Нидерланды. Страна мельниц, тюльпанов и сыра - Виктория Хогланд Страница 7

Подозреваю, что тоже претендую на звание хрестоматийного персонажа юга Франции, так как являюсь славянской внешности почти блондинкой, с мужем-иностранцем сильно старше меня.

Мы, русские жены-молодки, видим друг друга издалека. Любое проявление приветливости и дружелюбия считается дурным тоном; следует направить затуманенный взгляд на горизонт или бутик «Шанель» и проплыть мимо, рассеянно крутя на пальце обручальное кольцо (бриллиантовую диадему, пакет Celine). У меня нет диадемы и пакета, зато есть глаза, которыми я вовсю рассматриваю своих собратьев. Важно также немедленно начать разговор с мужем (или кто там под руку подвернется) на любом иностранном языке, в котором все равно предательски проскакивает русская «р».

— Вода-то какая, Валентина Степановна! Ваша очередь! Лезьте в воду и Родика с собой берите! — обеспокоенные визгом лежаки разных национальностей встревоженно зашевелились, излучая неодобрительные сигналы, замахали хвостами, зашипели и отползли подальше. Могучая блондинка лет тридцати пяти, в сильно маленьком ей розовом пайеточном купальнике, выжимая химическую завивку и хирургическую грудь, вышла из воды, продолжая делиться впечатлениями.

— Солнце-то какое! Море. Галька! — последняя, правда, оказалось не назывным предложением, а женским именем. Галька охотно включилась в разговор, вернее, в ор, поддержала диалог про море, воду и солнце, потом компания проорала «хеппи бездей ту ю» затюканному мальчику Родику и отправилась обедать.

Я поняла, что именно эти многочисленные пайеточные груди живут в номере над нами, ибо кто еще станет в пятизвездочном отеле Martinez слушать «Желтые тюльпаны — вестники разлуки» и с чувством подпевать о том, что так хочется вернуться и ворваться в городок? Ближайшим соседям, впрочем, тоже хотелось ворваться, но только в их номер и набить Валентине Степановне лицо за ретро-дискотеку в полвторого ночи. В итоге после трех звонков на ресепшн компания угомонилась, чтобы на следующий день возродиться в лазурных волнах.

Другими обязательными акселями произвольной каннской программы являются, конечно, стильные европейские пары возраста 60+, плейбои с деньгами и долгами, пара дам в возрасте, сопровождаемая тренерами по теннису, садовниками и чистильщиками бассейнов, различные знаменитости, которых здорово узнавать на улицах. Ну и, конечно, нормальная приятная корректная публика всех национальностей.

Звуки. Шум моря, журчащая французская речь, в которую вклинивается английская (yes, one beer please) и иногда русская (ИГОРЬ! Не подходи к воде, я сказала, и шапку надень!!!).

И, конечно, главный звук — треньканье кассового аппарата, который не смолкает ни на минуту. Томаты моцарелла? Очень хорошо месье, трррентьк, двадцать пять евро. Бутылка воды? Трррр, десять евро. Лежак на пирсе? Шестьдесят евро трр…, о, вы находите, что это дорого? Конечно, мадам, мы устроим вас на пляже, двадцать пять евро, с подушкой — тридцать, массаж горячими камнями — сто девяносто, кафелаттетриннадцать, стосорокдвавосемьдесятчетыре…

И это все очень здорово — отведать этой сибаритской жизни на недельку. Прекрасно заказывать розе в двенадцать дня, искоса рассматривать даму на соседнем лежаке, увешанную золотом и собаками, пересчитывать яхты длиной более пятнадцати метров и делать селфи в очках и шляпе с широкими полями.

А по приезде обязательно прощебетать какой-нибудь блондинке, выходящей из бутика «Филипп Плейн» в Амстердаме: «О, дорогаааая! А почему тебя этим летом не было в Каннах (хотя плевала ты на нее и вообще видишь в третий раз в жизни, причем в первые два она лыка не вязала)? Непременно поезжай! Мы просто обожаааааем Канны!»

После этого уже можно выдохнуть, стать нормальным человеком, покупать в супермаркете уцененные помидоры и бежать на работу с одним накрашенным глазом.

И тайно ностальгировать по набережной, гальке, Гальке и Валентине Степановне.

Сан-Тропе. Знаменитый клуб «55». Ведра розе, лобстеры размером со среднего жирафа, модный диджей, загадочные девы неземной красоты с чеком во взгляде.

Я сдуваю с носа остатки фальшивых ресниц и искоса наблюдаю за местным драмкружком.

К двум белобрысым красоткам подкатывается чуть менее славянский, но отлично упакованный мужчинка. Безошибочно определяет язык коммуникации.

— Девочки, может коктейльчик, че как? — изящно заводит светский разговор поручик Ржевский.

— Пошёл ты на… — вяло отреагировали княжны Болконские.

— Понял, — невозмутимо откатил франт, — щас пива принесу…

В четверть восьмого воскресным утром

У моего любимого Марко Борсато есть чудесная песня «Дочка», которая начинается так: «В четверть восьмого воскресным утром слышу я тонкий голосок: „Папа, вставай, чмок-чмок“» (перевод вольный). Ну и дальше там, как это все мило и хезеллих, когда вот такие малолетние садисты, причмокивая, вытаскивают тебя из постели глубокой ночью, чтобы на весь день превратить тебя в давно мертвого, но зачем-то эксгумированного енота с мордой уставшей панды.

Каждый раз я в ужасе вздрагиваю, потому что представляю, что будет с моими домашними, если кому-то из них придет в голову совершенно суицидальная идея — разбудить меня раньше одиннадцати утра в мой выходной. И тонкий или толстый голосок тут уже не поможет, когда вам в голову летит будильник, утюг или мой пес Джино. Какой там чмок-чмок, когда на дворе воскресенье и семь утра? Мать спит! Под одеяло — и притвориться мертвыми!

Голландцы — совершенно очаровательные люди. Мне кажется, когда-то они договорились, создали специальное веренихен всех жаворонков, а сов жестоко утопили в каналах Амстердама. Как спартанских детишек. Ну чем еще можно объяснить совершенно нездоровое пристрастие к бизнес-встречам в семь утра? Как можно вообще функционировать в это время суток? Как, скажите мне, можно создавать регулярные пробки на хайвеях строго каждый день утром с шести до восьми? А вот в полдесятого (когда нормальные люди, по моему разумению, должны ехать на работу) — дороги пустые. Говорю вам, без веренихена и массового убийства любителей поспать не обошлось.

Веренихен, кстати, это объединение, комиссия, комитет. Голландцы их обожают. Их здесь огромное количество, и они обладают весьма значительной юридической силой. Даже самые странные из них. Например, как-то союз голландских клоунов устроил забастовку на улицах Амстердама. Они были возмущены тем, что их мало показывают по телевизору. Никогда себе не прощу, что не поехала и не приняла участие в митинге клоунов — Адри ласково говорит, что меня бы там приняли как родную.

Кроме того, существует, например, объединение велосипедистов-нудистов (нет, я не шучу и да, я их видела), также