Юрий Лифшиц - Поэты об интимном. Сборник статей Страница 10

Находясь на распутье своих размышлений, я вспомнил о Л. Кэрролле. Переводчик обеих «Алис» сталкивается практически с той же проблемой, что и я в данной ситуации. В «Алисах» Кэрролла полным-полно пародий на стихи современных ему авторов, которые уже никто из ныне живущих англичан не воспринимает как пародии. Как же их переводить? В силу того, что сказки Кэрролла переводятся в России без малого полтораста лет, у нас при переложении его стихотворных пародий наметилось многообразие подходов. Н. Демурова, к примеру, переводила исходные тексты, снабдив свое переложение, предназначенное для академического издания, еще и переводами стихов, послуживших объектом для пародирования, – и была в своем праве. Б. Заходер составил пародии на известные русские стихи – и никто не поставил ему это в вину. Сам Кэрролл в пору европейского успеха своей книги как раз и рекомендовал ее иностранным переводчикам поступать в соответствии со своими литературными традициями, то есть давал им «вольную» и на перевод пародий и на сочинение собственных стихотворений-нонсенсов, которые так украшают его сказки.

Кэрролл убедил меня окончательно в правильности моей позиции, и я взялся за перевод. В первой версии из Signior’а Dildo я соорудил Синьора Елду, прельстившись схожестью звучания английского и русского слов. Однако специалисты нашли имя моего новорожденного персонажа, с одной стороны, псевдофранцузским, с другой – португальским, сам же я по прошествии некоторого времени уверился в мысли, что оно имеет отчетливо русский колорит. Поэтому для настоящей статьи я изготовил свежую версию стишка, каковую и предлагаю вниманию тех, кому удалось дочитать настоящие заметки до самого конца.

Джон Уилмот, граф Рочестер

Синьор Фалло

Английские леди, веселые крали,когда Герцогине вы ручку лобзали,ужели в ту пору вам не повезлоузнать Итальянца Синьора Фалло?

Служил Герцогине он в поте лица,она обращалась к нему без конца,но к мужу уходит, раззявив хайло:«Я знать не желаю Синьора Фалло!».

Когда на Сент-Джеймсе красотки спешаткупить, украшая себя и наряд,перчатки, помаду и пудры кило,там можно найти и Синьора Фалло.

Имеет он непримечательный вид,поскольку обычною кожей покрыт,но столь благородно его ремесло,что ниц вы падете, молясь на Фалло.

Миледи Соссаун (живите сто лет!)его вы одели и вывели в свет.В чужие дела не совал он мурло,и скромным сочли молодого Фалло.

Миледи Кобылли, не видя вреда,держала Фалло под ружьем завсегда,но дочь поступила мамаше назло,украв по приезде Синьора Фалло.

Графиня Дамврот, как судачит народ,лакеям ливреи шикарные шьет.Она б не потратилась на барахло,прознав о могучем Синьоре Фалло.

Графине Развратли помочь он сумелхмельных надоед оставлять не у дел.Графиня, нужду в нем имея зело,хранит под подушкой Синьора Фалло.

В миледи Губье члены шли косяком(нет столько песка на прибрежье морском),во рту пробуравив такое жерло,что примет он только Синьора Фалло.

Любая графиня ужасно ловкалюбить до безумия член дурака.Хлыщей бы изгнали, почуяв сверлои нежную силу Синьора Фалло.

Блуддон, герцогиня, хотя и скромна,с таким кавалером легла и она.Чтоб сплетничать мужу на ум не пришло,ему отряжает в швейцары Фалло.

Графиня Членаут (твердят, что со злаона одну даму со свету сжила),уменьшись у ней ухажеров число,удовлетворится Синьором Фалло.

Рыдают красотки Хуард и Шелдон,что он позабыл их, покинув Лондон.Земляк Итальянца, наморщив чело,вернуть обещал им Синьора Фалло.

Заброшена Принцами Крошка Хуард,но ею владеет обмена азарт:во рту все прогнило, но снизу дуплокак будто в меду для Синьора Фалло.

Святейший Сент-Долбенс, веселый старик,что делать добро чужестранцам привык,в карете в ближайшее скачет село —на воздухе встретить Синьора Фалло.

Будь он поизвестней, от ловких купцовизбавил бы жен, чьи мужья от роговуже не спасутся, бранясь тяжелос двумя братанами: Лобком и Фалло.

Приметив Синьора, голландская мразь,жена Резоглотта, пердеть принялась,а дочь начертала, взяв в руки стило:«Британия ждет вас, Минхер ван Фалло».

К наезднице Найт прискакал он опять,чтоб леди услугу в ночи оказать.Хоть близок с ней Членцо, однако седлосвое она двигает к носу Фалло.

Он крепкий, здоровый и глухонемой,как свечка, морковь или палец большой.Но скажете вы, что их время ушло,воздав по заслугам Синьору Фалло.

Граф Членцо, напыжившись, как монумент,поклялся в сердцах, что умрет конкурент,но, сил не имеючи «встать на крыло»,кричит, что нет жизни в Синьоре Фалло.

А члены, что жили весь век без забот,теперь, получив от ворот поворот,собрались оравой – штыки наголо —и с яростью бросились дрючить Фалло.

Летел чуть живой вдоль по улице он,и с гиканьем члены бежали вдогон,а девки, оконное сдвинув стекло,орали: «О, небо, помилуй Фалло!».

От смеха старухи попадали ниц,увидев болтанку бегущих яиц.Но их, невесомых, как ветром снесло —куда им тягаться с Синьором Фалло!

Ссылки

1. Wilmot, J., 2-nd earl of Rochester. Signior Dildo [Электронный ресурс] / Режим доступа: https://allpoetry.com/Signior-Dildo

2. Уилмот, Д. Синьор Дильдо [Электронный ресурс] / Пер. А. Лукьянов. – Режим доступа: https://www.stihi.ru/2007/06/29-1647

3. Уилмот, Д. Синьор Дильдо / Пер. Е. Фельдман // Семь веков английской поэзии. Кн. 1 / Сост. Е.В.Витковский. – М.: Водолей Publishers, 2007. – 1032 с. – С. 850—853.

Поэты об интимном. От царя Соломона до Юрия Лукача

                                          1

Вообще-то представляется странным, почему ранее никто из профессиональных филологов, лингвистов, филингвистов и лифилологов не заинтересовался тем, каким образом в сочинениях поэтов преломляется тема взаимоотношений между полами – в их непосредственной, если хотите, постельной связи. Постель, между прочим, великий источник вдохновения, кладезь стихотворного совершенства, и даже – не побоимся этого слова – перводвигатель поэтической мысли. Поэт, добившись от своей любимой необходимого и достаточного, творит красоту во всех ее проявлениях, возлюбляет братьев и сестер своих меньших и никогда никого не бьет по голове, даже если порой и хочется. А не добившись, – размышляет о смысле жизни, о Перводвигателе Вселенной, задумывается над тем, как ему обустроить Россию, а из этого, насколько известно, ничего хорошего обычно не проистекает – ни для смысла, ни для Вселенной, ни уж тем более для России.

Также вызывает недоумение тот факт, что за подобное исследование не взялись литературоведы, ведь откровенные стихи – неисчерпаемый источник сведений, позволяющих оценить личность поэта, его неповторимую сущность, его внутренний (и внешний) мир. Как ни прячется поэт под личиной своего лирического субъекта, именно в такого рода стихах он проявляет свое собственное – ни больше, ни меньше – мужское (или женское, если поэт – женщина) естество, а разве это не позволяет положить соответствующие поэтические строки под микроскоп литературоведческого анализа? В качестве примера, косвенно подтверждающего нашу мысль, приведем одну-единственную строку из монолога Гамлета (У. Шекспир. Гамлет. Акт 1. Сцена 2) в различных переводах и попробуем их сравнить. Вот эта знаменитая сентенция (найдите-ка у Шекспира незнаменитые строки!):

Frailty, thy name is woman!

Максимально упростил здесь себе задачу Михаил Лозинский, изобразив на бумаге буквальную и в силу этого донельзя скучную констатацию факта:

«Бренность, тыЗовешься: женщина!».

Примеру Михаила Леонидовича последовала Анна Радлова, проявившая простительную для женщины слабость, значительно ослабив (извините за дурную тавтологию) исходный текст нисколько не обидным для женского сословия прочтением:

«Слабость – имяТвое, о женщина!».

Прочие же переводчики-мужчины, как нам представляется, передали это место, явно сообразуясь с тем, сколько сами они натерпелись от представительниц противоположного пола. Кроме того, все они, дабы придать шекспировской мысли лапидарность и завершенность афоризма, не стали – в отличие от Лозинского и Радловой – переносить смысл из одной строки в другую, то есть, говоря по-русски, обошлись без анжамбемана.

Николай Полевой:

О женщины! ничтожество вам имя!

Борис Пастернак: