Робер Мюшембле - Оргазм, или Любовные утехи на Западе. История наслаждения с XVI века до наших дней Страница 42

теории. По мнению Тиссо, слаженная работа тела-машины зависит от стабильного уровня жидкости. При этом «наши тела постоянно теряют жидкость, и если мы не бу-дем восполнять потерю (в процессе питания), мы очень скоро впадем в смертельную слабость». Следовательно, надо избегать «обильных выделений», в том числе семяизвержения, так как это наиболее «обработанная» жидкость. «Веками считалось, — пишет он, — что потеря хотя бы одной унции этой жидкости ослабляет человека сильнее, чем потеря сорока унций крови». Напротив, грудное молоко — «наименее обработанная» жидкость. Отсюда легко сделать вывод о неполноценности женщины, основанный на научных знаниях. Однако Тиссо оказывается во власти противоречия, поскольку, подобно своим предшественникам, считает, что дочери Евы выделяют семя во время сношений. В конечном счете он приходит к выводу, что не следует слишком обильно расточать молоко под угрозой истощения организма. Молоко должно находиться внутри естественного резервуара. Таким образом, идеальным состоянием для женщины оказывается материнство и кормление грудью. Проблема кормления грудью обсуждалась повсеместно после яростных выпадов Руссо, осуждавшего обычай нанимать к младенцу кормилицу. Следует заметить, что такой обычай был распространен у парижан почти во всех социальных слоях. Тиссо замечает, что если уж и пользоваться чужим молоком, то «поставляющая его женщина должна отличаться отменным здоровьем и хорошим поведением»6?. Нельзя яснее сформулировать естественную роль матери как кормилицы и превосходство мужчины, ибо ему предназначено стремиться к идеалу «умеренности», сохранять «капитал» жидкости, не растрачивая его понапрасну.

Именно так должны были вести дела коммерсанты; из средних слоев и высшей буржуазии — те, кто хотел укрепить свои позиции, приумножая богатства и умения, щ Мастурбация, по мнению Тиссо, таит в себе особую опасность, ибо она не производит «невидимых потоков», некоего обмена энергией через вдыхание воздуха друг друга при соитии. У женщин она может породить равнодушие к «законному удовольствию». Кроме того, некоторые прибегают к «другой гадости, которую можно было бы назвать клиторическоЙ». Этот орган, обычно небольшого размера, достигает у таких женщин «сверхъестественной величины», и они пользуются им как пенисом в забавах с другими девушками. В предшествующие века подобный порок уже упоминался под именем «сапфической любви», или «трибадизма», и теоретически карался смертной казнью. Возвращаясь к мужской мастурбации, Тиссо говорит, что она порождает смертельное расстройство, которое вызывает конвульсии, слюнотечение, «эпилептический пароксизм». Больного можно легко опознать по бледности и истощенному виду, так как он «отдает, но ничего не приобретает»68.

Трудно признать Тиссо освободителем от сексуального угнетения в западной культуре. Скорее он певец «среднего пути», контролируемого удовольствия, к которому стремится отныне, в преддверии французской революции, новая городская элита как в Париже, так и в Лондоне. Тиссо борется с неумеренностью в эротической жизни и, желая внушить читателю спасительный ужас, приводит устрашающие примеры. Один мужчина, еще не оправившийся после болезни, умер ночью, «отдавая жене свой супружеский долг». Другой скончался «от злоупотреблений вином и женщинами». С третьим, кого те же злоупотребления привели к подагре, «сразу после соития случился приступ общего сотрясения». Даже супружеские радости должны вкушаться сдержанно, так как те, кто исступленно предается плотским битвам, погибают в страданиях: один молодожен умер от продолжительной лихорадки, причем у него покраснело и распухло лицо, а другой — «от нестерпимой боли в копчике»69.

В эпоху Просвещения врачи по обе стороны Ла-Манша пользовались особым доверием. Казалось, только они мйгут дать конкретныйвответ на всевозрастающие сексуальные страхи и тревоги, беспокоящие людей обеспеченных. В то время постоянно говорили об импотенции, бесплодии, венерических болезнях70. К этим страхам добавлялись и более смутные, связанные с опасениями по поводу того, что происходящие изменения приведут К выходу из подчинения всех сексуально угнетенных: и женщин, запертых у домашнего очага, и «молли» с содомитами, и подростков, которым запрещено заниматься мастурбацией, хотя все знают, как часто они прибегают к самоудовлетворению. Поборники чистой нравственности и сторонники равновесия в страстях, сами того не желая, ведут общество к существенным потрясениям. Их требования давят тяжким грузом на женщин и молодых холостяков. Все традиционные оковы — юридические законы, боязнь ада, необходимость подчиняться отцу или мужу — ослабевают. Общественный контроль как раз меняет свои основы. Он полагается то на разум, то на знания, в первую очередь медицинские, то на брак по склонности, то на личную душевную привязанность, порождающую любовь к родителям или друзьям. Новое изысканное кушанье готовится в старых котлах. Все изменения во взаимоотношениях полов или разных возрастных групп происходят в первую очередь к выгоде в лых мужчин. В 1796 году Анна-Луиза-Жермена де с*** (1766-1817) обратила внимание на силу личных тей71. Она возвышает воображаемое счастье, которое женщин почти всегда связано с любовью, а у мужчин щ. вращается в орудие, направленное на достижение обще, ственного признания. Жермена де Сталь, переводит в новые термины, освещенные концепцией романтичео кой любви, старое представление о «естественном» раз, делении функций полов. Мужчина обращен к внешнему миру, его спутница, мать и супруга, — к внутреннему, где царит изящная словесность и желание передать достижения-культуры следующему поколению. Онане говорит о том, насколько сильно связано это разделение с аргументами философов и с мужскими тревогами. В социальны» группах, которые сильнее прочих угнетаемы тиранией умеренности, самоосознание претерпевает наиболее серьезные изменения.

НАУКА И ИСКУССТВО ВЫРАЖАТЬ «Я»

Сентиментализм XVIII века открывает широкий путь развитию автобиографической прозы. «Исповедь» Жана Жака Руссо, законченная в 1771 году и опубликованная посмертно между 1781 и 1788 годами, стала образцом рассказа о себе72. Разумеется, автобиографии писали и раньше, в частности в Англии, но на пути авторов возникало упорное сопротивление тех христианских мыслителей, которые видели в рассказе о себе недопустимый нарциссизм, отвращающий от пути спасения. Книги о правилах хорошего тона шли в том же направлении, предписывая скрывать чувства и страсти под маской вежливой сдержанности. Слишком откровенные проявления тела или души не допускались. Заглядывать внутрь себя считалось дурным тоном, а потому в хорошем обществе не приветствовались разговоры о мечтах и грезах78. Вот почему «я» так тяжело пробивает себе путь и поначалу существует в вызывающей форме рассказов проституток или подмастерьев-развратников, а также демонических уголовников. Читатель не может оторваться от приключений человека, ничем не похожего на него, но при этом постепенно учится лучше постигать собственную индивидуальность.

Шлюхи, пьяницы и порочные подмастерья

Биографии преступников представляют собой весьма популярный литературный жанр, особенно ценимый в Англии. В таких биографиях чаще всего фигурируют падшие женщины и недостойные подмастерья — ленивые и порочные. Хогарт уловил особенности этого жанра и создал в 1747 году цикл гравюр «Прилежйние и лен-ность». На них работящий подмастерье женится на дочери хозяина и становится в конце концов мэром Лондона, а лентяй растрачивает время попусту, не следует законам, принятым в обществе, и попадает на виселицу в Тайбер-не. Даже если поначалу он честен, влияние дурных людей, в частности встречи со шлюхой, ведут его к окончательному падению — сначала к пьянству, а потом к преступлениям. Роковая женщина-совратительница описана как сильная и независимая, живущая без мужской опеки. Ее образ во всем противоположен добродетельной, чистой, скромной и покорной, любящей супруге и матери из романтических повествований. Образцом роковой женщины может служить Мэри Янг, чье дурное влияние завело даже закоренелых преступников еще дальше по пути падения. В «Истории примечательной жизни Джона Шеппарда», знаменитого бандита, дважды бежавшего из Ньюгейта в 1724 году, несчастный герой встречает Элизабет Лайон, после чего бежит от доброго хозяина и постепенно превращается в грубое животное. Он следует лишь зову своих желаний. Живет, «как собака в собственной блевотине», и после второго побега из тюрьмы его легко находят74.

К 1700 году в Лондоне 20 тысяч подмастерьев и ог-ромное количество проституток — более 10 тысяч. И те и другие совершенно необходимы обществу: первые -для экономического развития, вторые-для удовлетворения потребностей мужчин-самцов всех социальных слоев. Но и в тех и в других обществу видится опасность. Страх перед венерическими болезнями охватывает всех. И даже самые целомудренные супруги могут заразиться от мужей, посещающих бордели. Кроме того, уличные девки внушают страх, так как им нечего терять и они истеричны, грубы и невоздержанны на язык. Что касается молодых работников, то общеизвестно, что в их среде царит профессиональная солидарность и они всегда готовы выйти из повиновения и нарушить «Великий закон подчинения» — так назвал свое произведение (1724) Даниэль Дефо, подчеркнувший непокорный и разгульный характер жизни подмастерьев. По его совету Сэмю-эль Ричардсон написал в 1734 году «Карманную книгу Подмастерья», где говорится, что подмастерьям не следует ни ходить к падшим женщинам, ни жениться. Поднимается целая волна подобных сочинений, и все они настаивают, что молодежь должна быть защищена от дурного влияния, что окружение, в котором живут молодые люди, должно быть здоровым, что необходима строгая дисциплина регулярного обучения ремеслу. За этими требованиями можно разглядеть подлинные социальные проблемы Лондона того времени. К специфике населения города можно отнести то, что в нем было очень много холостых работников, пришедших из других краев и часто переезжающих с места на место. Две трети лондонских преступников, приговоренных к повешению, родились вне стен города. Отсюда особый страх современников перед низшими классами, склонными, как считалось, к анархии, пьянству и воровству. Демограф Томас Шорт, утверждавший в 1750 году без каких бы то ни было оснований, что население Лондона уменьшается, считал, что экономическая экспансия города-метрополии нравственно пагубна: бедняки мертвецки напиваются джином, а богачи живут в развратном бездельи75.