Гвидо Мансуэлли - Цивилизации древней Европы Страница 26

Культурный феномен, который обозначают словом «ориентализм», точно совпадает с периодом большой колонизации, которая разворачивалась с востока на запад. Ее основные точки опоры и распространения находились на Кипре и Крите, на Родосе и островах Эгейского моря, в континентальной Греции, Карфагене и финикийских колониях. Это передвижение-поток внешне выглядело единообразным, но в недрах его действовали политические силы, каждая в своих собственных интересах, соперничая и противоборствуя друг с другом. На самом деле они тяготели к одним целям и проходили одними дорогами, что привело к взаимному смешению приобретенных качеств. Этот поучительный факт позволяет оценить отношения между силами, действующими в политическом и экономическом плане, и эволюцией в морфологическом и культурном аспектах.

Так называемый взрыв ориентализации в городах тирренской Этрурии, на который защитники ориенталистской теории ссылаются как на археологическое доказательство, в реальности вряд ли соответствовал резкому изменению, как в случае с греческой колонизацией в Италии и на Сицилии, имеющей точные пространственно-временные границы. Он является следствием не только внешнего вмешательства, но и внутреннего созревания, стадии которого распределены во времени.

Среди предметов, найденных в большом количестве в этрусских захоронениях VIII и VII вв. до н. э., лишь некоторые являются привозными. Большинство произведено на месте и несет на себе особый отпечаток; имеются в виду не только имитации, но и поистине оригинальные произведения. Золотые и серебряные этрусские монеты эпохи ориентализации могут рассматриваться как подлинные исторические источники, если их сравнить с археологическими типами первых греческих колоний в Южной Италии и на Сицилии. Восточный репертуар поддерживается здесь виллановской традицией. Таким образом, изменения не были резкими, но реализовались в серии последовательных модификаций, вызванных обогащением образа жизни и восприятия, что позволило этрусской нации очень быстро занять место среди могущественных обитателей Средиземноморья. Фамильные богатства, представленные в захоронениях, — результат локального экономического развития, которое прослеживается в каждом городе изолированно от средиземноморской экономики. Эпицентр этого развития располагался, несомненно, в южной Этрурии, где эксплуатация рудников и возможности товарообмена создавали благоприятные условия.

Что поражало древних у этрусков — это их язык. Он кажется необычным в историческом индоевропейском мире и ставит перед современными исследователями проблему, иногда целиком поглощающую их внимание, способствуя в значительной степени поддержанию легенды. Главная трудность, с которой сталкиваются при изучении языка, заключается не в алфавите, который стал уже достаточно ясным, не в грамматике или синтаксисе, основные правила которых известны, но в темных местах найденных документов, в которых нам доступна лишь незначительная часть лексического словаря, за исключением некоторых религиозных и погребальных формул и перечня имен. Кроме того, изучение этрусского языка было бы невозможным без предварительной хронологической классификации документов. В течение семи веков истории этрусский язык, несомненно, эволюционировал, обогащаясь также словами и выражениями, заимствованными из окружающих италийских наречий и у греков, что было вызвано политическими, экономическими и культурными отношениями этрусков. Лингвистическое взаимовлияние является естественным обстоятельством, всегда оправданным. Невзирая на сложности, в изучении этого языка постоянно намечаются перспективы, но трудности остаются, и нужно не спеша двигаться дальше: без сомнения, именно хорошее знание этрусского языка прояснило бы некоторые проблемы, связанные с религией, юридическими институтами, общественной и семейной жизнью. Но с другой стороны, именно из-за недостатка знаний в этих областях мы часто сталкиваемся с невозможностью перевести термины, смысл которых мы лишь смутно угадываем.

Работа по толкованию этрусского языка, основанная на надписях, а также комментариях и переводах, которые мы находим у многих греческих и латинских писателей, на этрусских элементах, перешедших в латинский язык, и, наконец, на некоторых топонимах, продолжалась в течение двух веков, не считая времени и труда, уже потраченных древними. Никто, само собой разумеется, не обратился бы к этим изысканиям без полной лингвистической подготовки, однако, применяя чисто лингвистическую методику, нужно также извлекать выводы из сравнений и этимологий, которые сами по себе недостаточны для работы. С другой стороны, следует полностью отказаться от предвзятого мнения, отбросить предубеждения, чтобы проникнуть в сущность этрусского языка, индоевропейского или не индоевропейского: только так исследование может стать плодотворным. Тяжелые неудачи, сопровождавшие уже многократные попытки дешифровки этрусского языка, объясняются, по мнению М. Паллотино, простой поспешностью, из-за которой некоторые исследователи принимали предварительные результаты за окончательные, а также чрезмерной привязанностью к рабочим гипотезам, которые с более объективной точки зрения оказываются относительными. Метод, который называют комбинаторным и который заключается в сравнении полученных результатов, остается основным, хотя необходимо, учитывать значения в разных контекстах, в зависимости от времени создания и назначения того или иного письменного памятника. Другими словами, этот метод позволяет перейти от собственно лингвистической точки зрения к более широкой, исторической, то есть к точке зрения истории цивилизации. Нет никакого сомнения в том, что исследователь, которому однажды повезет расшифровать этрусский язык, должен быть не только толкователем, но и историком и археологом. Именно поэтому создана специальная дисциплина — этрускология. При этом традиционный этимологический метод лишь дополняет наши знания и позволяет достичь значительных результатов, особенно когда исследования связаны с лингвистическими зонами и историей языка и направлены на определение роли и исторического места этрусского языка среди других языков Средиземноморья, и особенно античной Италии.

Проблема этрусского языка, как видим, одна из наиболее сложных и наиболее важных проблем, которые ставит перед нами Античность, поскольку находится в тесной связи со всеми прочими проблемами, вызванными существованием этрусского народа. Аллоглотный характер данного языка, возможно, является доказательством того, что этрусская культура обязана гораздо больше, чем колонизации финикийцев и греков, своему очень раннему закреплению в Италии: это одно из соображений, давших начало гипотезе об автохтонном происхождении. Действительно, и другие элементы склоняют к выводу, что этрусские традиции очень древние. В их религии, как первичном порядке вещей, содержится достаточно смутных верований протоистории. Хотя древние концепты превратились в богов и богинь, некоторые представления сохраняли примитивную неясность, некоторую неопределенность, о чем свидетельствует, например, персоналия Вольтумны — могущественного бога-охранителя этрусской «конфедерации». Прозрачное сходство между этрусскими и греческими богами — первые заимствовали посредников высшей воли у вторых — проявляется позднее, не ранее VI в. до н. э. Что касается легенд и мифологической иконографии, по сути, они являются эллинистическими. Воспринятая по всему миру, эта образная мифология остается внешним элементом, роль которого ограничивается службой декору. Репрезентации этрусских мифов и характерной для них иконографии обнаруживаются только в конце IV в. до н. э.

Таким образом, должен возникнуть вопрос: имели ли этруски в качестве основы свою собственную мифологию и существовала ли у них внутренняя потребность в выражении религиозных концепций в повествовательной форме или мифологических фигурах? Возможно, некоторые этрусские божества, известные нам, представляли собой лишь проявления, ипостаси единого основного божества — скорее всего безымянного, — с культом которого связано мистическое поведение народа и которое перешло от более религиозных народов Античности. Основной целью этрусков в религиозном плане было заранее узнать волю и намерения богов. Пророческое знание (гадания) с древних времен практиковалось различными народами Древнего Ближнего Востока, и некоторые признаки позволяют предположить, что этруски в этом отношении обязаны им если не своими традициями, то по крайней мере техникой, которую использовали. Эта озабоченность, граничащая у этрусков с навязчивой идеей ничего нё предпринимать, не застраховавшись прежде от неопределенного будущего, показывает, что их религия, с одной стороны, связана с магией, а с другой стороны, снимала с человека ответственность за свои действия, подчиняя его предопределенности, уничтожающей любые проявления свободы. Божество показывает людям посредством символов, что надо делать, и при помощи тех же символов требует тщательного исполнения церемониала и жертвоприношений ради умилостивления и искупления.