Александр Кистяковский - Исследование о смертной казни Страница 11

д) Считают смертную казнь необходимою для защиты порядка нравственного. Но почему только смертная казнь может защищать этот порядок, а не тяжкое тюремное заключение? Очевидно, на этот вопрос не может быть специального ответа, а разве — общие фразы или ссылка на то, что так принято, так всегда считалось. Если под нравственным порядком разуметь известный строй общественный, то очевидно, что наказание вообще и без смертной казни, наряду с многими другими общественными учреждениями, действительно способствует защите этого порядка. Но если под нравственным порядком разуметь собственно убеждения, ту внутреннюю деятельность человека, которая незрима для глаза, но которая составляет источник деятельности, то здесь смертная казнь и бессильна, и не нужна, и даже опасна. Бессильна, как всякое грубое физическое средство, не способное развить добрые мысли и честные побуждения; наказание только тогда может быть мерою, способствующею утверждению указанного нравственного порядка, когда в него действительно внесены известные качества для достижения этого, — что хотят сделать из тюремного заключения. Не нужна, потому что главная нравственная сила государства заключается в здоровой части общества, которая и служит хранителем нравственных убеждений и главною опорою общественной жизни. Нравственные убеждения этой части общества живут и крепнут помимо не только жестоких казней, но и всяких наказаний. Странно строить силу нравственного порядка на казнях и преступниках; на этом фундаменте не может существовать ни одно общество. Опасна смертная казнь для защиты нравственного порядка потому, что для этой цели опасно употреблять и вообще наказание: не напрасно современная наука права проводит твердую границу между правом и нравственностью, занимаясь исключительно первым и предоставляя вторую на долю других отраслей общественной деятельности.

Итак, смертная казнь не необходима для безопасности государства. Но, может быть, казнь преступника полезна в том отношении, что она воздерживает от преступлений других, будущих преступников; может быть, лишение жизни одного виновного сохраняет жизнь многим невинным? Решение этого вопроса составит предмет следующего параграфа.

II. Противники смертной казни положительно утверждают, что смертная казнь не устрашает и не удерживает людей, наклонных к тяжким преступлениям. В подтверждение этого положения они приводят целый ряд опытных доказательств. Именно: история народов и судебные летописи не только не говорят за устрашимость смертной казни, а напротив, доказывают, что где были жестокие законы, там и преступления были часты. В Англии еще в первой четверти нынешнего столетия статуты содержали более 200 угроз смертною казнью за самые разнообразные роды и виды преступлений; однако ж не было страны, где бы при равной степени цивилизации относительно совершалось столько преступлений, сколько в Англии. В то же самое время во Франции, стране с гораздо большим народонаселением, но с законами более мягкими, тяжких преступлений совершалось несравненно меньше. С другой стороны, с отменой смертной казни в Англии за многие преступления количество их не только не увеличилось, но даже уменьшилось, чему доказательством служат статистические данные. То же самое явление повторилось и в других странах, где смертная казнь была отменена или за некоторые преступления, или же вовсе. Ливингстон представил неоспоримые доказательства того, что в Луизиане количество тяжких преступлений во время существования смертной казни было больше, чем тогда, когда она была отменена за многие преступления. Во время довольно продолжительной, сначала фактической, потом и по закону, отмены смертной казни в Тоскане (с 1774 по 1786 г. смертная казнь хотя не была отменена, но ни один приговор не был исполнен, с 1786 по 1790 г. она была отменена законом) и в Австрии (с 1781 по 1787 г. была приведена в исполнение одна только казнь, с 1787 по 1796 г. смертная казнь была отменена законом) количество тяжких преступлений не увеличилось; этот факт был заявлен относительно Тосканы губернатором ее в донесении Наполеону I, а относительно Австрии — в самом императорском Декрете 1803 г., которым снова была восстановлена смертная казнь. В трех штатах Северной Америки смертная казнь была отменена: в Мичигане в 1847 году, в Род-Айленде в 1852 г., в Висконсине в 1853 г. По уверению президентов этих штатов, со времени этой отмены число уголовных преступлений не увеличилось в этих государствах. То же самое подтверждено и относительно швейцарского кантона Фрейбурга, в котором смертная казнь отменена в 1848 г. По свидетельству министра внутренних дел Швейцарской конфедерации, официальное исследование, произведенное с специальною целью узнать результаты действия фрейбургского уголовного кодекса, удостоверило, что ни преступления вообще, ни насилия против лиц в частности не были в течение последних 15 лет (с 1848 г., со времени уничтожения смертной казни, по 1863 г.) многочисленнее, чем в предыдущие 15 лет. Миттермайер, спрошенный в 1864 г. Лондонским обществом для отмены смертной казни относительно результатов отмены этой казни в Ольденбурге и Нассау, отвечал, что по новейшим письмам, полученным им от представителей юстиции этих герцогств, число как предумышленных, так и простых убийств не потерпело никакой перемены от этого обстоятельства и что отнюдь не чувствуют нужды восстановить смертную казнь. Если перейдем от общих явлений к частным случаям, то найдем в них подтверждение того же самого. Многие преступники прежде совершения смертного преступления, за которое они были казнены, присутствовали при казнях других преступников: священник Робертс из Бристоля уверяет, что из 167 человек, которых он напутствовал пред казнью, 161 объявил, что они до совершения преступления присутствовали при казнях. В Англии и Франции нередко встречаются целые семьи, которые из поколения в поколение являются, так сказать, поставщиками для эшафота; в этих семьях деды, отцы, братья сложили голову на плахе или пошли на виселицу. В больших городах время и место совершения казней считаются ворами за самые благоприятные обстоятельства для совершения воровства.[4] Совершение убийств в самый день казни или в скором времени после, когда еще народные толки не замолкли об этом событии, есть самое обыкновенное явление. Богородский упоминает об убийстве на другой день казни, Ливингстон же приводит случай убийства в самый день казни. Комиссия законодательного собрания в Массачусетсе в 1835 г. указала, в доказательство, что смертная казнь не устрашает, на нескольких преступников, совершивших преступление непосредственно после казни, при которой они присутствовали. В 1824 г. в Ирландии палач, который часто исполнял смертные приговоры, сам совершил воровство, за которое он подлежал смертной казни. Много случаев совершения убийства пред казнью или после казни приведено в 4-й тетради трудов Бельгийской ассоциации для уничтожения смертной казни.[5]

Те, которые считают смертную казнь устрашительною, обыкновенно судят о преступниках по себе, основывают доказательства на своих собственных чувствах, или еще чаще на чувствах предполагаемого ими существа, живущего в их воображении: они представляют его боязливым, трусливым и вечно рассчитывающим; вследствие этого им кажется, что чем угроза жестче, тем узда могущественнее. Но на деле выходит не так. Когда человек замышляет преступление, в его душе преобладает не страх наказания, а надежда на ненаказанность. Хотя человеку врождено чувство самосохранения, которое побуждает его избегать неприятностей, лишений и смерти, но это чувство нисколько не подавляет в нем других страстей. Если бы страх смерти абсолютно господствовал над человеком, не было бы ни самоубийц, ни солдата, ни матросов; человеческий род не знал бы ни рискованных и опасных предприятий в отдаленные страны, ни ремесел, мало благоприятных здоровью. Человек часто поступает так, как будто он ничего не боится; он злоупотребляет своими силами, он играет своею жизнью, как будто он никогда не может умереть. Причина, отчего человек так поступает, лежит в случайности опасностей, располагающей человека к забвению, и в непреодолимой силе природных побуждений и страстей, которые ослепляют человека и за близким настоящим скрывают опасное будущее. Потому-то рудокоп, работник на пороховом заводе, солдат, матрос часто в виду смерти пренебрегают ею за умеренное содержание. Потому-то и преступник, несмотря на угрозу смертной казни, совершает, под влиянием других побуждений, преступление. Страх смертной казни имеет одинаковую силу как над честным человеком, так и над преступником, и как первого он не удерживает от опасных предприятий, так последнего не останавливает на пути к преступлению.[6] Так как смерть есть удел всех людей, то отвлеченный страх смерти не может поражать сильнее преступника, чем честного человека, которому каждую минуту может приходить мысль о смерти. Какое действие может иметь угроза смертью на отчаянного человека, душою которого овладевает какое-нибудь исключительное чувство, как например: зависть, ревность, мщение, корысть, — чувство постоянное, повелительное? Для такого преступника смерть теряет значение; иногда он сам по совершении убийства или отдается в распоряжение правосудия, или налагает на себя руку.