино непредсказуем, как и сам Моцарт.

Когда Моцарт привел нищего старика-скрипача играть для Сальери пародию на чудеснейшую арию Керубино, Моцарту оставалось жить (согласно пушкинской версии) несколько часов.

И Моцарт уже пишет Реквием.

Значит, к тому времени уже создана Сороковая симфония, где в качестве главной партии первой части – минорный вариант первой арии Керубино.

В конце жизни Моцарту, как никогда, нужен этот чудный, словно само воплощение жизни, мальчишка.

Ведь Керубино – его Ангел-хранитель.

Сальери знает о музыке Моцарта все,

и когда Моцарт, забавляясь, позволяет слепому скрипачу пародировать то, что, с точки зрения Сальери, для самого Моцарта является святым, Сальери не до смеха.

Доказательством того, что Пушкин понимал эту проблему, служат следующие слова из второго монолога Сальери (после того как решение отравить Моцарта им уже принято):

“Что пользы в нем? Как некий Херувим Он несколько занес нам песен райских...”

Вот он где, пушкинский тайный знак.

Он, Пушкин, устами Сальери идентифицирует Моцарта с его героем.

Ведь Херувим – это Керубино по-итальянски.

Итальянец Сальери никак не может забыть и простить

Моцарту то, что тот издевался над собственной святыней,

наплевал в собственную купель, позволив нищему слепцу

из трактира пародировать то, что для Моцарта должно

быть свято.

А ведь эта ария Керубино неимоверно глубока и очень

интимна.

А что касается музыкознания и классического психоанализа, то исследование каждой музыкальной и поэтической фразы арии подростка-Керубино – настоящий материал для докторской диссертации.

Как для музыковеда, так и для ученого-психолога.

Сальери – гениальный музыкант,

психолог и хорошо все это чувствует.

Кроме того, можно себе представить, что Сальери не раз слушал эту арию, сидя в ложе Королевской оперы, и он, безусловно, шокирован подобным шутовским поведением Моцарта:

“Ты, Моцарт, недостоин сам себя”.

(Вот он – главный постулат обвинения, –

в нем в полном объеме заложен и дух грядущего наказания.)

Пушкин вначале тоже так думал, поэтому первоначальные наброски назвал: “Зависть”.

Но по мере того как замысел “Маленькой трагедии” все больше прояснялся, Пушкин понял, что не зависть Сальери к Моцарту – основание для убийства последнего. Иначе весь смысл трагедии сводился бы к банальнейшей ситуации:

бездарный Сальери из зависти убил гениального Моцарта. Но тогда это был бы уже не Пушкин, а автор пьесы для провинциального театра. Или что-нибудь в духе современной “мыльной оперы” для очередного телесериала.

А ведь “Моцарт и Сальери” – одна из грандиознейших мировых идей на уровне не только литературы, но и научной психологии; в том числе, как мы уже замечали раньше, психологии творчества.

Конечно, Сальери завидует Моцарту, но его чувство зависти никак не является основанием для убийства Моцарта. Помню, как на репетициях этой пьесы в старинном и очень шармовом театре в центре шведской столицы в районе романтического Вазастана исполнитель роли А. Сальери – блестящий актер и режиссер Юрий Ледерман кричал: “Отменяем премьеру – у меня, как у Сальери, нет достаточных оснований убить Моцарта!”

И правда, чем больше углубляешься в пьесу, тем меньше подлинных оснований для убийства.

Конечно же, основания есть, но они куда более глубоко запрятаны на психологическом уровне, чем об этом пишут многие исследователи.

Премьера в стокгольмском театре состоялась только, когда мы нашли эти подлинные основания для убийства. Ибо главных причин убийства две – политическая и психологическая. И тогда перед нами – подлинно современный театр.

Для того чтобы это понять, сравните стиль речи Сальери – выдающегося музыкального деятеля и Моцарта – “рядового музыканта”:

Сальери:...дерзнул в науке искушенный,Предаться неге творческой мечты.Я стал творить...

Моцарт:И в голову пришли мне две, три мыслиСегодня я их набросал...

Сальери:Нередко, просидев в безмолвной кельеДва, три дня, позабыв и сон и пищу,Вкусив восторг и слезы вдохновенья...

Моцарт:Нет – так; безделицу. Намедни ночьюБессонница меня томила(Моцарт хочетпоказать Сальери свою музыку)......хотелосьТвое мне слышать мненье; но теперьТебе не до меня.

Моцарт:...играл я на полуС моим мальчишкой...

Сальери:Ребенком будучи, когда высокоЗвучал орган в старинной церкви нашейЯ слушал и заслушивался – слезыНевольные и сладкие текли.

Моцарт:Представь себе... кого бы?Ну, хоть меня – немного помоложе;Влюбленного– не слишком, а слегка –С красоткой или с другом хоть с тобойЯ весел...

Сальери:Отверг я рано праздные забавы;Науки, чуждые музыке, былиПостылы мне; упрямо и надменноОт них отрекся я и предалсяОдной музыке”.

Можно приводить бесконечное число примеров, но уже ясно, что разница в менталитете Моцарта и Сальери катастрофически огромна. Они словно представляют разные галактики.