Александр Донцов - Феномен зависти. Homo invidens? Страница 16

Той же цели – «материализации» даров для Ка усопшего – служила и «формула «перет херу» (буквально: «выхождение голоса», т. е. «сказывание слов»). Структура формул «перет херу» во все эпохи стандартна: «Сказывание слов: 1000 жертвенных подношений в хлебе и пиве, 1000 быками и птицами, 1000…»[99] Считалось, что посетитель гробницы, произнеся вслух эту формулу, «оживит» в Дуате все названное. На одной из внутренних стен рядом с формулами изображены, помимо прочего, два глаза, символизирующие зрение, возвращенное умершему в Дуате.

К обряду «отверзания уст и очей» по назначению примыкает обычай окрашивания глаз, широко распространенный в погребальной практике Древнего Египта с додинастического периода[100]. «На глиняных, в основном антропоморфных, воплощениях глаза обрисовывались зеленой краской – «малахитовой зеленью», получаемой в результате смешивания порошка малахита с вязким веществом… Зеленая смесь наносилась на веки достаточно широкой полосой, окаймляя глаза, что неоднократно отмечалось при описании найденных в погребениях культуры Нагада глиняных скульптур»[101]. Вещный материал из погребений так часто оказывался связан с обычаем окрашивания глаз, что египтолог Т.А. Шеркова оценила его как обязательный ритуал погребения, наряду с ритуальным кормлением и подачей питья покойным. «Подобно тому, как чтение мифологических повествований наделялось магической действенной силой, ритуальное окрашивание глаз гарантировало живущему защиту и всяческое благополучие, а умершему – загробное существование»[102]. Хотя объектом действия здесь, как и в обряде «отверзания уст», являлись либо статуя покойного, либо его посмертная маска и личина на саркофаге, символизирующие Ка, т. е. двойника усопшего, именно окрашивание глаз должно было окончательно наделить умершего способностью видеть, а значит – существовать. Ведь существовать, а тем более существовать вечно, зрительно не «вкушая» даров-приношений – вспомните, читатель, о священнодействии «смотрения», – невозможно.

По хорошо аргументированному мнению Т.А. Шерковой, окрашивание глаз «малахитовой зеленью» восходит к уже знакомому нам мифологическому мотиву обретения Хором своего глаза целым и невредимым, поскольку именно зеленый цвет соотносился в те времена с возрождением, хорошей судьбой, удачей. Свидетельства тому – амулеты и другие священные предметы зеленого цвета, зеленая одежда царей для праздничных церемоний и пр.[103] Не будем игнорировать известный факт: окрашивание глаз в Древнем Египте производилось и сурьмой черного цвета, в повседневной жизни оно могло быть продиктовано гигиенической целью предохранить глаза от инфекций[104]. По оценке Х. Штрудвик, практика окрашивания глаз растертым в пыль пигментом зеленого малахита была в ходу до середины Древнего царства (2686–2181 до н. э.), позднее на смену пришла сурьма, полученная из галенита, добываемого в горах Синая[105]. Сказанное не ставит под сомнение вывод Т.А. Шерковой, что, «обводя веки «малахитовой зеленью», египтяне воспроизводили мифические прадействия по восстановлению полного, целого глаза Хора. Они вкладывали в эти действия магический смысл защиты глаза очерчиванием круга, сообщающего людям силы противостоять сглазу, болезням, слепоте, равнозначной смерти, а также обновление жизненных сил, благополучие, а в погребальном обряде – возрождение после смерти»[106].

Обращаю ваше внимание, читатель: Око Хора здесь является не только символом воскресения после физической смерти, но и охранным, защитным знаком здравствующих египтян. Именно в таком качестве «глаз Уджат» украшал корму и расположенные на корме большие рулевые весла древнеегипетских судов, причем не только погребальных, но и прогулочных и грузовых[107]. Глаз как символ провидения и безопасности рисовали на своих кораблях первые и лучшие в мире мореходы с острова Крит. Увы, крито-минойская цивилизация, как известно, была в буквальном смысле смыта в море гигантской волной, образовавшейся в результате взрыва вулкана на острове Санторини в 1600 г. до н. э. Знаком этот символ и греческим кораблестроителям. Греческие суда уже к VIII в. до н. э. становятся довольно разнообразными и часто соединяют мирные и военные функции, т. е. предназначены не только для перевозки людей и товаров, но и для поражения кораблей противника[108]. Существовали, разумеется, и специализированные корабли, в т. ч. «священные», которые греческие города-государства посылали с дарами в Делос, где, по преданию, родились Аполлон и Артемида, и собственно военные, включая весьма распространенные разбойничьи.

Прислушаемся к впечатлениям очевидца: «Этот разбойничий корабль плывет готовым к бою: снабжен он штурмовальными брусьями – как уши торчат они – и металлическим носом; на нем – железные лапы, и копья, и косы на древках. А чтоб пугать встречных и являться в глазах их неким чудовищем, он окрашен голубою краскою, а с носу он как бы глядит парой страшных глаз…»[109]. Греческий схоласт первой половины III в. Флавий Филострат, прозванный Старшим, рассказавший об устрашающих корабельных глазах, конечно, не присутствовал при атаке тирренцев на священный корабль Диониса с пурпурными парусами и носом в виде золотой пантеры. Но он внимательно рассмотрел эту сцену на живописном полотне, детально описанном в его знаменитых «Картинах». Корабль Диониса весь увит виноградными лозами, в трюме – неисчерпаемый источник драгоценного маронейского вина, сатиры играют на флейтах, неистово пляшут вакханки, словом, тирренцам было чему позавидовать. Но грозные очи их корабля не принесли победы морским разбойникам. Сделав их безумными, Дионис придал им образ дельфинов. «У одного из этих тирренцев бока стали темно-стального цвета, у другого грудь сделалась скользкой, у того на затылке явились спинные плавники, а этот выпускает и хвост; у этого вот пропала уже его человеческая голова, а у того изменилось все остальное, одна голова уцелела; у этого плавником согнулась рука, чтоб плавать, а тот кричит, что у него пропали уж ноги»[110]. Посмеиваясь над метаморфозами разбойников, Дионис советует им из негодного сброда стать хорошими тварями.

Этот случай не поколебал веру мореплавателей в магическую силу глазной символики. По словам Ф. Гудмана, автора одного из собраний магических символов, «магическое использование глаза как защитной эмблемы на носах рыболовных лодок все еще широко распространено в странах Средиземноморья»[111]. В подтверждение автор приводит фотографии современных лодок из Греции, Испании и Португалии. По его наблюдениям, неохотно говоря о магии, многие рыбаки искренне верят: нарисованные соответствующим образом глаза способны видеть рыбу на большом расстоянии и ведут лодку в нужном направлении. Эти рыбаки, естественно, не сознают, что прибегли к древнеегипетской культовой практике, в которой Солнечное Око наделялось мудростью, всеведением, способностью защитить, исцелить, возродить и одновременно – грозной карающей силой. Священный бык древних египтян Апис был зачат лучом солнца, но те же лучи испепеляли врагов фараона.

Есть все основания утверждать: магическая сила глаз была известна и за пределами Средиземноморья. Исследователь древнейших изображений Ариэль Голан отмечает: обычай изображать глаза по обеим сторонам носовой части лодки был распространен в Индии, у народностей Дальнего Востока, у индейцев Америки, хотя здесь «глаз обычно изображался не натурно, а в виде кружка с точкой или других астральных знаков»[112]. Мифопоэтические воззрения древних египтян на природу Солнца сложны и специфичны, но не уникальны. Сходная множественность трактовки нашего светила свойственна и иным солнечным культам, например, сложившимся в несколько менее древние, чем в Египте, времена на территории нынешних Мексики и Перу. Ацтекский бог войны Уицилопочтли требовал постоянно поддерживать силы Солнца, людского защитника, свежей человеческой кровью, и ему приносили многочисленные кровавые жертвы. Бог голубого ясного неба и молодого солнца, Уицилопочтли почитался и как покровитель жизни, обеспечивающий плодородие, и как воин, ежедневно побеждающий силы ночи и не допускающий, чтобы они умертвили солнце. Интересно, что изображалось это верховное божество в виде прелестной крохотной птички колибри, само имя его в переводе означает «колибри-левша». Братом Уицилопочтли был бог ночи, звездного неба и холода Тескатлипока, также считавшийся и благодетельным, и зловредным божеством, творцом мира и его разрушителем. Его называли глазом (!), видящим в ночи, всезнающим и вездесущим, судьей и мстителем. Ацтекский бог солнца Тонатиу, изображавшийся в виде юноши с лицом красного цвета и пламенными волосами, с солнечным диском за спиной, для сохранения молодости и сил должен был ежедневно получать кровь жертв, иначе во время ночного путешествия по подземному царству он мог умереть. Перуанский бог солнца изображался в антропоморфном виде с золотым дискообразным лицом, инки же именовали себя «детьми солнца».