Женевьева Брюнель-Лобришон - Повседневная жизнь во времена трубадуров XII—XIII веков Страница 19

Известны биографии почти сотни трубадуров — из четырехсот шестидесяти, чьи имена сохранились для истории; в это последнее число входят как мужчины, так и женщины-поэты. Составители жизнеописаний руководствовались двумя моделями: либо укладывали жизнь трубадура в несколько лаконичных строк, как это видно на примере биографии Серкамона, либо составляли вполне законченный, самостоятельный рассказ, иногда более напоминающий художественный вымысел, нежели документальное повествование. Авторы подобных рассказов, уснащенных множеством перипетий, возможно, не во всем придерживались исторической достоверности, зато весьма выразительно живописали картину того мира, в котором жили трубадуры.

Серкамон-жонглер был родом из Гаскони, и слагал он песни и пастурели на старинный лад. И обошел он весь белый свет, куда только мог дойти, и за то прозвали его «Серкамон»[99].

Жизнеописание трубадура Аймерика де Пегильяна, составленное на основе его собственных песен, напротив, достаточно подробно излагает биографию своего героя. Из него можно узнать о том, какие уловки изобретал трубадур (воспользовался отсутствием мужа, отправившегося в паломничество к святому Якову Компостельскому) и к чьей помощи прибегал (обратился к своему покровителю, королю Кастилии), чтобы привлечь к своему ложу возлюбленную даму и получить от нее желанный поцелуй. Однако ни один из фактов, приведенных в этой биографии, не находит подтверждения.

Тем не менее эти отчасти вымышленные истории по-своему рассказывают о том, как жили трубадуры. Тщательно проверив все упомянутые в жизнеописаниях подробности, а именно даты, совершенные путешествия и паломничества, имена покровителей и друзей трубадуров, исследователи пришли к выводу, что в деталях биографы не отступали от истины.

Трубадуры принадлежали к самым различным классам общества. Среди них были и клирики, и миряне; в число последних входили также женщины. И все они обитали в единой культурной среде, сформировавшейся под доминирующим влиянием христианского мировоззрения, в среде, где ритм жизни задавали церковные колокола и чередования литургических празднеств; трубадур мог соглашаться с таким образом жизни или отвергать его, но изменить он его не мог.

Несмотря на обрывочный характер сведений об образе жизни трубадуров, о самом раннем из них, Гильеме IX, много говорили и писали как его, так и наши современники[100]. Годы его жизни укладываются между двумя датами: 1071 и 1126. IX герцог Аквитанский и VII граф де Пуатье был личностью яркой и неординарной; знатный сеньор, человек высокой культуры, он порой бывал настолько груб, что изумлял даже привычное ко всему свое окружение; его поэзия, толкователем которой становится иногда он сам, отражает обе стороны его характера. Хронисты подчеркивают его склонность к эксцентрическим поступкам, анонимный автор жизнеописания называет его «обманщиком женщин»; известно, что, не пожелав смириться с однообразным существованием знатного барона, он отправился в крестовый поход; смельчак, пожелавший проверить свои силы и закалку, он потерпел поражение и несколько месяцев провел в сарацинском плену. В 1102 году, после растянувшейся на восемнадцать месяцев интермедии под названием «крестовый поход», Гильем, которому сравнялся тридцать один год, вернулся в Аквитанию, мирно процветавшую под управлением его собственной супруги. И вновь потянулась размеренная и упорядоченная жизнь; вынужденный исполнять обязанности администратора, он постоянно занят улаживанием бесконечных дрязг между епископами и аббатами, приорами и светскими сеньорами, а в перерывах развлекается, устраивая пышные охоты; однако подобная жизнь не увлекает этого воинственного Дон Жуана. Он любит войну, как любили ее его современники-рыцари, делившие свое время между управлением делами и яростными сражениями с отрядами своих знатных мятежных вассалов. Однако он не прочь и позабавиться. Хронисты сохранили воспоминания о его грубоватых проделках, а также обрывки песен, которые он, выучившись латыни, начал сочинять, подражая латинским поэтам: это ритмические стихи, положенные на шутливые мелодии. В то время когда пение было уделом монахов в церкви или распутников-жонглеров, этому похотливому развратнику, как характеризует Гильема английский хронист, доставляло удовольствие самому петь о собственных несчастьях, кои он претерпел в плену на Востоке. Эпатируя почтенных пэров и церковных сановников, он публично выступает со своими песнями перед королями, владетельными сеньорами и собраниями правоверных христиан.

О его яростном и необузданном характере ходили легенды: в отличие от большинства своих современников он постоянно вступал в конфликт с церковными властями, в нем всегда жила потребность сталкивать лбами Церковь и личность, Церковь и частную жизнь, святость и светскость.

В 1114 году его впервые отлучают от Церкви; отлучение происходит в соборе, резиденции епископа Пуатье, где, презрев сакральность сего места, герцог, схватив прелата за волосы и угрожая ему мечом, требует отпустить ему грехи. Епископ делает вид, что уступает давлению силы, но едва Гильем отпускает его, быстро произносит формулу отлучения. Охваченный жаждой мщения, Гильем бросает епископа в тюрьму, где тот вскоре умирает[101]. В этот раз герцог не попадает под отлучение, в отличие от второго мужа его внучки Альеноры, короля Генриха II Английского, когда тот в 1170 году отдал приказ убить архиепископа Фому Бекета в его соборе в Кентербери.

Вернувшись в лоно Церкви, Гильем на время утихомиривается. Но вскоре возникает новый скандал: он открыто, на глазах у всех, вступает в связь с виконтессой Шательро. Приказав поместить изображение виконтессы у себя на щите, он гордо заявляет, что теперь с тем же удовольствием станет носить ее на себе в бою, с каким она постоянно носит его на себе в постели! Папский легат, бывший, как утверждают современники, совершенно лысым, призывает распутника покаяться. Герцог отвечает прелату: «Я расстанусь с виконтессой не раньше, чем гребень наведет порядок в твоей лохматой шевелюре!»[102] Подобное упорство стоит ему повторного отлучения. Грубая шутка звучит непристойно в устах столь знатного сеньора. Однако этот сеньор не желает безропотно мириться со своим положением. В самом деле, он явно не чувствует в себе призвания к придворной жизни; ему бы, скорее, пришлась по вкусу жизнь бродячего торговца, странствующего от таверны к таверне, пирующего в сомнительных кабаках и всегда готового задрать юбку хорошенькой поселянке. Но поэзия этого трубадура считается образцовой.

В краю, которому впоследствии предстоит стать Францией, кансоны, сочиненные Гильемом IX, стали первыми стихами, автором которых явился не ученый клирик, а рыцарь, мирянин. До сих пор «любовная» поэзия была монополией клириков, единственного в те времена грамотного сословия, но клирики, как известно, писали на латыни. Следуя традиции, творения свои многие из них с почтением посвящали принцессам Анжуйским и Английским. Иногда между клириками и дамами вспыхивала любовь. Современник Гильема IX, Абеляр славил свою любовь на латыни, но его песни до нас не дошли. Однако сохранилась латинская эротическая поэзия. Кому была она адресована? Была выдвинута гипотеза о гомосексуальных любовниках. Трубадур Гильем IX (который не был ни монахом, ни клириком!) писал на понятном всем языке, на котором говорили в его краю, а именно на лимузенском наречии; его любовные кансоны фривольны и нежны одновременно, словно создатель их, поистине, вдохновлялся прямо противоположными чувствами.

К аристократическому сословию принадлежит также и Раймбаут, самый первый из известных трубадуров Прованса. От матери ему в наследство достались Оранж и Куртезон в Воклюзе; по отцу, Гильему д’Омела, он принадлежит к знаменитому семейству сеньоров Монпелье[103]. Вдобавок он является дальним потомком славного Гильома, известного под кличкой «Короткий Нос», получившего ее из-за ужасной раны, нанесенной ему сарацинами. Тот Гильом прозывался Оранжским (Оранским), по названию земли, полученной им в награду. Некоторые исследователи полагают, что именно он был прототипом Гильома, героя известной chanson de geste, действие которой относится к эпохе Карла Великого. Согласно преданию, герой жесты стал отшельником и удалился в Желлонское ущелье, дабы оплакать кровь своих ближних, которую он пролил, когда был воином. С тех пор местность стала называться Сен-Гильом-ле-Дезер (Обитель святого Гильома); находится она на территории нынешнего департамента Эро.