Лариса Кочетова - Все великие пророчества Страница 17

Православие говорит, что познание Истины невозможно без покаяния и очищения сердца. Только по мере освобождения от греха (и в первую очередь от гордыни) православный подвижник получал дар пророчества. Поэтому в жизнеописаниях таких разных людей, какими были Ксения Петербургская, Вещий Авель и Иоанн Кронштадтский, известных своей прозорливостью, много общего — это прежде всего подвижничество, самопожертвование и добровольное мученичество.

На Руси блаженными издавна называли юродивых, тех, кто не только добровольно отказывается от всех удовольствий и удобств жизни, от выгод общественного положения или звания, от кровного родства, но и внешне становится как бы безумным, не знающим приличия и стыда. Их жизнь со стороны представляется совершенно несчастной, отвратительной и страшной.

Для современного человека юродивые сродни сумасшедшим. Но это заблуждение. Эти люди обладают истинной мудростью, недоступной простому человеку.

Юродивые, осеняемые благодатью свыше, всем своим существом начинают ощущать суетность и недолговечность всех земных радостей. Они перестают придавать значение любым несчастьям, горю, радости, успехам или неуспехам, своему социальному положению. Привилегия этого подвига — презрение к общественным приличиям.

Не все в этом виде подвижничества объясняется законами разума, многое может быть усвоено только верой. Человек отказывается от «нормального» существования, чтобы следовать иной, неведомой миру правде. Жизнь полностью меняется, все делается наперекор, шокирующе. Юродивые на деле исполняют заповедь Христа о высшем самоотвержении: «Отвергни себя и возьми крест свой». Живя в миру, они ему не принадлежат.

Всего в русских святцах имена около сорока юродивых, женщин среди них почти нет. Женское юродство — это чудо из чудес. Ксения из Петербурга — пока единственная канонизированная юродивая XVIII в.

Известно, что родилась Ксения Григорьевна в Петербурге между 1719 — 1730 годами. Народная память не сохранила никаких сведений о том, кем была блаженная по происхождению, кто являлся ее родителями, где она получила воспитание и образование. Скорее всего, Ксения принадлежала к дворянскому званию, так как мужем ее был полковник Андрей Федорович Петров, служивший также придворным певчим.

Ксения Григорьевна прожила в супружестве с Андреем Федоровичем три с половиной года. Детей они не имели. Отношения супругов были идеальными. Ксения Григорьевна очень любила своего супруга. Это было родство душ, они не могли жить друг без друга.

Говорят, что Ксения обрела дар пророчества в одну ночь. Это случилось на четвертом году счастливого супружества. Однажды Андрей Федорович смертельно заболел «жаром», он «горел». Ксения дни и ночи проводила у постели больного, отказываясь от сна и пищи. Она совершенно себя забыла, не чувствуя утомления и не зная отдыха, но состояние мужа с каждым днем становилось хуже и хуже. Однажды ночью он потерял сознание и тихо скончался.

Но за час до смерти Андрей Федорович очнулся и в полном сознании велел позвать священника: исповедовался, причастился Святых Тайн и, подозвав жену, благословил ее. При этом умирающий сказал:

— Служи Господу Богу нашему, славь Всеблагое имя Его…

Рыдающая Ксения припала к хладеющему телу и всю ночь не могла оторваться от дорогого ей человека. Всем она казалась потерявшей рассудок.

В эту ночь Ксения Григорьевна рассталась не только с мужем, но и со своей молодой привольной жизнью. Она перестала жить как жена или вдова полковника, а превратилась — благодаря откровениям и духовному прозрению — в юродивую рабу Божию Ксению, которой предстояло совершить долгий, сорокапятилетний путь сурового подвижничества и скитаний, самоотверженного служения «славе и имени Божию» через служение ближним. В одну ночь в душе Ксении совершился удивительный переворот, подобие которому трудно отыскать во всей истории Церкви.

Превращение духовное, внутреннее отразилось и на внешности Ксении Григорьевны. И на следующий день она стала неузнаваема: постарела и поседела, будто прожила пятьдесят лет.

— Нет, Андрей Федорович не умер, — сказала она окружающим. — Умерла Ксения Григорьевна, а Андрей Федорович здесь перед вами, он жив и будет жить еще долго, будет жить вечно…

На третий день, когда Андрея Федоровича повезли хоронить на кладбище, Ксения провожала его гроб в его платье. Белье, камзол, кафтан, штаны и картуз — все было мужнино. Она и походила теперь на Андрея Федоровича и стала откликаться только на его имя.

— Ась, что вам? — говорила она.

Когда ее называли Ксенией, она махала руками и кричала:

— Оставьте, не троньте покойницу! Зачем вы ее тревожите? Что она вам сделала, прости, Господи?!

На похоронах Ксения уже не казалась такой убитой горем, как в первый день, хотя все признавали, что с ней произошло что-то неладное и она «на себя не походит». Ее сочли лишившейся рассудка из-за внезапной смерти любимого мужа. Ксения твердо шла за гробом, лицо ее сделалось неподвижным, появились глубокие складки на лбу и около рта (такой ее теперь пишут на иконах). Здесь же, на кладбище, она просила молиться за упокой души рабы Божией Ксении, приговаривая:

— Бедный Андрей Федорович осиротел, один остался на свете…

После похорон Ксения продала дом, деньги отнесла в церковь, а имущество раздарила.

Всю свою странническую жизнь Ксения провела, не имея ни угла, ни комнаты, ни теплой одежды, ни перемены белья, не зная, что будет есть завтра. Люди мало-помалу привыкли к странностям блаженной, понемногу поняли, что она не простая побирушка-нищая. Многие стали жалеть ее, старались чем-либо помочь ей. Эта жалость особенно усилилась после того, как камзол и кафтан мужа на блаженной совершенно истлели, она осталась в жалких лохмотьях и ходила в них зимой и летом. На босых ногах, распухших и красных от мороза, Ксения носила рваные башмаки. Видя едва одетую, промокшую или озябшую юродивую, многие давали ей теплую одежду, обувь, но она ни за что не соглашалась надеть на себя теплые вещи. Однажды лавочник с рынка спросил ее:

— Не позволишь ли, Андрей Федорович, подарить тебе тулупчик?

— Подари его тому, кто без него несчастен, кому он принесет радость, — отвечала Ксения.

— А какую радость я мог бы тебе сделать?

— Люби ближних своих. Когда я вижу доброго человека, я радуюсь больше всего, и нет мне другой радости!

Ей часто стали давать милостыню. Получая медные монеты, она тут же их и расходовала, подавая нищим или покупая самое необходимое. Тратила она на себя десять — пятнадцать копеек в месяц и почти все на баню.

В народе осталась память о том, как своими «копеечками» ей удавалось содержать несколько сот бедных семейств. Даже самая ничтожная ее помощь приносила счастье. А человек, получивший вдруг от блаженной десяток копеечек, вскорости неожиданным, таинственным образом становился богачом и в свою очередь начинал щедро жертвовать…

Почитатели Ксении видели и то, как она после ночной молитвы шла в огород бедного мещанина или разоренной вдовы полоть или копать. Утомившись, она тут же забывалась недолгим сном между прополотых грядок. Друзья будили ее и звали к себе, ссылаясь на холод или дождь. Но блаженная отвечала:

— Я привыкла к холоду и дождю, не могу я только привыкнуть к непогоде в сердцах людей. Если вы действительно жалеете и любите меня — не делайте никому в жизни зла. Только враги и злоба людская мучат меня, заставляют страдать. А выспаться на огороде я могу нисколько не хуже, чем на перине.

У Ксении вначале было много недругов и просто злых людей, которые смеялись и глумились над «сумасшедшей», едва одетой и обутой женщиной, не имевшей места, где главу преклонить. Ее всегдашняя кротость как будто усиливала людскую злобу.

Лишь однажды, когда Ксения уже стала почитаться за Божию угодницу, жители Петербургской стороны наблюдали ее в страшном гневе. Уличные мальчишки, завидя юродивую, по обычаю стали над ней смеяться, дразнить ее. Блаженная долго безропотно сносила это. Но злые дети не ограничились одними издевательствами. Они начали бросать в нее камни и грязь… Тогда, по-видимому, и у блаженной кончилось терпение. Как вихрь бросилась она за злыми мальчишками, грозя им своей палкой, которую всегда носила с собой.

Жители Петербургской стороны, увидев Ксению в страшном гневе, пришли в ужас от поступка жестоких детей, в народе уже были известны многие случаи ее прозорливого вмешательства в судьбы людей. Благочестивые горожане испугались, что юродивая покинет те места, где ее обижают. Мальчишки были пойманы и наказаны. С тех пор никто не осмеливался открыто издеваться над Ксенией.

Давно уже было замечено лавочниками рынка, что стоило блаженной утром зайти в лавку и взять пирожок или какую-нибудь безделушку, попросить «царя на коне», т. е. копейку, торговля в этот день шла очень бойко. И наоборот, если она отказывалась принять подаяние, то лучше было закрыть лавку, поскольку торговли в ближайшее время все равно не предвидится.