Дмитрий Ершов - Хунхузы. Необъявленная война. Этнический бандитизм на Дальнем Востоке Страница 7

Подобными набегами промышляли бродячие шайки хунхузов, не имеющие определенной базы. Ими же практиковалось похищение людей (как правило — богатеев или их родственников) с целью получения выкупа. Оседлые шайки, контролировавшие порой значительную территорию, предпочитали добывать средства рэкетом. Купцы, зажиточные крестьяне, владельцы шаогодянь (спиртовых заводов) и прочие богачи могли стать и становились для хунхузов курами, исправно несущими полновесные золотые яйца. Достаточно было обложить жертву регулярной данью — подобная практика была самым распространенным делом. Как и в недавнем российском прошлом, требование периодических выплат объяснялось необходимостью охраны имущества жертвы от посягательств чужаков. В действительности инициатива хунхузов была, как сказал бы герой Марио Пьюзо, предложением, от которого нельзя отказаться. Со временем, помимо платы «за охрану», на богатые семьи возлагалась обязанность внесения залога за освобождение арестованных «братьев», поручительство перед властями, обеспечение шайки продовольствием и снаряжением, вооружение «своих» хунхузов и т. д. и т. п. Отказ от уплаты денег расценивался хунхузами как «измена», каравшаяся быстро и жестоко. К примеру, упомянутое выше нападение хунхузов на город Омосо в 1907 г. было вызвано отказом местного купечества «выкупить» у властей двоих хунхузов. Данью облагались не только богачи, но и все население, проживавшее на подвластной хунхузам территории. При этом размер дани, собиравшейся с бедноты, носил скорее символический характер, обозначая сам факт постоянного присутствия «братьев» в жизни округи и, в определенной степени, создавая хунхузам имидж «справедливых удальцов».

Если на «своей» территории хунхузы охраняли купцов в основном «от самих себя», то на торговых путях Маньчжурии их охрана полностью отвечала своему назначению. Каждый год, поздней осенью, когда дороги Маньчжурии, замерзнув, превращались в удобный для передвижения караванов зимник, купцы снаряжались в дорогу. На пути их подстерегали многочисленные опасности в виде солдат-мародеров и мелких бродячих шаек. В такой ситуации вооруженная охрана, предоставленная атаманом «своей» банды за соответствующую плату, помогала решить многие проблемы за меньшие деньги. Однако непосредственное присутствие в штате торгового каравана вооруженных до зубов «братьев» было возможно только в глухой местности, вдали от глаз властей. Во всех остальных случаях охрана торговых караванов осуществлялась при помощи так называемых баоцзюйцзы («страховых контор»). В начале XX в. только в Гиринской провинции действовало семь таких контор: «Фушуньбао», «Жишэнбао», «Фушэнбао», «Тунъибао», «Цзиншэбао», «Чаншуньбао» и «Луншэнбао». Каждая из указанных организаций содержала от 20 до 50 баошэн (стражников), сопровождавших караваны купцов. Страховая премия обычно составляла 3 процента от стоимости товара, однако ее размер мог колебаться. Дело в том, что баоцзюйцзы фактически служили посредниками между купцами и все теми же хунхузами. От величины требований последних в конечном итоге и зависел размер страховой премии. После расчета застрахованный обоз получал пяо (свидетельство), предъявлявшееся при встрече с «братьями», либо сопровождался баошэном, которого лично знали местные хунхузы. Если обоз грабила какая-нибудь залетная шайка, баошэн извещал о случившемся атамана «своих» хунхузов и вместе с его молодцами преследовал «отморозков». Баоцзюйцзы держали свои связи с хунхузами в строжайшем секрете, однако для всех и каждого это был секрет Полишинеля.

Владельцы спиртовых заводов, приисков, ферм и тому подобных заведений часто содержали охрану, предоставленную хунхузами. В этом случае «братья» поселялись на предприятии под видом рабочих.

В отличие от законопослушных граждан контрабандисты и старатели не утруждали себя маскировкой и соблюдением каких-то условностей при найме хунхузской охраны. Подобно «краснобородым», они сами принадлежали к миру преследуемых государством. Кроме того, нелегальные прииски и тайные торговые тропы, как правило, располагались в труднодоступных районах, куда полицейские силы предпочитали не наведываться.

Добыча золота и контрабанда сплошь и рядом практиковались и самими «краснобородыми». Ярчайший пример тому — «республика Цзяпигоу», жившая в основном незаконным старательством и сбытом желтого металла. В Уссурийском крае хищническое старательство хунхузов уже с конца 1860-х гг. стало для властей и местных золотопромышленников настоящей проблемой. Именно попытка властей прекратить незаконную промывку золотого песка на острове Аскольд в 1867 г. послужила поводом к первому столкновению русских военных сил с хунхузами — так называемой «Манзовской войне», о которой еще пойдет речь в этой книге. Нередко хунхузы действовали следующим образом: дождавшись окончания правильной разведки золотых россыпей русскими, набрасывались на золотоносный участок и в течение короткого времени истощали его наиболее богатые площади. При этом все остальное пространство загромождалось отвалами, что в то время делало дальнейшую разработку прииска невозможной. В начале XX в. уже знакомому нам инженеру В.Н. Рудокопову удалось посетить хунхузский прииск в Маньчжурии. Вот какая картина предстала перед его глазами: «Тропинка круто поднималась вверх, перевалила через небольшой водораздел, и мы очутились в неглубокой пади. Склоны ее были покрыты наносными отложениями и растительным слоем. В одном месте большая черная куча отваленной земли указывала на то, что здесь происходит какая-то выработка. Там действительно уже копошились только что вышедшие из фанзы хунхузы. Около отвала на склоне горы зияло небольшое черное отверстие, в которое входили люди и выносили оттуда в кожаных мешках землю. Это был вход в орту, с помощью коей шла здесь добыча золота. Темная серая галерея от входа шла в глубь горы сажен на тридцать и в конце давала разветвление в обе стороны. Это были штреки, шедшие по золотоносному слою. В их головах работало при свете тускло горящих лампочек две смены забойщиков». Со старательством был тесно связан такой малораспространенный промысел хунхузов, как чеканка фальшивой монеты. Часть добытого хунхузами золота переправлялась в Харбин. Здесь, в трущобах китайского района Фуцзядянь, в начале XX в. из него начали чеканиться русские пятирублевики. По размеру, весу и чистоте металла они полностью соответствовали монетам русской чеканки и охотно принимались даже банками! Тем не менее наличие гнезда фальшивомонетчиков под боком администрации КВЖД было недопустимо. В конце 1906 г. после долгих поисков русским сыщикам при содействии китайской полиции удалось накрыть один из хунхузских «монетных дворов». Выяснилось, что фальшивые пятирублевики чеканились на прекрасном компактном станке. В случае опасности он за секунды разбирался на составные части и мог быть незаметно разнесен в карманах одежды. Единственным отличием монеты, отчеканенной на таком станке, от настоящей был слегка скошенный гурт. Хунхузский пятирублевик не мог стоять на ребре, тогда как с аналогичными монетами царской чеканки это можно было проделать легко.

Еще одним излюбленным занятием хунхузов было выращивание опийного мака и контрабанда опиума. Приверженность опиекурению была в XIX — начале XX в. характерной особенностью китайского общества. На смену импортному наркотику, завозившемуся англичанами из Индии, быстро пришел опиум местного производства. Основными поставщиками опиума на севере Китая, а также на российском Дальнем Востоке в конце XIX столетия стали «краснобородые». Неприхотливый мак выращивался под контролем хунхузов повсеместно, как в Маньчжурии, так и в Уссурийском крае. Уже в 1896 г. репортер газеты «Владивосток» с удивлением писал: «Производство опиума в крае оказывается шире, чем мы предполагали. В свое время мы писали о том, что китайцы засевают несколько десятин земли около корейской деревни Корсаковки маком, идущим на производство опиума. Теперь нами получены сведения о том, что и в других местах края китайцы занимаются добыванием опиума. Между прочим, на землях, отведенных в пользование Шкотовскому причту, между деревнями Новороссийской и Шкотовой, и Майхэ — засевался арендующими землю китайцами мак для производства опиума». Условия для макосеяния и наркоторговли в русских пределах были особенно благоприятны, так как уголовное законодательство подобную практику не преследовало и русская администрация (особенно местная) до поры до времени смотрела на «промысел» китайцев с полным безразличием. По мнению «власть предержащих», единственный вред макосеяния состоял в… истощении почв. Китайские опиекурильни, распространенные в городах русского Дальнего Востока, беспокоили власти только как места скопления «темного люда». Борьба с наркоторговлей в русских пределах на уровне местной администрации началась лишь в 1907 г., а первая попытка законодательно ограничить ее относится только к 1913 г. К этому времени площадь маковых полей в Уссурийском крае достигала 3500 десятин. Маньчжурские плантации опийного мака также занимали обширные площади. В начале XX в. маковые поля делали весь район, прилегающий к станции Пограничная на КВЖД, похожим на лоскутное одеяло.