Ответы на вопросы читателей Babook.org - Михаил Павлович Шишкин Страница 3

читателю свою книгу? Найти своего автора и свою книгу вообще не просто. Давно отказался от рекомендаций. У любой книги на свете, даже самой плохой, найдется свой читатель, и наоборот, от самой чудесной книги кого-то стошнит. Встретиться со своей книгой – такое же чудо, как найти близкого человека. А лезть к другому со своими предпочтениями, это как оказаться на чьей-то свадьбе и сказать жениху: ты чего с этой коровой связался? Это для тебя она корова, а для него это, может, женщина всей жизни. То же самое с книгой. Ни плохих, ни хороших книг не бывает. Книга должна прийти сама. Не пришла, значит не пришла. Ежедневно к каждому не приходят тысячи замечательных книг. Одной больше, одной меньше, роли не играет. Но если именно та самая, ваша книга, вас найдет – все важное состоится.

Граница между «мои» и «не мои» в книге проходит не по любви-нелюбви. Достоевского никогда не любил, заставлял себя читать, но в книгу он вошел. «Мой Достоевский» – это мой взгляд на него, взгляд сквозь призму этой войны. Необходимо понимать, что в нашей литературе принадлежит истории и должно остаться в истории, но чему нет и не может быть места в новой литературе на русском языке. Например, «русской идее» Достоевского. Но мировая культура - это мост, ведущий человечество в будущее, и опоры этого моста - литература, музыка, искусство. Без Достоевского этот мост рухнет, как рухнул бы он без Гомера, Шекспира или Джойса. Достоевского нужно не бойкотировать, а внимательно критически читать, понимать и переосмысливать со всеми его откровениями и заблуждениями, с его «слезинкой ребенка» и православным крестовым походом против европейской цивилизации.

Воскресни сейчас Федор Михайлович, боюсь, что он стал бы модератором на канале «Царьград». Любить его совсем необязательно, но читать нужно, только не забывать после мыть руки.

От эпохи, собственно, только слова и остаются. Вещи, если не в музее, исчезают, дома перестраиваются. Что от пушкинской эпохи, кроме слов, осталось? Теперь его тексты и есть та эпоха. Тут получается обратная связь – писатель языком создает время. Не «переводит», а создает. Именно это – созданное словом - и станет нашим временем для «читателей далекого будущего». Вы спрашиваете про «культурный или философский посыл». В моих романах «актуальной политики» не найдете. О сегодняшнем дне нужно писать в газетах. Писать о сегодняшних диктаторах в романе – как стрелять из пушки по воробьям. Завтра нынешний упырь исчезнет, его место займет следующий. Искусство, литература, музыка сражаются не с сегодняшним злом, а с вечным. Моя задача, как писателя, писать такую прозу, которая поможет читателю почувствовать себя частью мировой культуры, пробудить в нем человеческое достоинство. И тогда человек сам для себя решит – готов он быть рабом при диктатуре или бороться за демократическое переустройство общества.

И увы, нет никакой уверенности, что перед читателем далекого будущего не будут стоять те же вопросы, которые стоят перед нами. А главный из них всегда будет: чем ты готов пожертвовать за сохранение своего достоинства.

Я не пишу в этой книге не только о Лермонтове. Конечно, юношей зачитывался «Героем нашего времени», а недавно перечитал - и он показался мне каким-то манерным, но все равно люблю его. В этой книге я не пишу о таких «моих» писателях, как, например, о Бунине или Саше Соколове или о многих других восхищавших меня авторах. Бунин восхищал своей резьбой по фразе и своим абсолютным слухом к Истории: Блок еще призывал слушать «музыку революции», а Бунин уже писал «Окаянные дни». Саша Соколов околдовал меня 16-летнего «Школой для дураков», а когда уже началась эта война – после «крымнаша» -, вызвал рвотный рефлекс, признавшись в фильме о себе, что любит группу «Любэ». Может, еще когда-нибудь напишу и о них, и о Платонове, и о Набокове. И вообще должен признаться, что в русской классике нет «немоих» писателей. Вот Чернышевский вызывал у Набокова презрение. А я люблю всю русскую классическую литературу целиком. Как в любимой женщине ты все любишь целиком, а не только какие-то части.

я и так живу во всех моих текстах. И все больше в них отсюда переселяюсь. Последний год оказался «операционным», то и дело чего-то вырезают. Понемногу освобождаюсь от тела.

Вначале всегда необходимость что-то себе доказать. Я хотел написать роман, чтобы себе самому что-то очень важное доказать. Доказал. Потом захотелось доказать себе что-то другое – написал тексты о важных для меня писателях. Написал. А теперь мы на войне. Все, даже те, кто очень далеко от линии фронта. Мне нужно сделать против войны то, что могу, что в моих силах. Доказать себе и миру, что русский язык – это не язык убийц.  Годами я пытался объяснить в моих публикациях и выступлениях западному читателю, что мост к Путину – это мост к войне. Иначе не может быть, диктатура живет войной, это ее хлеб насущный, но здесь, на Западе, закрывали глаза на очевидное. Я хотел объяснить моему читателю по всему миру Россию и ее войну, поэтому я написал по-немецки книгу «Frieden oder Krieg. Russland und der Westen“ („Война или мир. Россия и Запад»). Я объясняю Россию через ее историю и через историю моей семьи. Последние две главы посвящены будущему, я рассказывал, что произойдет.

Мы теперь с головой в этом будущем, увы, все идет по моему сценарию. Теперь, после вторжения РФ в Украину, эта книга стала выходить по всему миру, переведена уже на 20 языков. Я не изменил в ней ни слова, только написал предисловие и послесловие, и она становится с каждым днем войны все актуальнее. Мне приходит из разных стран вал откликов: «Вы открыли нам глаза! Почему наши политики были такими слепыми?» Один читатель написал мне: «Ваша книга помогла моей любви к России не захлебнуться в крови украинцев». Людям во всем мире важно знать, что есть другая, непутинская Россия, которая поддерживает Украину в ее борьбе против агрессии. Моя Россия – это страна человеческого достоинства. Увы, к сожалению, этой страны нет ни на какой