Константин Логинов - Традиционный жизненный цикл русских Водлозерья: обряды, обычаи и конфликты Страница 14

Первое омовение исполнялось по строго заведенным правилам. Печь топили сразу после внесения новорожденного в дом, нагревали воду в котле или чугуне, чтобы смешать ее с холодной водой в корыте. В воду обязательно добавлялись ольховые стружки и веточки можжевельника, которым водлозеры приписывали сакраментальные очистительные свойства (АВНП, № 1/85, л. 19). Чтобы ребенок вырос красивым и богатым, в зажиточной семье в воду клали также серебряный рубль, в бедной семье – хотя бы серебряный гривенник (15 копеек). Кроме того, в воду добавляли не менее трех крупинок соли, полной же нормой считалась чайная ложка. Верили, что «соль от сглаза оберегает» (НАКНЦ, ф. 1. оп. 6, д. 628, л. 7–8). Воду, которую собирались заговаривать, брали из озера или из реки особым образом (ФА ИЯЛИ, касс. № 10). Сначала в воду бросали в качестве выкупа, как говорили, «тридевять копеек». На деле же в воде оказывалось не 27 монет, а всего лишь 9 (три раза по три медные монетки). При бросании монет в воду произносили заговоры. Наибольшее хождение в Водлозерье имел старинный заговор для набора воды, применимый к любой магической потребности. Согласно записям священника Д. Ягодкина (Ягодкин, 1899), он звучал так: «Царь водяной и царица водяная, царь лесной и царица лесная, царь земной и царица земная, царь небесный и царица небесная позвольте взять воды не для хитрости, не для мудрости, а для…» Далее излагался конкретный повод. В нашем случае – «для мытья раба Божьего младенчика». Помыть новорожденного надо было не позднее, чем через три часа после внесения его в дом. Мать, свекровь или приглашенная повитуха, уложив ребенка поперек своих коленей, теплой водой и белой тряпочкой (это было обязательной нормой – «чтобы кожа и личико были белыми») смывали с ребенка слизь, промывали ему нос и уши, растирали, расправляли и вытягивали руки и ноги. Ладонь левой руки дотягивали до правой пятки, а ладонь правой руки – до левой пятки. Если такой «косой крест» не получался (хотя бы одна рука не дотягивалась до пятки), думали, что младенец родился «сглаженным». В таком случае просили повитуху или знахарку, чтобы при заговаривании послеродовых болезней ими были исполнены заговоры и магические действия на снятие сглаза. Вытягивание рук и ног ребенку до соединения друг с другом мать производила потом и самостоятельно, пока не добивалась нужного результата. В последующем, лет до пяти, мать, наученная повитухой, сама могла «проверять» в бане этим же способом наличие или отсутствие сглаза на ребенке.

Почти всегда при первом омовении «правили» младенцу голову. В идеале она должна была быть как можно более круглой, чтобы человек не выглядел «шишкоголовым», т. е. так, как представлялись нечистые духи водлозерам. Слишком большая, неправильных форм, а также слишком маленькая для обычного человека голова расценивалась как свидетельство причастности к рождению ребенка нечистой силы. Чтобы голова младенца приняла круглую форму, ее приходилось на время туго обвязывать материей. Действия повитухи над головой ребенка в этнографической литературе расцениваются как магическое «доделывание» младенца с целью приобщения его к миру людей (Мазалова, 1994, с. 36).

При мытье младенца произносился заговор, обращенный к новозаветной повитухе, принимавшей, согласно апокрифическим преданиям, роды самого Христа: «Бабушка Соломонидушка Христа Бога мыла, все косточки размывала, все хрусточки на место полагала. Помоги намыть раба Божьего младеня нашего. Аминь!» (НАКНЦ, ф. 1, оп. 6, д. 404, л. 105). Имелись и иные, близкие этому, заговоры на первое омовение младенца. В «Олонецких губернских ведомостях» (От Пудожа, 1869) был опубликован следующий текст заговора: «Бабушка Мария, другая Соломония, как истинного Христа намывали, парили, так сего раба Божия намойте и напарьте». Намывая ребенка, повитухи легкими поглаживаниями непрерывно делали ему массаж всего тела. Просьбы о помощи к святым повторялись также при втором и третьем намывании младенца повитухой.

Если требовалось, при первом омовении повитухи «вправляли» ребенку основные младенческие грыжи. Считалось, что таковых у младенцев женского пола может быть три: «черная», «белая» и «красная», а у младенцев мужского пола еще и дополнительная – «яичная» (НАКНЦ, ф. 1, оп. 6, д. 404, л. 173; д. 628, л. 10–11). «Че рн ой г ры же й» называли небольшое выпячивание темного цвета в районе паха новорожденного справа или слева, образованное выдавливанием внутренностей в этой области сквозь раздвинувшиеся мышцы лобка. «Красной грыжей» называли вспучивание грязно-кровавого цвета в районе пупка. «Белой грыжей» именовали светлое выпячивание в подвздошной области живота. Грыжи легко определялись на ощупь: они всегда мягче, чем окружающие ткани. «Яичная» грыжа мальчиков, обнаруживаемая как легкое затвердение одного из «адамовых яблок», сопровождалась небольшим покраснением. Такая грыжа считалась наиболее трудно поддающейся заговариванию (НАКНЦ, ф. 1., оп. 6, д. 627, л. 5). «Черную», «белую» и «красную» грыжи повитухи устраняли, заправляя выпучивания под окружающие их ткани живота легкими движениями пальцев, предварительно намылив живот в нужном месте. При вправлении грыж исполнялись специфические заговорные тексты. В них перечислялись не привычные для заговоров такого рода семь, девять или двенадцать грыж, а большее их количество. Свидетельством тому старинный заговор из деревни Коскосалма: «Я раба Божья (имярек) младенцу грызь заедала, загрызала, заговаривала. Прибежали котищи, чернищи, волчищи. У младеня раба Божия грызь заедаю, загрызаю, заговариваю во единую жилу, во единый сустав. Грызь пупову(ю), грызь пахову(ю), грызь подлобочну(ю), грызь подъязычну(ю), грызь костяну(ю), грызь сердцеву(ю), грызь глазну(ю), грызь головну(ю), грызь ушну(ю), грызь ручну(ю), грызь ножну(ю), грызь подпятну(ю). Во имя Отца и Сына и Святого Духа. Аминь!» (НАКНЦ, ф. 1, оп. 6, д. 404, л. 170–171). Слова эти знахарка произносила, заправляя и прикусывая все названные в заговоре грыжи своими зубами через полотенце (То же, л. 173). Именно из-за упоминания грыж паховой («черной») и пупочной («красной») общее число грыж в приведенном заговоре достигло 14. Единично был зафиксирован на Водлозере заговор, в котором фигурирует всего одна грыжа: «Сама дитя носила, сама дитя родила, сама ночную грызь заговорила. Тьфу! Аминь!» (ФА ИЯЛИ, № 3298/14).

В наши дни послеродовое омовение младенцев в соответствии с медицинскими инструкциями совершают медсестры в родильных домах. Они не знают заговоров, хотя, наверное, умеют вправлять грыжи. В совершенстве этим владели прежние медсестры, выходцы из деревень, не имевшие медицинского образования, но принимаемые на работу в роддом в 1940–1960-х гг. благодаря умению «бабить» новорожденных. В пудожском роддоме медсестрой долго работала, например, уже неоднократно упомянутая нами известная знахарка Водлозерья Л. Н. Сухова. Обращения к ней молодых родителей по поводу заговаривания и вправления грыж новорожденным были обычным делом (ВНП, № 2/77, л. 1–2; АНПВ, № 1/85, л. 4–5).

В течение первых суток после свершившихся родов, как это было принято и в дни самых больших христианских праздников, крестьяне ничего из дома не отдавали и не одалживали. Опасались, что вместе с предметом или вещью из дома уйдет и «семейное счастье». Чужакам о свершившихся родах ничего не рассказывали, чтобы недоброжелатели не смогли причинить магическими действиями какого-либо вреда новорожденному и его матери. Намытого в корыте и насухо вытертого младенца в старину первый раз очень туго пеленали в старые, набело отстиранные со щелоком пеленки. Назывались они в Водлозерье «рипаками» или «ропачами» (ср. вепс. ripak – «старая одежда») (НАКНЦ, ф. 1., оп. 6, д. 490, л. 63). Старое полотно выбиралось неслучайно: оно было намного мягче, чем новое. Квадратный кусок ткани при пеленании расстилали на столе так, чтобы завернуть углами крест-накрест, создав как бы некий оберег. Сверху дополнительно перевязывали «мотовузом» – полоской материи, оторванной от старой простыни. В принципе, и сейчас детей пеленают похожим образом, но не так туго, и оборачивают детей в пеленке лентой: мальчиков – голубой, а девочек – розовой. В старину в первый раз крепко пеленали, прижимая руки к телу, а ноги одна к другой, чтобы они распрямлялись, пока кости у новорожденного еще мягкие. Первые три дня новорожденного разворачивать у водлозеров не полагалось. Чтобы покормить дитя, открывали только лицо.

Новорожденного в первый раз грудным молоком кормили с правой груди, уложив на правую руку матери, да и спать в первый раз тоже укладывали на правый бок («Чтобы был правшой, а не левшой» – НАКНЦ, ф. 1, оп. 6, д. 404, л. 172–173, д. 490, л. 63). На спину новорожденных первое время спать не клали. Говорили: «Если будет спать навзничь, то накричится так, что никому в доме спать не даст» (2002, № 3, л. 7). Нынешние водлозерские старухи считают, что современные дети более беспокойны и капризны, чем в старину, оттого, что их постоянно освобождают от пеленок в течение первых трех дней, чтобы показывать отцу и другим родственникам, а спать кладут на спину (НАКНЦ, ф. 1., оп. 6, д. 628, л. 8). Новорожденный должен был лежать на лавке за печью в «прирубе»[6] три дня, особо никем не тревожимый («чтобы и дальше был спокойным»). Скамейку застилали соломой, а поверх нее стелили кусок домотканой материи. Мать же спала напротив своего ребенка на деревянной кровати, неподвижно встроенной в противоположную от боковой поверхности печи стену. Занавеска исполняла роль оберега, охраняющего мать и дитя от посторонних взоров и, как верили, от сглаза. Первые сорок дней после родов за занавеску никто, кроме домашних, не должен был заходить. Даже отец в старину мог рассчитывать увидеть новорожденного не ранее, чем через три дня (НАКНЦ, ф. 1, оп. 6, д. 404, л. 168–169).