Олег Егоров - Русский литературный дневник XIX века. История и теория жанра Страница 25

Рисуя близкого ему и самого дорогого человека, тетку Т.А. Ергольскую, Толстой создает целостный диалектический образ, в котором сочетаются реальные свойства ее характера и отношение к ней ее племянника: «Что за прелесть тетенька Татьяна Александровна, что за любовь!» (11.07.56); «Тетушка Татьяна Александровна удивительная женщина. Вот любовь, которая выдержит все» (1.07.56); «<...>Татьяна Александровна возмущает меня» (3.06.56); «Татьяна Александровна даже мне неприятна. Ей в 100 лет не вобьешь в голову несправедливость крепости» (20.05.56); «Скверно, что я начинаю испытывать тихую ненависть к тетеньке, несмотря на ее любовь» (12.06.56); «<...> Я с тетенькой был сух. Она все та же. Тщеславие, маленькая, красивая, чувствительность и доброта»[170].

Итак, конструктивный образ – это, с точки зрения эстетики дневникового жанра, наиболее полноценный тип воспроизведения человека. Он отличается целостностью, несмотря на некоторые, порой значительные негативные суждения автора. Он в большей степени, чем другие разновидности, претендует на объективность. Численно такие образы преобладают в дневниках XIX в. и отражают реалистическую тенденцию жанра.

б) репродуктивный образ

Видное место в системе дневниковых образов занимают такие, которые самими авторами не строятся, а лишь воспроизводятся со слов других лиц. Наличие таких образов в дневнике обусловлено спецификой дневникового метода. Дневниковед производит отбор материала из разных источников, в том числе из непрямых. К последним относятся факты, очевидцем которых автор не был. Поэтому закономерно, что наряду с событиями он воспроизводит и их главных действующих лиц.

Семантика репродуктивного образа зависит от общей творческой установки автора. Одних дневниковедов подобные типы привлекают своей экстравагантностью, необычной судьбой, других – исторической значимостью. В контексте записи их функция соответствует идейной направленности повествования. Иногда подневная запись посвящается им целиком. В таком случае данный образ надо рассматривать в свете господствующей тенденции дневника соответствующего периода его ведения.

Помимо личных интересов и вкусов автора появление репродуктивных образов в дневниках объясняется социально-историческими причинами. Их число возрастает в 1860-е гг. и в конце века. В другое время оно держится приблизительно на одном уровне. Повышенный интерес в эти эпохи к подобной разновидности образов обусловлен «информационным взрывом» и усилением роли «чужого» слова как одного из источников информации. Дневник более оперативно, чем другие жанры, прореагировал на эту общественную тенденцию.

Эстетическое содержание репродуктивного образа заключается в его исключительных выразительных возможностях. Репродуктивные образы зачастую ярче других, они быстрее и лучше запоминаются. Нередко такие образы бывают носителями типических черт, но главным в них является не общее, а особенное.

СП. Жихарев в своем дневнике занимается своеобразным коллекционированием типов, о которых ему рассказывают в разных московских и петербургских домах старики и бывалые люди. Далеко не всегда подобные типы импонируют эстетическому вкусу автора (и он оговаривает это обстоятельство), но страсть к собиранию всего оригинального, из ряда вон выходящего оказывается сильнее, и он воспроизводит в своем журнале без изменений характеристики лиц, данные его знакомыми: «Ну, а Хрунов что за птица? – спрашивает Жихарев у некоего Кобякова во время екатерингофского гуляния. – Хрунов не только певец и плясун, но и главный полковой актер, отличившийся в роли самозванца. Он из солдатских детей, служил унтер-офицером в Измайловском полку, теперь в отставке; поет, пляшет и составляет необходимую принадлежность вечеринок офицеров Измайловского полка и даже самого шефа этого полка <...> Малый разбитной: его весело слушать»[171].

Не менее глубокий интерес питал к всевозможным оригиналам и «антикам» В.А. Муханов. В его дневнике представлена целая галерея репродуктивных образов прошлого и современности. Мало того, вместе с иконическими образами репродуктивные количественно преобладают над конструктивными. По полноте раскрытия и выразительности они значительно превосходят последние: «<...> Говорили также о живущем в Ельце прорицателе. Это очень красивый крестьянин. Черты лица у него правильные и тонкие. Разговор с ним очень приятен. Когда он говорит, невозможно не слушать его и не хочется с ним расставаться. Голос у него мягкий, слова ясные и изящные, и он немедленно привлекает вас к себе. На близких ему производит он самое благотворное действие. Посещавшие его духовные лица отзываются, что не только не следует препятствовать, чтобы народ собирался к нему, а надо облегчить к нему доступ»[172].

Ту же тенденцию к воспроизведению всевозможных чудаков и «отцветших цветиков» (термин А.Ф. Писемского) развивает в своем дневнике историк И.Е. Забелин. Среди необозримого богатства образов его летописи данный тип занимает достойное место и отвечает его интересам к исследованию исторической эпохи в совокупности всех деталей и подробностей, мелких фактов и «второстепенных» лиц: «Был я у Карпова с Шубинским. Он рассказывал, между прочим, о Хмырове. Это был чудак сумасшедший, ногти никогда не обрезал. В одних калошах ходил 13 лет. Летом зелени деревьев не любил и жил в Санкт-Петербурге. Питался одним бульоном. Беспрестанно пил чай. На всякий маскарад непременно являлся и тратил для того последние деньги. Помер с голода от истощения сил. Но по всему выходит – добровольно. Схоронен на общественный счет. И прибавлю, превознесен своим кружком вроде Ивана Яковлевича»[173].

Иную тенденцию в создании репродуктивных образов развивает НА. Добролюбов. Свой дневник он вел в годы общественного подъема и в период психологической индивидуации. Большое значение для него в это время имели крупные исторические личности – мыслители, политики, общественные деятели. Поэтому естествен его интерес именно к этой разновидности людей с точки зрения самовоспитания и жизненного самоопределения. Юношеский дневник Добролюбова насыщен сведениями о разных лицах, почерпнутыми из разнообразных источников – слухов, анекдотов, исторических свидетельств очевидцев. Но преобладают среди них известнейшие люди прошлой эпохи и современности. Одним из них является Н.А. Мордвинов, образ которого воссоздается со слов знакомых Добролюбову людей: «Это – человек, лично знакомый с Герценом и имеющий тенденции совершенно такие же, как и этот человек»[174]. И далее излагается пространная история Мордвинова.

Репродуктивный образ сохранял свою значимость на протяжении всего века потому, что он отвечал коренной потребности жанра. В программе или замысле авторов дневников в качестве одного из пунктов было пополнение дневника разнообразными материалами из чужих источников. Созданный множеством людей, «молвой», репродуктивный образ приобретал особое звучание и походил на фольклорный. От этого он получал дополнительный эстетический заряд.

в) иконический образ

Наряду с образами живых людей в дневниках XIX в. встречается довольно значительная группа образов, которые воссоздают облик и жизненный путь тех, кто ушел из жизни. Обычно это люди, оставившие по себе добрую память или в какой-то степени повлиявшие на судьбу автора. Композиция их образов существенно отличается от двух других типов.

Иконический образ представляет собой завершенный социально-психологический портрет человека. В нем выделяется все наиболее ценное, значительное. Второстепенное же, наоборот, убирается. Дневниковед производит отбор черт характера и результатов деятельности изображаемого лица. Выделенные качества призваны как бы увековечить память о данном человеке. Тем самым о нем произносится последнее, окончательное слово. Поэтому иконический образ статичен, и статика является его коренным свойством.

В эстетическом отношении у такого образа есть свои преимущества и слабые стороны. Он походит на характер или тип в художественном смысле и кажется выразительнее других образов. Но, будучи лишен «случайного», преходящего, больше походит на репрезентативный портрет в живописи классицизма. В нем «обязательные» черты преднамеренно усилены. Дневниковед обыкновенно стремится быть как можно более объективным при создании иконического образа и ради этой цели работает крупными «мазками», в то время как светотень, рефлексы, моделировка, так много дающие для понимания внутреннего содержания образа и в литературном портрете выражающиеся в подробностях жизни человека, не используются им, что обедняет содержание образа.

Продуктивность иконического образа объясняется тем, что большинство дневниковедов, как правило, откликалось на смерть замечательных людей. Дневник был жанром, в котором можно было свободно и полно говорить о них.