Виктор Полищук - Лекции по культурологии Страница 32

В перечисленных направлениях культурологии явно или неявно присутствует оценочный подход к культуре. Начиная с конца XIX в. в работах западных этнографов развивается и безоценочное (неаксиологическое) понимание культуры, в котором любой способ жизнедеятельности человека признаётся культурным. Согласно такому пониманию, не бывает «лучших» или «худших» культур, бывают только разные культуры.

Б. Малиновский (1884–1942), английский этнограф и социолог, обосновал принцип функционализма. Согласно этому принципу, культуры изучаются не в сравнении друг с другом, а как самостоятельные целостные системы, состоящие из определённого набора элементов, которые находятся между собой в функциональной зависимости. Культура, по Малиновскому, есть множество институтов, которые служат для удовлетворения потребностей людей. Каждый из институтов является носителем какой-либо функции, а отдельные культуры различаются способом удовлетворения потребностей.

Французский этнограф и социолог К. Леви-Строс (1908– 2009) выделял в культуре структуру как совокупность устойчивых связей и отношений. Он истолковывает всевозможные нормы, обряды, ритуалы как своеобразный язык той или иной культуры. При таком понимании исследуются в сравнительном плане различные типы культур и пути их преобразования при социальной передаче информации от поколения к поколению.

Леви-Строс ввёл различие между «холодными» и «горячими» культурами. «Холодные» отличаются тем, что им присущи более прямая связь идеологий с практикой, стремление к воспроизведению стандартных текстов, а всякое творчество, как правило, отнесено к мифологическому времени, когда им занимались культурные герои. «Горячие» культуры имеют много идеологических систем, таких как официально-народная, церковно-светская, они ориентированы на постоянное изобретательство, чему способствуют социальные институты, поощряющие всякие изобретения.

В культурной антропологии большое внимание уделяется изучению первобытного (мифического) мышления, логика которого, как считал Леви-трос, мало чем отличается от логики научного мышления.55 Разумность признается свойством самой культуры и всех её проявлений. Это вынуждает прибегать в основном к описательности при изучении культуры и не позволяет выявить внутри неё противоречие как источник развития.

Нетрудно заметить сходство между культурной антропологией и философским пониманием культуры. Оно состоит в том, что культурной признается любая человеческая деятельность. Но культурная антропология тяготеет к изучению своего объекта в статическом состоянии, а философия рассматривает культуру в динамике, в развитии. Хотя её развитие – не любые изменения в ней, а приближение или удаление от социального идеала. Теологическая культурология тоже рассматривает культуру в её соотнесённости с идеалом, который связан с религиозными представлениями о цели человеческой деятельности и конечном предназначении человека.

Крупнейшим представителем теологической культурологии является П. Тейяр де Шарден (1881–1955), французский философ, специалист во многих областях научного знания, католический теолог. Он был одним из первооткрывателей синантропа, древнейшего типа ископаемого человека. Он побывал на всех континентах и имел возможность сравнить различные культуры, понять самые разнообразные представления людей о мире и о самих себе.

Тейяр де Шарден считал, что основным недостатком томистской теологии является её статичность, которую он стремился преодолеть с помощью теории эволюции. Он выделял три последовательных стадии эволюционного процесса: «преджизнь» (литосфера), «жизнь» (биосфера), «феномен человека» (ноосфера). Движущей силой эволюции он полагал целеустремлённость, присущую самим живым организмам («ортогенез»). Конечная цель эволюции – пункт «Омега», эта цель обладает притягательной силой и определяет собой весь космогенез. Человек − не конечный пункт эволюции, а средоточие её творческих сил, в котором совершенствование мира неимоверно возрастает. Человек незаменим, считал Тейяр де Шарден, и он достигнет конечной цели не по необходимости, а неминуемо.56

Учение Тейяра де Шардена эсхатологично, но оно пронизано гуманизмом, как пронизано, по его мнению, творческой силой эволюции всё бытие.

Гуманистическое направление в культурологии связано с пониманием необходимости тесной связи культуры и этики. А. Швейцер (1875–1965) развивал гуманистическую позицию не только в теории. Будучи известным в Европе органистом, он в 1913 г. уехал в Центральную Африку, где в Ламбарене на собственные средства основал больницу и всю жизнь посвятил лечению больных проказой. Швейцер рассматривал жизнь как самоценность и как высшую ценность. В качестве главного этического принципа он предлагал «благоговение перед жизнью», что должно быть, по его мнению, основой универсальной космической этики. Он противопоставлял культуру цивилизации, считал последнюю внешним прогрессом. Действительный прогресс возможен лишь как единство этики и культуры.

Критерием развития культуры А. Швейцер считал уровень гуманизма в обществе. Причину гибели древних цивилизаций он видел в том, что создавшие их люди не смогли выработать соответствующее гуманистическое мировоззрение. Этот же недостаток присущ и современной цивилизации Запада.

Известный писатель и мыслитель Т. Манн (1875−1955) рассматривал проблему соотношения духовной культуры и действительности как центральную проблему этики. Во многом следуя Ницше, он противопоставлял понятия духа и жизни. Но позже он пришёл к мысли о необходимости их гармонизации, олицетворением чего считал Гёте. Для него пример опасности такого противопоставления – фашизм, который он называл «романтическим варварством». В философии он видел не холодное абстрагирование, а переживание, страдание, самопожертвование во имя человечества. В будущем, полагал Т. Манн, возможно появление новой религии, которая станет благоговейным поклонением тайне, представляемой человеком.

Соотношение гуманизма и культуры стало предметом творчества известного писателя Г. Гессе (1877−1962). Как и Т. Манн, он был глубоко философичным писателем и остро ощущал болезненные надломы в культуре XX в. С учениями Востока он связывал нахождение ответов на вопросы, которые ставит перед человеком цивилизация Запада. Одним из них является вопрос о возможности утверждения творческой личности в дегуманизированном мире. Он отвечает на него в романе «Степной волк». Гессе показал тот огромный соблазн грехопадения, который таит в себе цивилизация, где культивируются чувственность и стремление уйти от действительности. Перед этим соблазном не смог устоять «степной волк» – главный герой романа – человек развитой и тонкой духовной культуры. Это древняя фаустовская тема, но в XX в. она всё чаще осознавалась как судьба западной культуры.

В совершенно иной ситуации и перед иным выбором оказался главный герой прекрасного романа Гессе «Игра в бисер». В вымышленной стране Касталии, где всё пронизано духовностью, где всё так ясно и возвышенно, рассчитано и определено на десятилетия вперёд, герой всё чаще чувствует, что часть его естества, его сердца осталась пустой, незанятой и заявляет о своих правах. Он покидает Касталию, чтобы просто жить и воспитывать сына своего друга. Но решившись жить, он вынужден был принять и смерть, без которой не бывает жизни.

Главным достоянием гуманистической культурологии являются не столько взгляды её представителей, которые можно рассматривать как продолжение древних традиций гуманизма, сколько их собственное отношение к этим традициям, проявлявшееся в личной жизни. Врач, предлагающий пациенту лекарство, должен быть уверен, что оно не повредит его здоровью, что оно действительно поможет ему. Но на чём может быть основана уверенность врача? Только на том, что он испытал на себе влияние этого лекарства. То же можно сказать и о представителях гуманистической культурологии, в особенности о А. Швейцере: он предлагал нравственно больному обществу лишь те рецепты, действие которых испытал на себе.

Мы уже говорили о том, что культура – это явление человека в истории, способ выражения им представлений о себе, о мире, о том, что не только есть, но и должно быть, и т.д. Однако в истории культуры представление и выражение почти никогда не совпадают. В этом можно убедиться даже на личном примере. Иногда мы говорим или делаем вовсе не то, что намеревались. И не потому, что были неискренни или что-то помешало нам. Просто мы далеко не всегда находим нужные слова или поступки.

Так и в культуре: она есть выражение намерений человека, но самовыражение часто не совпадает с намерениями, тем более, что многое в культуре анонимно, авторство часто неизвестно, спросить бывает не у кого. Культурологам приходится самим догадываться, строить предположения, проникать в тайны намерений и смыслов в культуре.