Вера Еремина - Классическая русская литература в свете Христовой правды Страница 40

Сюжет романа «Обыкновенная история» почти тривиальный. Явился из провинции к родному дяде Петру Ивановичу Адуеву дворянчик, закончивший провинциальный университет. Дядюшка, Петр Иванович, когда-то тоже приехавший из провинции и сам пробивший себе дорогу, занял к тому времени определенное положение в обществе и стал опекать своего племянника. А у племянника Александра Адуева развеялись его романтические мечты, и он превратился в такого же прожженного дельца-чиновника, как и его дядюшка. Вот пересказ учебника литературы с советской точки зрения. Добролюбов и демократическая критика разучили русское общество читать. Всякая филология начинается с искусства медленного чтения, если нет его, то и ничего нет.

Рассматривая не фабулу, а сюжет первого романа Гончарова «Обыкновенная история», надо обратить внимание на то, что Александр Адуев был в потенции готовенький «лишний человек». Ведь эти все так называемые романтические порывы — будущий Дон Кихот, то есть, опять же, благодетель человечества, который обязательно, не получив никакого указания свыше, бестолково вмешивается в жизнь людей и, в конце концов, бывает из этой жизни вытесняем. Как раньше вытеснен был Печорин, который «как камень, брошенный в воду, возмутил спокойствие и как камень едва не пошел ко дну».

Фабула развивается так, что Александру несколько раз не то что не везет, а он оказывается не готов к семейной жизни. Первый раз он, еще с пушком молодости, влюбляется в девушку, которая, полу-давши ему слово (оставила за собой свободу на год), от него отходит. Но что было бы, если бы они поженились? Это называется «склонить дерево не по себе». Второй раз его уже сам дядя для утешения сводит с молодой, хорошенькой состоятельной вдовой, которая живет одними мечтами. Но оказывается, что, кроме любования красотами природы, у вдовы ничего и нет за душой и племянник сам от нее удирает. В третий раз он выступает в роли этакого Дон Жуана, но тут уже отец девушки «вышвыривает» его от греха подальше.

Александр, в сущности, банкрот, он не подготовлен к серьёзной деятельности, хотя бы и к служебной, к серьёзной семейной жизни и, вообще, к чему бы то ни было серьёзному, и в свои почти 30 лет оказался ребенком. (Тот самый инфантилизм, знакомый нам по нашим советским 70-м годам). Некоторое время он пожил в деревеньке с матерью, терпя, чтобы она над ним убивалась, поскольку он-де не получил ни королевны, ни большого служебного положения. После смерти матери он возвратился в Петербург и довольно быстро, как бы воспользовавшись своими подспудно усвоенными навыками, получает богатую невесту, доходит до коллежского советника, взяток не берет и так далее. Для него жить в Петербурге стало не страшно, в нем просыпается практический человек, но не пробуждается человека серьёзного. То есть, что романтик, что практик, а на поверку — фитюлька.

Не серьёзности — нет и вдумчивости. Патологический инфантилизм — главный вывод Гончарова,— чту он и подметил в русском дворянском обществе, может быть и потому, что сам писатель не был дворянином, а снаружи как бы виднее.

Дядюшка, Петр Иванович, не в племянника: он с юмором, любит поговорить, но не толкает монологов и, к счастью, не безнадежен для серьёзной жизни, и у него есть перспектива рождения в чиновнике — человека. И Господь «достает» его ранней болезнью жены, какой-то ранней вялостью, ранним увяданием. И как-то получается, что никакие карьеры ему и не нужны: ему говорят, что Вы стоите на вакансии тайного советника, а он уже подал в отставку; и отвечает — да видишь, тайная советница-то плоха. То есть, ему нужно сейчас заниматься здоровьем близкого человека. Но надо совершить и благородный поступок, убедить жену, что это де делается не для нее, а что он сам устал, и так далее, стать по отношению к ней в положение любящего отца, который бережет ребенка (она тоже ребенок). Хотя Гончаров умел писать и умных женщин.

Роман «Обломов» — иной сюжет и абсолютно другая идея и, следовательно, другая расстановка фигур. Прежде всего, вместо дядюшки Петра Ивановича выведен Штольц, которого Чехов, например, со свойственной ему меткостью выражений, обозначил одним словом: «скотина».

В Штольце есть, прежде всего, опустошающая чёрствость, которая ничем не сглажена: ни юмором, ни какими-то вопросами (он себе вопросов не задаёт), то есть, человек, который дойдёт до смерти, но никогда не сумеет одуматься.

Про таких людей Блок в «Возмездии» скажет — «которым в жизнь до смерти рано». Горбатого могила исправит; то есть человек, на которого немного похож отец Лизы Калитиной — всю жизнь крутился как белка в колесе и, умирая, только одно сказал: «скоренько жизнь проскочила». Люди, которые вокруг себя, по сути дела, не замечают людей и которым в сердца Господу стучаться бесполезно, потому что главное их сердечное качество в жизни — это окамененное нечувствие, от которого в каждой вечерней молитве просим Господа нас избавить.

Господь постоянно предупреждал: «имеющий уши, да слышит». Имеющий уши, которые никогда не слышат и слушать не собираются, — это и есть первый признак окамененного нечувствия.

Единственно, что есть у Штольца, так это некоторое немецкое качество — немецкая преданность. Штольц — «твердый». Штольц предан Обломову как другу детства, но и в этой преданности тоже есть что-то деревянное; поэтому он не пытается своего друга понять изнутри, как личность, имеющую свое призвание, а все пытается воткнуть его в свое готовое клише. Клише такое: доходы по именью, которые нужно собирать; жениться на девушке, которая может спеть романс Беллини, что-то еще. А точнее, Штольц просто пытается Обломова загнать в себя: постричь, обрезать, срезать и сделать из него второго себя. Это, конечно, не удастся никогда. Все наши «преобразователи»: и Петр I, и Ленин, и прочие — все «работали» в этом ключе — сделать всю нацию «под себя»[64].

В романе развивается роман. Героиня, Ольга Ильинская, впоследствии Штольц, до умиленных слез понравилась Добролюбову, но вызвала полное отвращение у Аполлона Григорьева (это характерно)[65]. В романе Ольга представлена, в сущности, как кукла: в меру легкомысленна, в меру не то, чтобы с запросами, не то, чтобы с идеями, но с каким-то камуфляжем вопросов и идей, то есть, работающая под интеллектуалку. Но Ольга — глубоко бездушна.

Ольгу достаточно удобно вписать в вереницу других русских героинь русской литературы, она как бы внучатая племянница Софьи Николаевны Зубиной (Аксаков, «Семейная хроника»). Но главное качество Софьи Николаевны, которое ее облагораживает, это «влажность»: слезы, любовь к детям, понимание собственной немощи (например, знает за собой вспыльчивость), умение думать о другом человеке. По сравнению с ней Ольга Ильинская глубокая эгоистка и эгоизм этот у нее даже не каменный и не железный, а деревянный (недаром она выходит замуж за Штольца). Поэтому Ольга желает перевоспитывать Обломова, совершенно не понимая его: не предвидя никаких его поступков — он просто, так сказать, попался у нее на пути.

Еще больше Ольга похожа на Мальвину (Алексей Толстой «Буратино»). Точнее Мальвина написана с оглядкой на Ольгу Ильинскую. Мальвина спрашивает Буратино: «Кто вас воспитывал?». Он говорит: «Ну, когда папа Карло, когда никто.— Прекрасно, тогда я возьмусь за ваше воспитание». Именно такова логика Ольги. Когда оказалось, что Обломов не воспитывается, то Ольгу постигает дешевое разочарование. Но даже в этом дешевом разочаровании за нее пугается тетка, отвозит ее за границу, где находит их Штольц.

Для русского человека ехать за границу — как бы дежурное лекарство — от вех бед. В Англии, например, человек уезжал на материк когда проворовался: украдет в знакомом доме брошь, а это бывало часто, то достаточно уехать ему на год в Европу, когда вернется обратно, в обществе уже все забыто. Русские же ездили за границу, когда у них что-то не слаживается на родине, то есть, что тонко подметил Чехов, в России-матушке есть принцип такой деревенский: все друг друга знают, все друг на друга смотрят, всем про всех известна разная подоплека и подноготная. А если нужно смотаться, то если далеко — в Америку, а близко — в Париж.

В этом паноптикуме деревянных фигур оказывается живой человек — Илья Ильич Обломов. Любопытно, например, почему он бросил службу, но именно в Петербурге (не в Московском архиве, например, и не в военной службе). Обломов заметил во всем складе полное отсутствие сердечности. А он считает вполне нормальным, чтобы начальник спросил — что-то у Вас вид плохой, как Вы себя чувствуете? Это было, но только во дворце, да и то, когда русские императоры, начиная с Александра I, человечность считали всё-таки необходимым качеством для монарха. (Поэтому Николай I может спросить у Анны Федоровны Тютчевой: «Что это у Вас сегодня вид болезненный?». И она без малейшего жеманства ответит: «Да, у меня спина болит».— «Вы знаете, у меня тоже, бывает, болит, и я вот лед к позвоночнику прикладываю».)