Николай Вахтин - Русские старожилы Сибири: Социальные и символические аспекты самосознания Страница 19

В целом же история отношений колымчан с государством очень похожа на индигирскую. При советской власти все превратились в колхозников, все писались русскими. В случае смешанных браков с представителями коренного населения случалось, что дети записывались юкагирами, чукчами и т. д. – из-за льгот. Так же как на Индигирке возник Чокурдах, на Колыме вырос крупный поселок Черский, в который устремились приезжие. Точно так же приезжие русские постарались отмежеваться от колымчан терминологически, «подарив» им название местнорусские . И колымчанам официальный ярлык «русские» тоже принес скорее больше проблем, чем выгод. Местное население всегда ощущало несоответствие официального ярлыка собственному самосознанию. Приведем слова одного молодого уроженца Походска: «В Походске молодежь говорит: „У нас национальность – походчанин, а профессия – русский“».

Инф: Раньше мы все писались местные, потом, как паспорта стали давать, записали всех русскими. Раньше документов-то шибко не было… раньше метрики давали о рождении. Я в 1937 году родилась – мне метрику дали, вот такой большой лист. Вот у меня муж 1936-го – у него тоже метрика. Г: А в метрике же национальность тоже записывается? Инф: Не знаю. Там ничего было не указано. Просто написали: мать, отец, родилась вот такого-то числа [48] . Г: А национальность? Инф: Не заметила я. Потому что я знаю, как в паспорте. Меня паспортист-то спросил: ты как пишешься? Я говорю: не знаю, как пишусь. Он написал – «русская». Я и пишусь теперь «русская». Г: А до этого во всяких документах что писали – «местная»? Инф: Ну, говорят: где родилась? В Походске. Где живешь? В Нижнеколымске. Как ты пишешься? А кто ж знает как. Ну, поставили: «местная». А потом уж переделали на «русскую».

Внутри колымского старожильческого населения существует своя градация. Самоназвание колымчане используется самими местными жителями достаточно часто. Иногда оно употребляется в широком значении и охватывает в этом случае и походчан – впрочем, такое употребление этого слова следует признать не самым типичным. Жители Походска, походчане , как правило, выделяются из колымчан в отдельную группу (см. подробнее ниже), занимающую достаточно маргинальную позицию. В последнее время, так же как на Индигирке, в Походске произошли события, которые задумывались как направленные на повышение статуса походчан как группы. Празднование юбилея основания Русского Устья захватило краем и Походск. Там также прошли торжества, о Походске была выпущена небольшая популярная книжка, написанная Чикачевым. Все это, впрочем, не принесло (пока?) заметных результатов, кроме разве что некоторой обиды остальных колымчан на то, что их роль на фоне Походска оказалась второстепенной. Таким образом, основные этнические группы, существующие сегодня в районе Нижней Колымы, – русские (приезжие), колымчане, походчане, чукчи, юкагиры, якуты [49] . Существует также тенденция различать внутри колымчан потомков казаков и потомков ссыльных татар (несколько семей в Нижнеколымске, а также в Черском). [50]

Марково

Рассмотренные выше два случая – индигирский и колымский – представляли для властей определенные трудности, но по степени сложности не шли ни в какое сравнение с марковской ситуацией. Исторически район Анадыря по составу населения и по его сословной принадлежности мало отличался от Колымы: здесь также жили казаки, мещане и инородцы; в этническом отношении население представляло собой пеструю смесь юкагиров, чукчей, эвенов и русских. Однако, в отличие от Колымы и Индигирки, район Анадыря несколько раз менял административное подчинение: административная граница то объединяла его с Чукоткой, то включала в Камчатку. Это имело интересные последствия для этничности анадырского населения: изменения официальной национальности постоянно не совпадали с самосознанием, создавая сложную, многослойную структуру этнической идентичности: установленная государством национальность почти никогда не совпадала с тем, как люди сами себя осознавали и кем они себя считали.

Власти постоянно пытались навести «этнический порядок» среди марковской группы. Одна такая попытка имела место в первой половине ХХ века; вот как рассказывают об этом сами марковцы:

Камчадалами нас называли до 33-го года. А потом (в школу, где тогда училась информантка. – Авт .) приехал представитель из Анадыря, сказал – будете сейчас называться чуванцами. И передайте и объявите своим родителям (ж 18 МК). Паспортизацию провели в 1936 году, тогда всех и записали чуванцами. Мой отец был Анкудинов, марковский, говорил: «Мы – дежневцы» [51] (ж 18 МК).

Так и осталось до сих пор: в паспорте пишется то, что устраивает начальство в данный момент, но при этом человек всегда знает, что на самом деле он – кто-то другой.

В «Марковских вечорках» в основном камчадалки участвовали. Они называются чуванцами, но они на самом деле юкагиры и камчадалы, здесь живут, в Марково (ж 54 МК).

Мы, например, пишемся чуванцы, а так-то мы камчадалы. Чуванского языка не знаем, у нас свой язык, камчадальский. Чуванский язык, он, наверное, как чукотский (ж 33 МК).

Это противопоставление камчадалов как «истинной» национальности чуванцам как «приписанной» имеет интересную историю. На самом деле термин «камчадалы» для марковских жителей довольно новый и придуман не ими. Применительно к населению этого района он впервые возникает, насколько нам известно, в записках А.И. Караева 1910-х годов, опубликованных в 1926 году. «Реку Анадырь, – пишет он, – населяют камчадалы , количеством до 400 душ» (Караев 1926; 151; курсив наш). Термин повторяется и в работе А.Н. Лагутина (1926: 42) (см. предыдущую главу), где отдельно выделяются «чуванцы» и «камчадалы»; в небольшой статье Розановой-Кошелевой (1931: 102) речь также идет об «издавна живущих на Анадыре камчадалах». По данным Всесоюзной переписи населения 1926 года (Всесоюзная перепись 1928: 128), в Анадырском районе Камчатского округа выделены «чуванцы» и «камчадалы» в следующем количестве:

Таблица 2.1. Камчадалы и чуванцы в составе населения Анадырского района, 1926.

По данным той же переписи, владение родным языком среди «камчадалов» и «чуванцев» (по Камчатскому округу в целом) характеризовалось следующими цифрами:

Таблица 2.2. Владение родным языком коренного населения Камчатского округа, 1926.

Здесь 858 «камчадалов» обоего пола, владеющие «языком своей народности», – это, по-видимому, ительмены, точно так же как 233 «чуванца», для которых родным является «язык своей народности», – это, скорее всего, оленные чуванцы, говорящие по-чукотски. 2839 «камчадалов» и 405 «чуванцев» с русским языком – это, видимо, обрусевшее население Камчатки и Анадырского округа.

Из приведенных данных видно, как официальная государственная этническая номенклатура зависела от изменений административных границ. Как мы уже писали в первой главе, в 1909 году Анадырский уезд вместе со всем Анадырским округом вошел в состав Камчатской области; немедленно возникает термин «камчадал», который начинают применять к жителям Маркова по аналогии со смешанным населением Камчатки. В 1930 году этот район выводится из подчинения Камчатке и входит в только что образованный Чукотский автономный округ; всех марковских жителей переименовывают в «чуванцев», термин «камчадал» исчезает из официального обращения, но остается в памяти марковцев как их «истинная национальность» – притом что для многих из них наименованием их «истинной национальности» (если так вообще можно говорить) является термин «чуванцы» (см. ниже).

Отступление о термине «чуванцы»

Термин «чуванцы» употребляется сегодня как минимум в трех разных значениях. Вопрос этот несколько запутан и заслуживает специального рассмотрения.

Первое упоминание о чуванцах (под именем «чуванзей») находим в отчете Семена Дежнева о походе 1653 года на реку Пенжину. Чуванцы (они же чуванзеи, чювальцы и др.) – одно из юкагирских племен, наряду с ходынцами (ср. кодэ – юкагирское «человек, мужчина»), анаулами («речные, поречане»), омоками (ср. омук, омуктэр – якутское наименование юкагиров) (Бурыкин 1993: 7–10). Эти племена располагались на территории между реками Анадырь и Колыма; они занимались оленеводством, воевали друг с другом и с коряками.

В последующие годы чуванцы во всех военных стычках выступали на стороне русских против чукчей; А.Е. Дьячков, сам называвший себя чуванцем, постоянно подчеркивает их кроткий нрав и миролюбие. Постепенно племя чуванцев начало расслаиваться на две части: одна часть оставила оленеводство, осела по берегам рек и во многом уподобилась русскому населению, в значительной степени смешавшись с ним. Вторая часть, сохранив оленеводство, была ассимилирована чукчами, восприняла чукотский тип оленеводства и чукотский язык. Г. Майдель, путешествовавший в этих краях в 1860-е годы, отмечал, что «чуванцы, собственно говоря, уже и перестали существовать как народ. <…> [В 1866, 1869 и 1870 годах] мне не удалось найти в этом племени ни одного человека, который знал бы свой родной язык» (Майдель 1894: 63).