Джудит Левин - Вредно для несовершеннолетних Страница 4

На протяжении четверти века, в тесном сплетении умышленных политических стратегий, профессиональной беспринципности и народного остолбенения, сексуальное беспокойство накалялось до уровня тревоги, которая, бурно вскипая, выливалась во всеобщую панику; истерия полностью вытеснила рациональный дискурс, даже в залах солидных информационных агентств и высших судов. СМИ сообщали о том, что детям угрожают такие сексуальные опасности, которые их родителям не снились и в страшном сне. Помимо остервеневших от похоти сатанистов, отовсюду выпрыгивали интернетные хищники–обманщики, скаутские вожатые–порнографы, священники–насильники — СМИ заполонила целая армия сексуальных злодеев, которая, как утверждалось, была более коварной и многочисленной, чем когда–либо прежде. «Наставления «не разговаривай с незнакомыми» уже не достаточно, — гласила надпись на задней обложке опубликованной в 1997 году «книги советов» Кэрола Коупа «Stranger Danger» (англ. stranger — незнакомец, danger — опасность, букв. «опасность, исходящая от незнакомцев»). — Того, что работало тогда, когда мы сами были детьми, для современного мира просто мало». Полицейские проводили инструктажи среди воспитанников детских садов на предмет того, как отличить «хорошее прикосновение» от «плохого прикосновения», учителя младших классов преподавали своим ученикам краткий курс (с последующими контрольными вопросами) по теме «sexual harassment», колледжи проводили с первокурсниками семинары по теме «изнасилование на свидании» в первую же неделю после их зачисления. А начиная с первого урока секспросвета детей муштровали в строгостях воздержания, в умении сказать «нет», чтобы защититься от безудержного вожделения как своих сверстников, так и своего собственного.

Реальной новостью, стоявшей за всеми этими «новостями», гораздо более правдоподобной и потому, вероятно, гораздо более пугающей для послевоенного поколения родителей, чем сказки о насильниках младенцев в черных балахонах, была новость о том, что подростки занимаются сексом все больше, начинают им заниматься все раньше и их секс становится все изощреннее, со все более серьезными последствиями. А эта новость не далека от истины. Более раннее физическое созревание в сочетании с более поздним вступлением в брак означает, что между наступлением физической готовности к сексу и его «легализацией» проходят от пятнадцати до двадцати лет. Поэтому вряд ли кого–то удивит, что 90 процентов гетеросексуальных американцев совершают свое первое половое сношение до того, как вступают в брак (если вообще в него вступают), и у большинства из них это происходит до того, как им исполняется 20 лет (teenager по–английски — лицо в возрасте от 13 до 19 лет включительно; на русский это слово обычно переводят как «подросток» либо — реже — «тинейджер»; в оригинале книги teenager и adolescent — собственно «подросток» — употребляются как синонимы — прим. перев.). Один из четырех таких подростков заражается ЗППП каждый год: чаще всего это генитальный герпес, гонорея или хламидиоз.

С другой стороны, страх того, что дети занимаются сексом в средних классах школы, большей частью не обоснован: всего лишь две из десяти девочек и три из десяти мальчиков совершают свое первое половое сношение до того, как им исполняется пятнадцать лет; при этом среди подростков африканского происхождения таких больше, чем среди подростков латиноамериканского происхождения, а среди подростков латиноамериканского — больше, чем среди подростков европейского происхождения.

Однако если мы сравним сексуальную активность подростков 90–х с активностью их родителей в 70–х и их бабушек и дедушек в 50–х, мы не увидим бешеного роста. В середине века 40 процентов подростков сообщали о себе, что имели добрачный секс, из девушек — 25 процентов. В 70–х годах эти цифры значительно выросли. Но, как отмечают Барбара Эренрайх, Глория Джейкобс и Дирдри Инглиш, «сексуальная революция» была революцией на самом деле только для женщин, которые почувствовали, что могут вести себя так, как мужчины вели себя всегда; мужское сексуальное поведение изменилось не очень сильно. К 1984 году доля сексуально активных среди девушек в возрасте от пятнадцати до девятнадцати лет достигла почти половины. С тех пор рост подростковой сексуальной активности происходил не так быстро, а в последние годы она даже несколько упала. В 1990 году из девушек в возрасте от пятнадцати до девятнадцати лет сексуально активны были 55 процентов. К 1995 году этот процент вернулся на отметку 50. Сегодня он остается на уровне 50 процентов — в точности там, где он был в 1984 году. Что касается младших подростков, то в середине 50–х годов лишь три из ста девочек теряли девственность до своего пятнадцатилетия; в середине 70–х — одна из десяти; сегодня — две из десяти. Еще один фактор: в 50–х годах очень многие подростки занимались сексом, который не считался проблемой, поскольку не был добрачным: в то десятилетие США занимали первое место среди стран Запада по доле населения, вступающего в брак в подростковом возрасте.

Кроме того, количество «сексуально активных», то есть имевших хотя бы одно половое сношение, подростков ничего не говорит ни о качестве, ни о количестве самой этой активности, которое у многих их них весьма скромное. В одном типичном исследовании сексуально активных юношей в возрасте от пятнадцати до девятнадцати лет 90–х годов более половины признались, что за последний год «делали это» менее десяти раз, а 10 процентов — что «сексом», что бы они ни подразумевали под этим словом, не занимались ни разу. Как сказал мне один исследователь–эпидемиолог, «большинство сексуально активных подростков не очень сексуально активны».

Несмотря на эти совсем не сенсационные факты, в СМИ почти каждое сообщение на тему подростковой сексуальности подается со всеми «приправами» сенсационности: шоком по поводу сообщаемых фактов и укоризненным испугом по поводу того, что читатели этих фактов не знают. «Все, что ваши дети уже знают о сексе* (*спорим, вы боитесь спросить)», — содрогалась обложка журнала «Тайм» в середине 90–х годов. «Десятки интервью с учениками средних классов приоткрывают шокирующий мир, с которым родители предпочли бы не сталкиваться», — обещала рекламная аннотация на обложке журнала «Ток», под которой скрывался материал Люсинды Фрэнк о сексе и наркотиках в жизни небольшой группы нью–йоркских школьников из привилегированных семей. Статья, автор которой умудрилась в двух абзацах и посокрушаться о том, что детки слишком малы, чтобы справляться с эмоциональными сложностями сексуальных отношений, и посетовать на то, что они вступают в них без должной эмоциональной вовлеченности, носила типично гиперболический заголовок: «Сексуальная жизнь ваших детей».

Почти в каждой статье и передаче приглашенные эксперты расписывают причины, почему подростки занимаются сексом, и все эти причины исключительно плохие: на них давят сверстники, или ими манипулируют педофилы; они слишком много пьют или употребляют слишком много наркотиков; слушают рэп или скачивают порнографию; слишком загружены, или у них слишком легкая жизнь; ими злоупотребляют, или они сами любят злоупотреблять; чувствуют себя бессмертными или стремятся поскорее умереть; богаты и испорчены или бедны и деморализованы; их воспитывают в излишней строгости или в чрезмерной вседозволенности; они невежественны или слишком много знают.

На самом деле все эти глубокомысленные рассуждения спецов — большей частью чистые догадки. Демографы прогнали через свои компьютеры десятки социологических и биологических факторов развития, тысячи раз: расу и этническое происхождение, проживание в городе или деревне, структуру семьи и эмоциональную близость к матери, употребление наркотиков, успеваемость в школе и гражданство — в сочетании с «исходами»: такими, как возраст начала и частота половых сношений, виды контрацептивов и частота их применения, частота абортов и живых рождений, разница в возрасте между партнерами, количество партнеров и, в последнее время и пока еще редко, доля анального и орального секса в половых контактах. И все эти исследования покрывают лишь маленький кусочек территории сексуального опыта. Консервативные законодатели практически прекратили государственное финансирование исследований сексуального поведения взрослых, их мотивов, их чувств. Что же касается исследований несовершеннолетних — соответствующие опросы, по сути, поставлены вне закона. Что дети и подростки чувствуют по поводу секса? Что они на самом деле делают? Очень немногие исследователи задают эти вопросы, и вряд ли в обозримом будущем их число заметно возрастет.

Испытывая брезгливость — или попросту находясь в неведении — относительно фактов, родители с готовностью принимают худшие догадки экспертов о сексуальных мотивах своих детей. Они как будто не в состоянии вообразить себе, что их детей в сексе привлекает ровно то же самое, что и их самих: им нравится человек, с которым они им занимаются, или они его любят. Секс дает им чувство красоты, ощущение того, что их ценят, счастья или силы. Да просто удовольствие.