Русская фольклорная демонология - Владимир Рябов Страница 6

На сенокос пошла. Идет весь черный, красным кушачком опоясан. Корзина на боку, будто за ягодам. Видела бочком. Потом боялася ходить. А если сказать: «Как на эти-то на ны надеть красные штаны», — он песню запоет. Но я-то не сказала, испугалась очень[96].

На Русском Севере рассказывали, как на Воздвиженье (27 сентября) выносили для лешего ушат пива, и после угощения леший спрашивал: «Ну что, вам теперь спеть или сплясать?» Если леший примется плясать, то «все повалится»[97].

Речь лешего тоже может отличаться от обыденной. Иногда леший «не говорит, а только смеется»[98] или его высказывания содержат повторения согласных — аллитерации (глядя на луну, леший приговаривает: «свети светло»)[99]. Леший может говорить в рифму.

Шли мы в лесе, вижу — стоит мужик большой, глаза светлые. «Ты, мужик, — говорю, — когдашний?» — «А я, — говорит, — вчерашний». — «А какой ты, — говорит, — большой, коли вчерашний». — «А у меня сын годовой, а побольше тебя головой». Побаяли, побаяли, отец что-то смешное сказал. Он захлопал в ладоши и побежал, засмеялся[100].

Порой леший эхом повторяет последние слова своего собеседника, зеркально отражает его действия: «я еду и он едет <…> я, — говорит, — свистну — и он свистнет!»[101].

Павел Коковин караулил карбас [парусно-гребное судно — В. Р.]. Кто-то по грязи идет, тяпаится: тяп, тяп, тяп. Павел его спросил: «Кто идет?» Тот молчит; он еще спросил, до трех раз. Тот все молчит; Павел и матюгнулся: «Кой кур идет не откликаится?» Лешой пошел и захохотал: «Ха, ха, ха, кой кур идет не откликаится, кой кур идет не откликаится!» Паша в каюту ускочил, одеялом закутался, и голос тут все, как и есть[102].

Наконец, у лешего (а также у чёрта, ходячего покойника и некоторых других персонажей) есть особая фраза, например «а, догадался!»[103] или «знал, дед, что говорить-то!»[104]. Обычно она звучит в конце былички, когда человек успешно справляется с угрозой, которая исходила от нечистой силы.

Место обитания и время появления

Леший живет в чаще леса, у заброшенных угольных ям[105], его логово может быть у лесной кочки, или у вывороченного с корнями дерева, сваленного бурей[106], или в дупле старого дерева[107].

Дядя Андрей срубил жилье лесного (вековую ель), и не рад был; над ним долго гилил [подшучивал — В. Р.] леший и провожал его до деревни, а на другой год овин сжег у него[108].

Иногда жилище лешего напоминает крестьянскую избу: «стоит дом-окобняк [особняк? — В. Р.]»[109], «стоит хороший дом, в окнах свет»[110], «[леший — В. Р.] живет в большой избе»[111]. В другом случае его «хата», наоборот, противопоставляется человеческому дому. Так, леший, повстречавший мужика в лесу, выводит его к озеру, на что мужик замечает: «не красна твоя изба, Иваныч [так герой былички обращается к лешему — В. Р.] <…> У нас, брат, изба о четырех углах, с крышкой да с полом. <…> А у твоей хаты, прости господи, ни дна ни покрышки!»[112].

Характеризуя положение лешего в пространстве, отдельно стоит сказать о так называемой дороге лешего (лешева тропа, леший след, леший переход), которая может быть понята двояко.

Во-первых, это дорога, проходящая по лесу, то есть по владениям лешего. На ней, особенно на росстани (перекрестке), запрещено ложиться спать: «вот старики рассказывают, что в лесу на тропе ложиться ночевать нельзя»[113], «а это говорят: нельзя на росстани ложиться спать!»[114], «никогда, гыт, на дороге не останавливайся ночевать! Отвороти в сторону. Тут же отвороти и ночуй»[115]. Если путник все же нарушает запрет, то леший начинает свистеть, хохотать, шуметь, разбрасывать костер, пинать, бить, будить, пугать спящих[116]. Иногда он прямо заявляет о своих правах на эту территорию: «Ты чё на мою дорогу лег? Уходи! Ты на моей дороге лежишь!»[117]

Во-вторых, есть особенный, невидимый для человека леший след. Часто его находят случайно, хотя иногда его примерное местоположение бывает известно («как к деревне идешь, озерко там, так говорят, лешачий переход»; «а там есь лешева тропа рядом с деревней»)[118]. Попав на него, путник не может найти дорогу к дому, блуждает, ходит кругами, теряется в лесу, заболевает[119].

Бурелом. Рисунок Ивана Шишкина. 1888 г.

Фотография © Finnish National Gallery / Hannu Pakarinen. Музей «Атенеум», Хельсинки

Леший след — это, с одной стороны, полное отсутствие дороги для человека, бездорожье[120], запретное или невозможное для пребывания пространство. С другой стороны человек, попавший во власть лешего или вступивший с ним в контакт, оказывается на чем-то вроде «выделенной полосы», движение по которой происходит без каких-либо усилий («леший несет»). Так, в сибирской быличке девушка, которую ведет за руку леший, идет легко и быстро, в то время как ее подруги вязнут в грязи, спотыкаются[121]. В других рассказах парни, идущие вслед за лешими, переходят реку вброд, не замочив одежды[122], мужчина оказывается на вершине скалы («как он туды?!»), откуда потом не может спуститься самостоятельно[123], унесенный лешим человек подхвачен вихрем[124], летит по воздуху[125]. Леший и его жертвы идут не по земле, а шагают «по лесу»[126], по верхушкам деревьев[127]. Движение по «дороге лешего» позволяет игнорировать законы реальности, поскольку она проходит как бы в ином мире; поэтому в мире человеческом леший следов не оставляет[128].

Закономерно, что если на «дороге лешего» располагается человеческое жилье, то оно оказывается зоной контакта человеческого и демонического миров, своего рода «проходным двором», пространством, открытым для демонических сил. В рассказе из Нижегородской области через дом, построенный на «чёртовой тропе», леший постоянно проходит, распахивая при этом все двери: «уж как хозяева запирают: и замок, и цепи — всё равно все двери настежь»[129]. В архангельской быличке леший посещает деревню, рядом с которой проходит «лешева тропа»[130].

В одной деревне были Святки, а там есть лешева тропа рядом с деревней. Один раз там было гостьбище, все веселятся, пляшут. А в одну избу, там беседа была,