Татьяна Носенко - Иерусалим: три религии - три мира Страница 27

С мираджем связана и легенда о передаче Мухаммеду Аллахом мусульманского вероучения, и легенда о богоданном происхождении мусульманской молитвы. Во время аудиенции на седьмом небе Аллах заставил пророка читать Коран, на что Мухаммед сказал: «Я не умею». Тогда Всемилостивейший и Всемогущий «ударил его ударом сильным», и Мухаммед стал читать. Мухаммед получил от Аллаха также предписание совершать не менее пятидесяти молитв в день. На обратном пути Мухаммед встретил Моисея (того самого ветхозаветного пророка), который, будучи, видимо, более искушенным в деле посредничества между Всевышним и его вечно впадающей в грех вероотступничества земной паствой, сказал ему: «Молитва — тяжкое бремя, а твой народ слаб; воротись и проси Господа, чтобы уменьшил он число молитв, возложенных на тебя и твоих братьев». Так продолжалось несколько раз, пока Мухаммед не получил разрешение на совершение пяти обязательных ежесуточных молитв. Просить о меньшем он уже не решился. В заключение Мухаммед обращается к своим единоверцам со словами: «Те из вас, кто будет исполнять их верой и правдой, получат вознаграждение как за пятьдесят молитв».[109] Ночному путешествию Мухаммеда посвящен один из главных мусульманских праздников, отмечаемый, по традиции, в седьмой месяц раджаб по исламскому календарю.

Если в образе «Купола скалы» ислам получил мощный символ духовного вознесения, то личный опыт пророка в Иерусалиме придавал городу дополнительную меру святости, укреплял его связь с высшей святыней ислама — Меккой. Пророк как личность совершенная и приближенная к Богу переносил частицу первоосновной, главной святости Мекки в иерусалимскую Дальнюю мечеть. Кстати, в этот ранний период весь комплекс на священной горе арабы называли Аль-Масджид Аль-Акса (Дальняя мечеть), именно так, как названо в Коране место чудесного ночного путешествия Мухаммеда. Современное название Харам аш-Шариф (Заповедная территория), по мнению ряда исследователей, появилось значительно позже, в османскую эпоху.

Аль-Акса в отличие от Куббат ас-Сахра уже является полноценной мусульманской мечетью. Она заменила собой первое деревянное строение времен Омара, но выбранное для строительства место оказалось ненадежным. Именно в южной части Храмовой горы, как мы помним, при Ироде Великом использовалась технология искусственной насыпи для увеличения площади поверхности вершины горы. Искусственное основание оказалось менее сейсмостойким, чем скальная порода, на которой построен «Купол скалы». Уже в первые десятилетия своего существования Аль-Акса дважды подвергалась сильнейшим разрушениям во время иерусалимских землетрясений 748 г. и 774 г. К концу VIII в. восстановленная Аль-Акса занимала обширную площадь (103 х 70 м) в южной оконечности Храмовой горы. Это было прямоугольное здание, состоявшее из 15 галерей для молящихся. Если в сегодняшней Аль-Аксе, поражающей беспредельностью своего внутреннего пространства, заполненного лесом колонн, всего 7 таких галерей, то можно вообразить, как грандиозно выглядела древняя мечеть в те далекие времена.

И снова Аль-Акса напоминает, как причудливо переплетаются в Иерусалиме традиции трех религий. Одна из ниш в зале мечети посвящена пророку Захарии, отцу Иоанна Предтечи. Ветхозаветный и новозаветный персонажи слились у мусульман в один образ.[110] Здесь же есть место, которое мусульмане связывают с Благовещением Деве Марии.[111] В подземную часть мечети мусульманские паломники издавна спускались, чтобы зажечь лампаду на месте, где Марйам (Мария) родила Ису (Иисуса) и где якобы стояла его колыбель.

Со строительством «Купола скалы» и Аль-Аксы традиция мусульманского паломничества в Иерусалим приобретает широкие масштабы. Выполняя свою главную обязанность — хадж в Мекку — паломники стараются попасть и в Бейт аль-Масджид — Дом храма, как арабы называли Иерусалим. Неважно, что, согласно мнению мудрецов, вознесенная в Дальней мечети молитва приравнивается всего к 25 тыс. молитв в других местах, тогда как одна молитва в Мекке и Медине равна соответственно 100 тыс. и 50 тыс. других молитв. Все равно каждому верующему хочется прикоснуться к древним алтарям, связанным с именами царей и пророков, приобщиться к чудесному Вознесению Мухаммеда на седьмое небо, к трону самого всемогущего Аллаха.

В Иерусалим стекались дары и пожертвования от богатых приверженцев ислама, которые помогали городу развиваться и благоустраиваться. Возможно, часть из них хранилась в небольшом изящном купольном сооружении, примыкающем к восточной стене «Купола скалы». Оно очень точно повторяет в уменьшенном масштабе внешний вид и пропорции главного храма, поэтому некоторые специалисты по иерусалимской архитектуре высказывают предположение, что оно служило предварительной моделью при сооружении исламской святыни. В то же время широко признана и версия о том, что в нем находилась сокровищница при основном храме. В названии памятника — «Купол цепи» — отразилась совсем другая, легендарная тема его происхождения. В древности якобы на этом месте вершил свой суд царь Давид. У него была волшебная цепь, с помощью которой он отличал честных людей от лжецов. Возможно, так в мусульманском фольклоре отразился суеверный страх людей перед нарушением неприкосновенности хранившихся внутри маленького купола ценностей.

У южной стены Храмовой горы, как показали недавние раскопки, во времена Омейядов располагалась группа прекрасных дворцов, построенных в одно время с мечетью Аль-Акса. Это были замкнутые прямоугольные сооружения с внутренними двориками, примыкавшие непосредственно к стене Храмовой горы. Центральное и самое большое из них служило резиденцией халифа во время его приезда в Иерусалим и на его крышу выходили ворота, ведшие прямо в Аль-Аксу. В других домах, как считают археологи, могли жить те, кто обслуживал мечети, а также мог квартировать арабский военный гарнизон. Глазам сегодняшнего зрителя открываются только восстановленные части фундаментов омейядских дворцов. Весь квартал был построен на развалинах предыдущих сооружений, поэтому, как и первое здание Аль-Аксы, он был разрушен землетрясением в VIII в. Сильнейшее землетрясение в 1003 г. сровняло с землей и ту часть построек, которая была восстановлена после первого разрушения. С тех пор люди никогда уже не испытывали судьбу и не селились в этом месте.

Иерусалим при Омейядах становится местом притяжения для исламских философов, историков, мудрецов. Сюда устремлялись приверженцы нового мистического направления в исламе — суфизма. Как некогда во времена Иисуса Храмовая гора с ее грандиозным святилищем была центром духовной жизни иудеев, так теперь вокруг златокупольного храма собирались знатоки и толкователи Корана.

В традиции омейядских халифов было глубоко почтительное отношение к Иерусалиму. По свидетельству арабского историка, сын аль-Валида Сулейман собирался поселиться в Иерусалиме и сделать его своей столицей, переведя туда большие богатства и множество людей.[112] Он любил, как его великий тезка царь Соломон, принимать просителей на Храмовой горе, восседая на коврах и подушках неподалеку от «Купола скалы». Но его планам не суждено было сбыться. С тех пор как римляне разрушили иудейскую столицу, Иерусалим никогда не был государственной столицей, за исключением короткого периода господства крестоносцев. Мусульмане чтили Иерусалим как святой город, как Дом храма (Бейт аль-Масджид) и место ночного путешествия Мухаммеда. Но Дальняя мечеть занимала только третье место в иерархии исламских святынь, а политическое и хозяйственное значение Иерусалима в государственных масштабах не могло сравниться с такими великими городами, как Дамаск, Багдад, Каир, а позже Стамбул.

Периферийность Иерусалима, его оторванность от магистральных путей экономической и торговой деятельности была очевидна для раннеарабских халифов. Они были не только набожными, но и практичными людьми и хотели получать хорошие доходы. В Иерусалиме можно было заниматься религией, но не делать деньги, поэтому столицей провинции Палестина в 716 г. стало небольшое арабское военное поселение Рамла в нескольких километрах от побережья Средиземного моря. Возможно, определенную роль в отделении религиозного центра от столицы региона сыграл пример Мекки и Медины. Мухаммед, завоевав Мекку, не перенес туда свою столицу из Медины, и первые его преемники также придерживались этого порядка.

Важной и существенной причиной выбора в пользу Рамлы являлось то, что Иерусалим оставался греко-христианским городом. Хоть и отрезанный от Константинополя, он постоянно находился в сфере внимания Византии, все еще претендовавшей на особый статус покровителя над святыми местами. Вытесненная из Сирии и Палестины, но сохранившая позиции в Малой Азии, Византия оставалась достаточно сильным врагом омейядских халифов, а Иерусалим со святыми местами и преобладавшим грекоязычным населением был ее прочной опорой на Святой Земле. Арабские нововведения, в частности внедрение арабского языка в качестве официального, воспринимались в Иерусалиме с трудом. Ведь и через 100 лет после завоевания Сирии и Палестины арабы составляли меньшинство населения провинции — всего 200 тыс. из 3,5 млн..[113] Тихая и незаметная Рамла была более удобной отправной точкой для этнокультурного освоения новых земель, чем гордый и пока еще чуждый Иерусалим.