Яков Берлин - Дикари, их быт и нравы Страница 9

Негры-ланги в области верхнего Нила тратят несколько лет на свой головной убор, который поднимается над головой целой башней в поларшина вышиной.

Самоанка в модной прическе.

А шлифовка и просверливание белого, как молоко, и твердого, как гранит, куска кварца, который бразильские индейцы носят на шее, требует нередко долгого труда двух поколений!..

Так уже в дикую жизнь, величавую своей бесхитростной простотой, вкрадываются суетные желания и начинают овладевать душой человека и править его деятельностью. Кстати здесь заметить, что у дикарей все украшения и наряды достаются на долю мужчин, — в полную противоположность европейским обычаям.

С неменьшим усердием, чем самих себя, дикари украшают предметы своего обихода.

Ботокуд с губной и ушными втулками.

Татуированный рубцами негр.

Когда европеец глядит на подобные вещи, он только диву дается: как сумел дикарь со своим грубым орудием исполнить столь тонкую работу, где набрался он такого вкуса и терпения! Представьте себе, например, громадный слоновой бивень, сверху до низу покрытый множеством фигурок в 3–5 сантиметров, словно в карнавальном шествии тянущихся бесконечной вереницей… Сколько труда — должен вложить в подобную вещь негр, вырезывающий эти фигурки простым ножом! Или взгляните на изображенные на нашем рисунке цепочки из моржового зуба, вырезанные на досуге алеутом его каменным и костяным орудием. Разве это не замечательный памятник человеческого терпения и настойчивости?

Цепочка алеутов из моржового зуба.

А все же дикарю исполнить такую работу легче, чем, например, срубить дерево. Ибо, украшая какой-нибудь предмет, он наслаждается своей деятельностью, испытывает творческую радость. И потому такая работа, как бы она ни была утомительна, привлекает дикаря и доставляет ему высокое наслаждение. Так, развлекаясь, он приучается понемногу к труду, и пустая, на первый взгляд, забава получает в его жизни значение важного дела.

Из праздных затей дикаря родится еще много иных неожиданных важных успехов. Так учатся они, забавляясь, разведению домашних животных. Изловив какую-нибудь тварь живою, дикарь часто приносит ее к себе домой, чтобы ради забавы вырастить и приручить ее. Под кровлей индейской хижины путешественники иной раз находили чуть не целый зверинец: тут они видели и крупных хищных птиц, и представителей безобидной крупной породы, и веселых попугаев, перьям которых индейцы могут придавать желаемую окраску, и забавных мартышек, и мускусных мышей, и проворных ящериц, бесшумно скользивших по жилью в погоне за сверчками. Все подобные твари пестуются и разводятся дикарем не ради мяса и не для какой-нибудь иной хозяйственной надобности, а исключительно из-за доставляемого ему их обществом развлечения. Даже яйца кур, гнездящихся под кровлей шалаша, не употребляются дикарем в пищу.

Но легко догадаться, что, познавши так в забаве искусство разведения животных, дикий охотник воспользуется им раньше или позже и для хозяйственных целей: из зверолова он станет тогда понемногу скотоводом.

Жадный до всякого рода развлечений, дикарь измышляет их многое множество. К любимейшему препровождению времени относится у них рассказывание сказок. Сказки да обычай — это главное наследство, которое достается им от отцов. И мы не должны ценить это наследство по нашим понятиям. Для дикаря сказка совсем не то, что для нас. Мы с детства уже привыкаем видеть в сказке один лишь занимательный вымысел, а дикарь слышит в своей сказке и мудрость предков, и научную истину. Сказка объясняет ему, как весь мир устроился таким, каким есть, она сохраняет для него предания о жизни его родоначальников, — и он верит каждому ее слову, слушает ее, как мы слушаем неопровержимые объяснения преподавателя на уроках физики. Сказочники, умеющие верно, не искажая, передавать подобные сказки, пользуются среди них огромным почетом.

Давно-давно, в ту пору, когда наши сказки только создавались, они заменяли нашим предкам всякие учебники. В них отражались народные верования и народная мудрость, все тогдашние понятия о природе и о человеке. И потому для наших предков — их создателей— сказки вовсе не были простой забавой. Только позже, когда знание человека расширилось и углубилось, он перестал верить сказке и приписывать ей серьезное значение. И подобно старинному оружию, вытесненному новым, более совершенным, — подобно луку, праще и щиту, сказка, заброшенная взрослыми, нашла себе последний приют в детской. Там она, словно старый, отслуживший свою службу инвалид, стала собирать около себя ребятишек и служить неиссякаемым источником их развлечения.

Богат и разнообразен запас сказок у дикарей; и ночью, собравшись вместе у костра, да длинными зимними вечерами, они любят пересказывать их вновь и вновь. Фиджийцы на Тихом океане целыми ночами слушают своих рассказчиков. Один предприимчивый европеец заработал в их стране порядочную сумму денег, переходя из селения в селение и рассказывая жадно внимавшим ему туземцам сказки из «Тысячи и одной ночи». Однако, при всей своей любви к сказкам, дикари, собравшись вместе, предпочитают им другого рода развлечения — более веселые и шумные, — такие, что каждый может принять в них деятельное участие. Мы говорим об их играх и плясках.

Как и слушанье сказок, игры стали теперь у степенных европейцев больше делом детей; взрослому человеку, по их мнению, смешно и не к лицу «играть». Не то у дикарей. По своей любви к играм они лишний раз напоминают наших малых ребят.

Новозеландцы, упражняющиеся на гигантских шагах.

Среди их игр, в которых принимают одинаково деятельное участие и женщины, и мужчины, и даже подчас старики, есть много знакомых и нам: например, игры в мяч, обошедшие весь шар земной, ходьба на ходулях, известная в восточной Африке и в Полинезии, игры в кости, в «ладошки», в «кошки и мышки», в «кольцо» и т. п., встречаемые в том или ином виде у многих диких племен. На некоторых островах Тихого океана туземцы забавляются во время праздника жатвы пусканием змея. Буряты в Сибири развлекаются игрою «бура», в которой собравшиеся, взявшись за руки, стараются оградить верблюжонка от свирепого старого самца-верблюда, как мы делаем это при игре в кошки и мышки. Им знакома также наша игра в «кольцо», только у них сидящие тесным кругом участники игры передают друг другу не кольцо, а рукавицу. Тлинкиты в Америке забавляются знакомым и нам угадыванием, в какой руке спрятан искомый предмет. Эту игру путешественники встречали также и на далекой южной окраине Африки у готтентотов.

Но наряду с такими общеизвестными и у нас играми, дикари придумали много своеобразных, незнакомых нам, в которых они выказывают всю свою неподражаемую ловкость и силу. Полинезийцы не раз восхищали, например, европейцев своими великолепными играми на море, на волнах которого они держались не хуже наших чаек. На нашем рисунке представлена одна из подобных забав гавайцев. Они выплывают с особыми досками за версту от берега и возвращаются вместе с приливом, чтобы во время прибоя спускаться на своих досках с гребней бурных валов в несколько аршин высотой.

Игра гавайцев на воде.

Раз отдавшись какой-нибудь игре, дикарь готов забыть обо всем на свете. Индейцы состязались иногда в игре в мяч, племя против племени, причем такая игра длилась много дней подряд и дорого обходилась проигравшей стороне: племя криков проиграло однажды таким образом чирокам обширные охотничьи угодья. А гавайцы, состязаясь в бросании камней в игре «лала», ставили на один удар свое имущество, жен, детей, даже кости своих рук и ног после смерти и, наконец, самих себя.

Еще страстнее, чем игре, дикарь предается пляске. Быть может, читателю не раз самому приходилось «прыгать от радости»; вспомнив это, он будет меньше удивляться тому, что дикари пляшут при всяком возбуждении, так что пляска становится для них как бы особым языком для выражения их чувств и мыслей.

Один путешественник, проведший долгое время среди диких веддов на о. Цейлоне, рассказывает, что они пляшут по всякому поводу — когда радуются сытному обеду или удачной охоте, когда хотят удалить мнимых злых духов или призвать добрых, когда пытаются излечить больного. А другой путешественник говорит про краснокожих Северной Америки: «Пляска для них, это — серьезное и многозначительное дело, играющее важную роль при любом происшествии в частной или общественной жизни.

Англичанин Пенн, основатель колонии Пенсильвании, пляшет с индейцами для закрепления заключенного с ними договора.

При всякого рода переговорах между двумя племенами послы приближаются к стану иноплеменников с торжественной пляской. Перед выступлением в военный поход исполняется дикий воинственный танец. Приносят ли божествам умилостивительную жертву, празднуют ли рождение ребенка, или оплакивают смерть друга, — все подобные случаи ознаменовываются у них соответственными танцами, выражающими их чувства. Пляска почитается и за наиболее действительное средство для излечения больного; а когда он сам не в силах вынести такого утомительного упражнения, знахарь делает это за него».