Владимир Иорданский - Два круга солидарности. Этнический и национальный факторы в современном мире Страница 23

Что еще, помимо собственно экономических причин, цементировало такие конгломераты? Конечно, общность цивилизации, складывавшаяся в результате взаимодействия народов полиэтнического конгломерата. У такого взаимодействия бывало немало помех, но его важность столь велика, что народам удавалось преодолевать эти помехи, какого бы свойства – культурного, религиозного, политического – они ни были. В сущности, динамичному, сильному этносу органически присуща тенденция к «открытости» в отношениях с соседями. «Открыты» его культура, его духовная жизнь, само общество. Но всегда до определенного порога, за которым усвоение «чужой» культуры сменяется ее отторжением. Ведь каждой этнической группе свойственно и стремление к утверждению собственной индивидуальности, собственной культурной и духовной самобытности. Взаимодействие в сознании этноса двух противоположных установок – на «открытость» и на «замкнутость» – во многом определяет, какая атмосфера – сотрудничества или враждебности – начинает преобладать в его отношениях с соседями.

Будучи частью территории более или менее обширного конгломерата, пространство, занятое одним этносом, и само обычно не однородно, а включает «островки», занятые другой или другими народностями. В странах Азии и Африки зоны этнической однородности вообще редки. Даже в деревнях почти повсеместно обнаруживаются вкрапления поселенцев иной, чем у коренных жителей, национальности. А города, пожалуй, лишь крайне редко бывают однонациональными. Хотя обычно какой-то этнос сохраняет доминирующее положение, остальная часть городского населения пестра. Столицы в особенности – это всегда зоны интенсивных межэтнических контактов, и от царящей там атмосферы во многом зависит общее состояние национальных отношений в стране.

Полиэтнические сообщества в третьем мире многими чертами отличаются от национально-этнических конгломератов, существующих в промышленно развитых странах и на территории Восточной Европы и Северной Азии. В третьем мире сложилась некая общая модель таких конгломератов, основные черты которой прослеживаются через все многообразие их конкретных форм. Они отражают неповторимость социальной ситуации в развивающихся странах.

В границах одного надэтнического сообщества бывают соединены народы, стоящие на различных социально-экономических уровнях, отличающиеся друг от друга также по своей численности, по масштабам занимаемой территории. Неравномерность темпов развития отдельных этнических групп – давнее историческое явление, а в результате в непосредственном соседстве оказывались народы, уже создающие собственную государственность, и народы безгосударственные, народы, расколотые на племена, и народы с сословным и классовым обществом, народы, живущие собирательством и охотой, и народы с развитой системой разделения и организации общественного труда. Прямым последствием такой ситуации являлось то, что входящие в единый конгломерат этносы становились звеньями иерархизированной системы со сложными отношениями взаимной зависимости.

Еще одной важной чертой таких конгломератов является тенденция к монополизации отдельными этносами тех или иных экономических ниш. Так, одни из них ставят под свой контроль торговлю, скажем, тканями, другие – мясом или зерном, третьи – определенные ремесла. Народы-кочевники обычно монопольно занимаются скотоводством и закрепляют за собой различные ремесла, связанные так или иначе со скотоводством, – обработку кож, ковроделие, торговлю мясом и мясопродуктами и т. д.

О том, насколько может быть сильна эта тенденция к монополизации различными этническими группами тех или иных сфер деятельности, свидетельствует опыт Кувейта и Объединенных Арабских Эмиратов. И в силу относительно высокого уровня образованности и благодаря знанию с рождения арабского языка выходцы из Палестины, а также египетские специалисты нанимаются главным образом на государственную службу, в средства массовой информации, в управленческий аппарат торговых, промышленных предприятий, банков. Иранцы традиционно занимают крупное место в торговле. В вооруженных силах, полиции заметна прослойка офицеров-пакистанцев. В то же время основная масса выходцев из стран Южной Азии занята на самых трудных работах в строительстве, на транспорте и т. п. Как правило, власти не допускают, чтобы их пребывание превышало срок, оговоренный в трудовом контракте.

Исторически отдельные этносы тяготели и к монополизации контроля над государственной властью. В городах Северной Нигерии еще в XIX веке власть была захвачена пришельцами фульбе. Нилотские «племена» образовывали до сравнительно недавнего времени правящую верхушку в некоторых княжествах Уганды, где большинство населения бантуязычно. Такие традиции сохраняются и в современных государствах, временами порождая чрезвычайно взрывоопасные ситуации. Примером может служить драматическая история соседних государств – Бурунди и Руанды, где столкновения между верхушкой нилотского происхождения – пришлыми тутси и социальными низами, коренными банту – унесли сотни тысяч жизней.

Африканский публицист Баффур Анкома писал в статье под характерным заголовком «Бич трибализма»: «За годы независимости нигерийцы-северяне монополизировали власть до такой степени, что сегодня кажется, будто бы существует неписаный свод законов, который утверждает, что вам следует быть северянином, чтобы стать президентом страны».

В Республике Кот-д’Ивуар, по словам публициста, президент Ф. Уфуэ-Буаньи считал себя и своих соплеменников бауле «божественными правителями страны». Но, подчеркивал Баффур Анкома, «еще более мрачное положение мы видим в Гане. Эве составляют лишь 6 процентов населения. Тем не менее, они столь успешно монополизируют власть, что без эве в стране ничто не делается»[67].

Такие властные этнические монополии – одна из причин обострения межэтнических отношений в странах третьего мира.

Каждый полиэтнический конгломерат обладает собственной динамикой развития. Одни из них распадаются, возникают новые. Сосуществование в одном сообществе архаичных по структурам и культуре народов, сцементированных верованиями псевдоэтносов, народов, еще не изживших древних племенных структур, и, напротив, народов, уже консолидировавшихся в нации, – это отнюдь не механическое их соседство, а сложный многосторонний, развертывающийся по разному на разных уровнях процесс.

Исторически между этносами устанавливалось противоречивое взаимодействие, причем неравномерность их развития является предпосылкой для возникновения отношений неравенства, господства и подчинения.

Во многих районах мира в конгломератах сохраняются этнические группы, донесшие до современности крайне архаичные жизненный уклад и формы социальных отношений. Как правило, их численность невелика, они живут семейными или клановыми группами, часто в подчеркнутой изоляции, иногда в симбиозе с соседями – крестьянскими общинами господствующей в данной местности этнической группы. На Шри-Ланке – это ведда, в Южной Африке – нама, в Экваториальной Африке – пигмеи. В России насчитывается около 30 народностей Севера, Сибири и Дальнего Востока, находящихся на грани вымирания. В Северной и Южной Америке – это различные индейские племена. Это в полном смысле слова народы-парии современности, историческая судьба которых трагически несправедлива.

Среди этих народов синдром недоверия к внешним культурным веяниям бывает особенно силен. Противодействие агрессивному натиску современной американо-европейской культуры тем энергичнее, чем отчетливее ясна для сторонников замкнутости органическая взаимосвязь культуры, образа жизни, социальных структур и отношений, этнического своеобразия, чем больше их боязнь цепной реакции в случае необратимых перемен в какой-то одной из этих областей под чужеродным воздействием. К тому же, если крупный этнос способен выйти из такого испытания обогащенным, поднявшимся на более высокий уровень общественного сознания и экономического развития, этнос малочисленный часто оказывается перед лицом катастрофы, когда под вопросом – само его существование.

Туарегов, кочевников Сахары, насчитывается свыше миллиона человек, однако лишь в Нигере и Мали они образуют заметную часть местного населения, соответственно около 600 тысяч и примерно 300 тысяч человек. В Алжире, Ливии и Буркина-Фасо их меньше ста тысяч. Исторически вытесненные в зону, отличающуюся исключительно трудными условиями существования, туареги превосходно приспособились к природе пустыни и сумели создать своеобразный жизненный уклад, оригинальную культуру, прочные социальные структуры с жесткой иерархией, профессиональными кастами. При колонизации зоны их расселения французы натолкнулись на ожесточенное сопротивление, которое до конца так и не было ими сломлено. Но уже в те годы военного противостояния общество верблюдоводов-кочевников претерпело значительные изменения: исчезли традиционные союзы племен, знать подверглась физическому уничтожению и ее политическое влияние ослабело, вырос общественный вес религиозных лидеров, а также вольноотпущенников, вчерашних рабов.