Сергей Беляков - Тень Мазепы. Украинская нация в эпоху Гоголя Страница 13

Образованные украинцы понятия «Малороссия», «Малая Россия», «малороссияне» приняли и охотно употребляли. Даже название «История русов, или Малой России» отразило эту перемену. Хотя интересовавшиеся историей люди, читатели всё той же «Истории русов», хорошо знали, что прежде именно они звались «руськими», русскими.

Русский человек (великоросс) в самих названиях «Великая Русь» и «Малая Русь» невольно находит приоритет, старшинство Руси Великой. Но украинец, очевидно, не видел ничего обидного, уничижительного в словах «Малая Россия», «малороссияне», «малороссы». Не видел он ничего особо замечательного и в словах-антонимах: «Великороссия», «великороссияне», «великороссы». «Великий» по-украински значит просто «большой»[176].

Поэтому Гоголь употреблял слово «Малороссия» как синоним «Украины», не более того. Только во второй половине XIX – начале XX веков слово «малоросс» обретет новый смысл. Тогда «малороссами», «малороссиянами» будут называть сами себя русифицированные украинцы, сторонники идеи «большой русской нации». Они признают себя «младшими братьями» русских. Но в гоголевские времена этого нового значения у слова еще не возникло. Поэтому Гоголь писал об упоительном дне в Малороссии и об украинской ночи, свободно используя понятия, которые со временем станут взаимоисключающими.

Вслед за Гоголем и мы будем использовать эти слова как синонимы.

Страна козаков

«Що то за Маросияне? Нам ёго й вимовить трудно», – говорили всё те же украинские крестьяне, что отказались считать себя русскими. «Малороссиянин – слово книжное, и они (украинские крестьяне. – С. Б.) его не знают», – пояснял Пантелеймон Кулиш. Вопреки этому свидетельству, в украинском фольклоре слово «малороссияне» известно. Даже неграмотные украинцы могли его не раз слышать, скажем, от русских чиновников или от панов. Тот же Кулиш услышал от восьмидесятилетнего козака Семена Юрченко историю о том, как светлейший князь Потемкин будто бы обратился к Екатерине II с просьбой набрать в армию «из трех губерний чистых малороссиян»[177], высоко ценя их боевые качества. Слово «малороссияне» часто использовал и Шевченко, но только в русских повестях, в своем русском дневнике и в письмах к русским адресатам. В его поэзии этого названия нет, как нет там и Малой Руси. В поэзии есть «козаки».

Слово «казак» впервые упомянуто еще в XIII веке в тексте под названием Codex Cumanikus, составленном, видимо, в Кафе (Феодосии) монахами-францисканцами. «Казак» там был часовым, стражником. В XIV–XV веках это слово имело уже два значения, противоположных только на первый взгляд: 1. наемный воин, стражник; 2. изгнанник, скиталец, авантюрист[178]. В сущности, и те, и другие – люди, порвавшие со своим родом, с привычным окружением, головорезы, которые решили или продать подороже свою саблю, или, если покупателя не нашлось или искать его было унизительно, сами добывали себе пропитание всё той же саблей.

С конца XV века слово «казак» («козак») всё чаще обозначает уже не татарина, а славянина, казака донского или «черкасского».

Обжитые земли Московского Великого княжества и Великого княжества Литовского отделялись от Крымского ханства широкой полосой земель, почти незаселенных – Диким полем. Жить в Диком поле было слишком опасно для нормального обывателя. Другое дело – воинственный и вооруженный авантюрист. Ему вдали от начальства – воеводы, старосты, каштеляна – только вольготнее. Но лучше предоставим слово писателю. Среди обширных и не воплощенных в жизнь планов Николая Васильевича Гоголя была и книга об истории Малороссии.

Из статьи Н. В. Гоголя «Взгляд на составление Малороссии»: «И вот выходцы вольные и невольные, бездомные, те, которым нечего было терять, которым жизнь – копейка, которых буйная воля не могла терпеть законов и власти, которым везде грозила виселица, расположились и выбрали самое опасное место в виду азиатских завоевателей – татар и турков. Эта толпа, разросшись и увеличившись, составила целый народ, набросивший свой характер и, можно сказать, колорит на всю Украину, сделавший чудо – превративший мирные славянские поколения в воинственный, известный под именем козаков народ, составляющий одно из замечательных явлений европейской истории, которое, может быть, одно сдержало это пустошительное разлитие двух магометанских народов (татар и турок. – С. Б.), грозивших поглотить Европу»[179].

Козаков стали использовать в своих целях и военные власти Великого княжества Литовского, а позднее – и власти польской короны. Войск для охраны южных границ от крымских и буджакских татар не хватало, а козаки подходили на роль пограничной стражи. Однако их военный потенциал оказался гораздо значительнее. Первые настоящие организаторы украинского казачества – староста хмельницкий Предслав Лянцкоронский и староста черкасский и каневский Евстафий Дашкевич – перевооружили козаков и начали успешно воевать против татар и турок, отвечая набегом на набег. Воевали козаки и против русского (Московского) государства, но главным противником все-таки оставались басурмане. В начале 50-х годов XVI века Дмитрий Вишневецкий, христианский рыцарь, посвятивший жизнь войне против ислама, основал замок на острове Малая Хортица, что в нижнем течении Днепра. Уже летом 1557-го замок был окружен татарами. Вишневецкий с козаками отступил в Черкассы, а укрепления на Хортице были разрушены татарами. Но именно с этого замка пошла история Запорожской Сечи.

Днепровское (Запорожское) казачество поставил на службу Речи Посполитой Стефан Баторий, учредив казачий «реестр». Реестровые козаки получали жалованье за службу польской короне и воевали за польские интересы на всех южных и восточных фронтах – от Смоленска до Молдавии. Позднее польский опыт используют русские, превратив донских казаков из разбойников и головорезов в исполнительных и верных стражей Московского царства, а затем и Российской империи. Но в Польше сделать козаков опорой государства не удалось.

С течением времени желающих пойти в козаки становилось всё больше, контролировать их было всё труднее, а отношения между поляками-католиками и православными подданными польского короля становились всё хуже. Козацкие восстания превращались в кровопролитные войны, которые подавляли со всё большим трудом. Наконец, первое действительно успешное восстание 1648 года привело Речь Посполитую на грань гибели, а козаки во главе с Богданом Хмельницким создали что-то вроде военно-политического объединения, почти государства, называвшегося «Войско Запорожское».

Русские историки, начиная с Николая Ульянова, напуганные украинским национализмом, не раз пытались развенчать «козацкий миф», доказать, что козаки – особое сословие, чуждое малороссийскому народу. Но эта критика критики не выдерживает. Если старши́на, как и положено всякой элите, старалась обособиться, то путь в простые козаки был открыт всякому еще долго. Во время беспрерывных войн, продолжавшихся от битвы при Желтых Водах до разрушения Чигирина князем Ромодановским, любой смелый мужик мог сменить соху и борону на саблю и рушницу (ружье) и пойти в козаки. В 1654 году в Стародубе не стало мещан, потому что все мужчины записались в козаки[180]. Недаром на старых европейских картах «Украина» называлась «Землей Козаков» (Terra Cosaccorum)[181]. Самих русинов-украинцев европейцы в XVII–XVIII веках именовали «нацией казаков» или «украинской казацкой нацией»[182].

В XVIII веке всё чаще было наоборот: потомственные козаки, не желавшие служить, переходили в крестьянское сословие. Об этом хорошо знали и российские власти: «Прежние малороссийские земледельцы (поспольство) мало чем различествовали от козаков»[183], – сообщал генерал-губернатор князь Репнин императору Николаю I.

Козаками были почти все народные герои, а ведь песни о них украинский крестьянин мог слушать еще в колыбели. Украинский фольклор не противопоставлял мужиков козакам. Напротив, народные песни и думы рассказывают именно о козаках: «Еще и ныне простой пахарь воспевается в песнях лишь в поэтическом и любезном народу образе казака»[184], – писал Иван Аксаков в 1858 году.

Историк и журналист Виктор Аскоченский оставил интересные воспоминания о встречах с Тарасом Шевченко. При первой встрече Шевченко его спросил: «То ви, мабуть, козак?» Поэт имел в виду не сословную, а национальную принадлежность Аскоченского. Тот ответил по-малороссийски: «Був колись» (был когда-то). Затем уточнил, что предки его в самом деле были казаками, но казаками донскими. Когда же Аскоченский спел украинскую песню «Злетів орел попід небо, жалібно голосить…», то Шевченко, выпивший к тому времени, воскликнул: «Сучий я син, коли ви не козак!.. Козак, щирий козак!»[185]